Мессия. Том 2 - Бхагаван Раджниш

Они не могли понять, о чем я говорю, и тогда кто-то из моей семьи затащил их внутрь: «Не разговаривайте с ним». Они сказали: «Он наговорил нам оскорблений, что наши слезы — это крокодиловы слезы».

Войдя следом, я сказал: «Радуйтесь тому, что ваш дед еще жив, утешайтесь этим — я же вижу, как наслаждается ваше сердце, что у кого-то другого умер дед. Ваш дед жив, но я хочу сказать вам, что ваш дед был мертвым всю свою жизнь!»

Они сказали: «С тобой мы не желаем разговаривать».

Я сказал: «Не важно. Я хотел прояснить вам, что все это утешение и сочувствие — для тех, кто упустил жизнь, кто упустил любовь, кто не жил согласно своим собственным устремлениям».

Мой дед был простым человеком, его не осквернили, не развратили священники. Его смерть была так же прекрасна, как его жизнь.

Халиль Джебран говорит: Но если их утешает сожаление... если они чувствуют какое-то утешение в сожалении — может, они считают, что сожалением, раскаянием они будут прощены — тогда... пусть они утешатся. Но они совершенно упустили возможность, которая давалась им природой. Они пришли с пустыми руками, и они ушли с пустыми руками.

И есть среди вас те, кто не столь молоды, чтобы искать, и не столь стары, чтобы вспоминать...

Люди среднего возраста — это не молодежь, вибрирующая энергией, переполненная жизнью, ищущая и исследующая новые пути к все большему и большему удовольствию и, в конечном счете, блаженству. Если вы не слишком молоды, чтобы искать, и не слишком стары, чтобы вспоминать... Старому человеку некуда больше деваться — он просто вспоминает, сожалеет. Жизнь выскользнула у него из рук, и нет возврата; нет возможности получить эту жизнь снова.

В своем страхе перед поиском и воспоминанием они сторонятся всех наслаждений...

Эти люди среднего возраста в определенного рода заточении. Они не столь молоды, чтобы искать, и не столь стары, чтобы сожалеть. Они зависли между — ни то, ни се. Они не могут идти дорогой молодых, и не могут идти дорогой стариков. Они в постоянном конфликте и разладе — какая-то часть их хочет быть молодой, а какая-то часть — старой. Они живут в мучениях.

Хочу напомнить вам, что большинство сердечных приступов происходит приблизительно в сорокадвухлетнем возрасте — годом раньше или годом позже. Юность ушла, старость не наступила, и напряжение слишком велико. Сердечный приступ в этом возрасте в действительности не физическая вещь. Разумеется, это выражается как физический симптом, но в источнике это психологично.

Человек среднего возраста живет самой трудной жизнью. Он похож на мост — ни на этой стороне, ни на другой стороне. Он не может сойтись с теми, кто еще танцует, и он не может сойтись с теми, кто молится и исповедуется в церквах, храмах, мечетях. Он действительно потерян; он не знает, что делать, куда идти.

И так происходит только потому, что он не прожил свою юность тотально.

Если вы прожили свою юность полноценно, вы будете оставаться молодым до самого последнего дыхания своей жизни. Ваше тело может стариться, но ваша свежесть и молодость будет оставаться прежней.

Индуисты очень гордятся тем, что в их времяисчислении начало было лучшим веком — сатьяюга, век истины, — и хвастают тем, что никто не умирал молодым.

Разговаривая с индуистским святым, я сказал: «Не хвастайте этим, тут нечем хвастать. Я вижу в этом другое значение, и мое видение поддержано неопровержимым доказательством, найденным наукой. Чем дальше назад пойти... найдены скелеты людей, умерших где-то в сорокалетнем возрасте, и не нашли ни одного скелета человека, прожившего больше сорока лет; так что не хвастайте этим — вы не знаете реальности. Реальность такова, что в вашей сатьяюге люди старились обычно, около тридцати пяти, а умирали около сорока — естественно, никто не умирал молодым».

По моему же представлению должно быть прямо противоположное: даже если вы умираете в возрасте девяноста или ста лет, вы должны умирать все еще молодыми. Ваша молодость — совершенно иной феномен, чем ваш возраст: возраст — это физическое, а молодость — ваш подход к жизни.

Если вы за жизнь, а не против жизни, вы будете оставаться молодыми в своем внутреннем мире — до самого последнего дыхания; не будет среднего возраста.

