Шаровая молния 2 - Александр Викторович Горохов

Румынии, Венгрии, Финляндии, используются против нас. Ты знаешь, что чуть ли не половина танков, с которыми немцы вступили в войну, чешского производства? Что половина грузовиков в вермахте — европейские трофеи немцев? И не просто трофеи, но ещё и производящиеся сейчас в Чехословакии и Франции. Что среди пушек и гаубиц, из которых стреляют в наших бойцов немецкие солдаты, полно французских и чешских, а среди зениток — голландских? Что немецкие самолёты-разведчики Фокке-Вульф-189 собираются во Франции? И перемалывать всё это нам придётся очень и очень долго.

И снова те же слова, что произнесла в его адрес тёща, но уже высказанные парнем с комсомольским значком на лацкане синего рабочего халата:

— Вы пораженец! Вы не верите в силу Красной Армии!

— Я реалист, — нахмурился Николай. — И я реально оцениваю противника, а не занимаюсь шапкозакидательством, как некоторые. Потому что недооценка противника — одна из фатальных ошибок в военном деле, чреватая просто катастрофическими последствиями для недооценивающего его. Поэтому дискуссию о том, что вас необходимо отпустить на фронт, я объявляю закрытой!

Майор хлопнул ладонью по столу.

— Фронт ждёт не вас, толком не умеющих обращаться с оружием, а того самого оружия, которое поможет красноармейцам эффективно перемалывать гитлеровцев. Прямо отсюда я направляюсь в горком партии с требованием поднять списки старших школьников, занимавшихся в радиокружках, и провести среди них комсомольский набор в вашу лабораторию. А вы обязаны… Я повторяю: обязаны! Обязаны в кратчайшие сроки превратить их в специалистов, равных по уровню знаний вам сегодняшним. А тебе лично, — ткнул он пальцем в комсорга. — Партийное поручение от уполномоченного Государственного комитета обороны: организовать интенсивное обучение этих ребят всему, что уже знаете вы.

Нужно ли говорить, что это поручение было продублировано ещё и решением горкома комсомола, или достаточно будет вспомнить о правах, прописанных в мандате уполномоченного ГКО Демьянова?

47

Как говорится, накаркал!

Как позже удалось выяснить Демьянову, 20 июля командующий Западным направлением, воспользовавшись вызовом Жукова в Ставку, отдал приказ командующим 7-м и 5-м механизированными корпусами генерал-майорам Виноградову и Алексеенко нанести удар из района Богушевска и Орши в направлении Бешенковичи, Сенно, Толочин. Как когда-то цитировал Сталину Николай, раскрытой пятернёй, по расходящимся направлениям.

Цель контрудара была благая: ослабить натиск немцев на Витебск. Вот только исполнение этой задумки…

Начнём с того, что контрудар, хоть и прорабатывался штабом фронта, но был ещё абсолютно «сырым», не обеспеченным соответствующими ресурсами. В результате четырём танковым и двум стрелковым дивизиям (причём, танковые отдельно, каждая из стрелковых отдельно) пришлось расшибать лбы об оборону, пусть и серьёзно потрёпанных, четырёх танковых и одной моторизованной немецких дивизий. Без должной разведки, без серьёзной артиллерийской и авиационной поддержки, без связи между дивизиями.

В результате к концу 21 июля, когда вернувшемуся из Москвы Жукову удалось получить разрешение на прекращение операции, от почти 1400 советских танков, участвовавших в контрударе, на ходу осталась едва треть. А в вырвавшейся спустя несколько дней из окружения 13-й танковой дивизии — и вовсе менее четверти.

Вместо ослабления давления на Витебск получилось ослабление его обороны. И уже 23 июля под ударами 7-й и 9-й танковых и 20-й моторизованной дивизий вермахта город пал. Ещё три дня понадобилось немцам, чтобы сформировать ударный кулак и с его помощью перерезать Минское шоссе в 15-20 километрах к западу и северо-западу от Смоленска. По сути, зайдя в тыл нашим войскам, держащим оборону под Оршей.

Но и этим дело не закончилось. Чтобы избежать окружения и полного уничтожения войск, всё ещё сражающимся в районе Полоцкого укрепрайона (хотя, конечно, ему и без этого оставалось «жить» всего два-три дня), пришлось оставить и УР. Скольким красноармейцам после этого удалось благополучно добраться до Невеля, сказать не мог никто.

Все эти подробности Николаю удалось узнать от Эйтингона, вернувшегося в Москву с остатками ОМСБОН в конце июля. Тот, не зная о новом назначении Демьянова, позвонил ему на прежний телефонный номер. Очень удачно позвонил, поскольку Демьянов уже собирался выезжать к оружейникам. А так, как реальное положение дел на фронте волновало попаданца сильнее, чем достаточно успешное продвижение работ по сборке опытного образца авиационной «двустволки», он перенёс визит в ОКБ Таубина.

— О, ты уже ромб в петлицу нацепил! — отметил командир ОМСБОН. — Быстро растёшь, мне даже завидно. Глядишь, через пару лет комиссаром госбезопасности станешь…

— Да что вы, Леонид Александрович. Какой из меня комиссар госбезопасности? А вот вы… Дайте-ка мне правую руку.

Николай секунд пятнадцать с серьёзным видом под насмешливым взглядом разведчика водил пальцам по линиям на его ладони, а потом объявил:

— А вот вам точно быть генералом! И не позже сорок пятого года!

— Не комиссаром ГБ? Ты уверен?

— Ничего не знаю про комиссара, а вот генеральские погоны на ваших плечах отчётливо увидел.

— Оскорбить меня хочешь? Какие такие погоны?

— Я же сказал: генеральские. Но погоны советского генерала. А в ближайшее время ждёт вас путь-дорога в заморские южные края, откуда вернётесь вы с молодой красавицей-женой, которая родит вам двоих детей.

— А головой чего качаешь? — дрогнул голос Эйтингона, видимо, уже получившего приказ о подготовке новой операции в Турции.

— Неясное что-то в будущем… Что именно, сказать точно не могу, но поберечься каких-то нежелательных друзей и знакомых в пятьдесят первом вам точно следует!

— Всё, хватит голову морочить! — выдернул свою ладонь из рук Демьянова диверсант. — Или ты по совместительству гадалкой устроился?

— Ага! — засмеялся Николай. — Хотите, угадаю, зачем я вам понадобился? Каких-нибудь новых диверсантских штучек для ОМСБОН получить хотите. И их у меня для вас есть! Но сначала я вас попытаю. Как дела на фронте? Как себя зарекомендовало то, что я вам раньше передавал? Где Старинов?

Заданы вопросы были уже совершенно серьёзным тоном, и Эйтингон, вздохнув, принялся отвечать.

— Илья Григорьевич в госпитале. Тут, в Москве. Зацепило его серьёзно под Полоцком. Специально упросил эскулапов в столицу отправить, чтобы при выздоровлении мог новому составу бригады передавать знание. Бригады ведь, по сути, почти не осталось. Так, жалкие полтора батальона в тыл вывели. Он и тебя просил привлечь в качестве преподавателя рукопашного боя. Да только ты теперь не в тех званиях, чтобы руками-ногами махать.

— Ну, да. Как в том анекдоте: почему генералы не бегают? Потому что в военное время это вызывает панику, а в мирное — смех. Не в званиях дело, Леонид Александрович. Времени