Месть розы - Николь Галланд

По счастью, император тут же потребовал, чтобы Виллем сыграл еще партию в шахматы с Альфонсом, собираясь подсказывать герою, как лучше ходить, чтобы обыграть графа. Это дало Виллему возможность сесть. Каждый раз, когда рыцарь собирался сделать не слишком хорошо продуманный ход (а так было почти всегда), Конрад объяснял, чем это может ему грозить. Несмотря на столь мудрое руководство, Виллем проиграл, поскольку мысли его (и даже глаза) были прикованы отнюдь не к шахматной доске. Жуглет тоже выглядела ужасно рассеянной, чем сильно раздражала Конрада: сидя в оконной нише, она всю оставшуюся часть дня играла на фиделе такие нервные мелодии, что собаки в ответ принимались выть.

— По-моему, вы оба вчера перетрудились, — недовольно заявил Конрад, как бы найдя, наконец, оправдание для их странного поведения. — По счастью, до ужина у вас еще есть время прийти в себя.

Однако после ужина, закончившегося, как обычно, выступлением артистов, Виллем подошел к Конраду, с тем чтобы умолить отпустить его сегодня пораньше. Одним глазом он поглядывал на Жуглет, показывающую молодому оруженосцу Конрада, как с помощью смычка извлекать из фиделя достойные звуки. Менестрель предостерегающе нахмурилась, ощутив внимание Виллема, но он снова поймал ее взгляд, и она, отвернувшись, еле заметно кивнула. Трепет предвкушения пробежал по спине Виллема, и ему снова — это случалось не раз на протяжении всего дня — пришлось сосредоточиться, чтобы как-то подчинить себе эрекцию. По счастью, в этот момент он отвешивал низкий поклон Конраду.

— Уже, Виллем? — удивленно спросил Конрад.

Брат короля, как обычно сидящий слева от него, сказал:

— Ты, конечно, заберешь с собой в гостиницу нашего милого юного менестреля?

Не успел Виллем изобрести ответ, как Конрад с улыбкой повернулся к брату.

— Извини, Павел, что забыли пригласить тебя. Мы отправляемся в город на поиски проституток. Ты хотел бы пойти с нами, братец?

— Вы… что? — ошарашенно, но в то же время подозрительно спросил Павел.

Виллем залепетал, пытаясь скрыть, как испугало его это заявление:

— Мой… кузен… знает, где их найти. Они занимают дом на окраине. Мы уже… бывали там. С Жуглетом.

Конрад улыбнулся и кулаком ткнул брата в живот, гораздо сильнее, чем того требовал простой дружеский жест.

— Куда удобнее, нежели в наши дни, а, Павел? — со смехом спросил он, на что кардинал ответил ворчанием. — Помнишь, как мы шатались по улицам, находили только одну и вынуждены были использовать ее по очереди? Я всегда пропускал тебя первым, а ты ни разу даже спасибо не сказал, неблагодарный. Но это все дела давно минувших дней. Можешь пойти с нами сегодня ночью, если желаешь.

— Вот уж нет, — ответил Павел.

В его голосе наряду с отвращением прозвучали нотки нездоровой веселости, как будто он не мог дождаться момента, когда расскажет о таком бесстыдстве кому-то, кто посмеется вместе с ним.

Конрад безмятежно улыбнулся брату.

— Вспомни, ведь твой святой тезка думал, будто вот-вот наступит конец света.

— Что?

— Святой Павел. Думал. Что мир. Приближается к концу, — четко выговаривая каждое слово, ответил Конрад. — Он навязывал всем суровый кодекс чести, потому что отмеривал человечеству еще века два-три, никак не двенадцать. Знай он, что ошибся в своих расчетах относительно второго пришествия Христа, он, конечно, не возражал бы против нашего пришествия, таких, какие уж мы есть, и был бы гораздо менее требователен. — Он снова с усмешкой ткнул брата под дых. — Что скажешь?

Павел оттолкнул руку короля.

— У тебя не хватило бы воображения измыслить такую удобную ересь, — заявил он. — Кто вложил тебе в голову эти рассуждения? Жуглет, надо полагать?

Конрад победоносно расхохотался.

— Нет, ты! Вскоре после того, как постригся в монахи. Еще немного, и ты станешь забавным, Павел… Виллем, скажи Жуглету, что мы отправляемся. Я должен переодеться по такому случаю. — Он хитро подмигнул Павлу. — Прямо как в добрые старые времена.

Станция, где меняют лошадей, представляла собой грубо сколоченный деревянный дом. В первое мгновение могло показаться, что заляпанный грязью всадник либо пьян, либо сумасшедший, с такой силой он колотил в ворота. Смотритель поднял повыше фонарь, и мужчина замигал, съежился. Лицо его нервно подергивалось.

— Никак вы сенешаль его величества? — пораженно спросил смотритель.

Маркус кивнул, не в силах произнести ни слова, так пересохло в горле. Он попытался оттолкнуть фонарь. Смотритель со свистом втянул воздух.

— Ужасно выглядите, сударь. Вы, часом, не больны?

Маркус покачал головой и нетерпеливо показал в сторону конюшни. Смотритель понял его и крикнул, чтобы привели коня и подали вина и еды. Широко распахнув глаза, гордый тем, что сумел узнать Маркуса, хотя тот был не в императорской ливрее, он спросил взволнованно:

— Какие-то новости, сударь?

Маркус снова покачал головой, не в силах говорить, но затем все же разлепил губы и сумел выдавить:

— Посланцы были?

Удивленный человек закивал.

— О да, два королевских посланца, оба скакали в Бургундию. Последний сменил лошадь, когда пробили девять. Что-то происходит в Бургундии, да? Всегда считал, что это настоящее захолустье.

— Не надо еды, — еле слышно сказал Маркус. — Нет времени. Просто дай свежего коня.

Когда пробили девять… по крайней мере семь часов назад. Однако курьеры покинули Селестат, опережая Маркуса примерно на десять часов; значит, за сегодняшний день он выиграл три часа. Дорога до Бургундии занимает четыре-пять дней; может, он сумеет догнать хотя бы одного из них. Маркус не думал, что способен на убийство, но весь день подсчитывал, какого размера взятку в состоянии предложить — или, если повезет догнать Николаса, сколько понадобится угроз, чтобы подчинить юношу своей воле.

Чтобы компания не привлекала к себе внимания, Виллему и Эрику было поручено исполнять роль телохранителей его величества. Итак, четверо обычных горожан в простых плащах и туниках прокладывали путь по сонным улицам Селестата, направляясь к пылающим в свете заката западным воротам города, в район, куда Конрад обычно старался не заглядывать. Улицы тут были скверные, с рыхлой почвой, в которой дожди промыли рытвины иногда глубиной по колено. Им пришлось пройти мимо лавки мясника, где в сточных канавах валялась вонючая требуха; дубильня и кузница, расположенные на соседних улицах, тоже добавляли «ароматов». Прижимая к лицу надушенный платок, Конрад вышагивал следом за Эриком, трепещущим при мысли о том, что в этом предприятии он удостоился чести возглавить процессию.