Средний возраст — это промежуток — промежуток, который больше похож на кошмар, потому что юность ушла, а старость еще не пришла. Вы не можете ни искать удовольствия — ни даже сожалеть: о чем сожалеть? Вы никогда не жили, и даже вопроса о сожалении не возникает. Поэтому человек чувствует крайнюю опустошенность между юностью и старостью. Этот промежуток ужасен — самое мучительное испытание жизни.

В своем страхе перед поиском и воспоминанием они сторонятся всех наслаждений...

Они не могут искать удовольствия, потому что неловко общаться с молодыми людьми, ходить на дискотеку и танцевать — человек среднего возраста не находит места; он не может и сесть со стариком, который полон только раскаянья. Его состояние действительно ужасно!

...они сторонятся всех наслаждений, дабы не пренебречь духом и не оскорбить его.

Они живут только в страхе, трепеща.

Но даже их воздержание приносит им удовольствие.

Есть психическое заболевание, называемое «мазохизм». Ни в одном древнем писании нет даже идеи об этом — не потому, что болезни не было тогда, этого было больше, чем теперь, — но у них было другое название для нее. Прежде они называли это «святостью». Мазохизм происходит от имени мужчины Мазоха, который постоянно бил себя, истязал. Если бы в этом не было какого-то удовольствия, зачем бы он занимался этим?

Есть также противоположное заболевание, которое уравновешивает мазохизм, — садизм. Оно тоже происходит от имени мужчины, де Сада. Садизм означает наслаждение мучением других. Кстати, если садист и мазохист поженятся, это будет лучшая пара в мире. Они будут абсолютно счастливы, потому что оба будут наслаждаться, один — мучаясь, другой — мучая. Если вы вступаете в брак, не спрашивайте совета у астролога, а идите к психоаналитику и установите, к какому классу вы относитесь. Если вы садист, тогда бракосочетание с садистом — несчастье; если вы мазохист, то бракосочетание с мазохистом означает, что вы будете страдать всю свою жизнь и никогда не получите никакого удовольствия. Установите, к какому классу вы относитесь — садистам или мазохистам, — и всегда вступайте в брак с противоположным, так же как мужчина женится на женщине.

Люди, которые все время раскаиваются в грехах, совершенных ими в юности спьяну... — понаблюдайте за их лицами: они наслаждаются этим.

Одна женщина исповедовалась в католической исповедальне. Священник уже устал от женщины, которая постоянно вдавалась в такие детали, что даже он сам начал ощущать сексуальное возбуждение. Она обычно начинала: «Отец, простите меня, я прелюбодействовала. Попросите Бога, чтобы Он простил меня». А потом она описывала в деталях, как это происходило, шаг за шагом. Первый раз это было еще ничего, потом второй раз... на третий раз это было уже слишком — ведь это были те же детали, тот же мужчина.

Священник спросил: «Если вы сожалеете так сильно, зачем же вы продолжаете прелюбодействовать с тем мужчиной?»

Она сказала: «Кто прелюбодействует с тем мужчиной? Это случилось лишь однажды, но само воспоминание приносит мне столько удовольствия. Это такое приятное воспоминание — а кому рассказать? Эта исповедь — единственная возможность... Я ожидаю семь дней, чтобы, когда наступит воскресенье, прийти опять, и войти во все детали, снова и снова». Священник сказал: «Послушайте, в первый раз деталей было не так много, во второй раз их стало больше, а в третий раз их стало еще больше».

Она ответила: «Когда вы чем-то наслаждаетесь, почему бы, не преувеличить?»

Мой собственный опыт восприятия людей, которые всегда говорят, что в юности сбились с пути, забыли Бога, не слушали советов мудрых, — один и тот же: я всегда видел их лица горящими. Они наслаждаются этим снова. Это не просто память, они переживают это снова. У них в уме есть две разные вещи. Сама память механистична: два плюс два четыре, это и есть память. Но при их воспоминании о любовных отношениях с женщиной или мужчиной я видел их возбужденными, с раскрасневшимися лицами, а их глаза вновь становились молодыми, блестящими. Это не сожаление, они переживают это.

Стало быть, даже в людском сожалении, раскаянии есть что-то, дающее им удовольствие, но оно скрыто под спудом. Внешне, на поверхности они стараются стать святыми, а в глубине души они наслаждаются тем, без чего жить не могут. Те дни прошли, та энергия ушла, но они могут, по крайней мере, пережить это. Но если бы они переживали это открыто, каждый осуждал бы их, и поэтому исповедь, покаяние, сожаление — хороший предлог. Таким способом исповедующийся наслаждается — и священник тоже.