Империя и воля. Догнать самих себя - Виталий Аверьянов

Были в революции, конечно, и «английские деньги» (в частности, привезенные в январе 1917 лордом Мильнером), и финансы Германии и Австро-Венгрии. Но основным инвестором разрушения оставался интернациональный банкирский круг, мир которого был очень тесен. Поэтому неудивительно, что Керенский прекратил расследование по поводу «немецких денег» Ленина: ведь ниточки вели туда же, откуда финансировали и Февральскую революцию.

В третью Смуту мы видим еще более сложную и изощренную сеть заказчиков-выгодоприобретателей, в центре которой вновь стояли спецслужбы США и Великобритании. События этих 25 лет Смуты еще ждут своих дотошных историков. В сеть заказчиков органично входили отдельные магнаты, как, например, Джордж Сорос, сначала поддерживавший диссидентов, а затем приручавший через свои спецфонды неприкаянных ученых.

Громадные капиталы, уведенные из постсоветского пространства на Запад, возвращались малой толикой для поддержки антисистемных структур — под лозунгами насаждения толерантности и демократичности. Изгнание ключевых грантодающих структур этого рода из России началось только сейчас, в 2012 году.

2. Кураторы (представители заказчика)

Важнейшие миссии на территории страны-жертвы осуществляются под непосредственным руководством представителей заказчика, иностранных консультантов, экспертов и т. п. Такие представители были приставлены к самозванцам первой Смуты. В их число входили польские советники, «переходящая жена» Лжедмитриев Марина Мнишек, державшая «революционную кассу», гетманы, реально распоряжавшиеся военными ресурсами. Изменников-бояр обольщали посулами — землями, конфискованными у проигравшей стороны.

Во вторую Смуту кураторы активно осуществляли «скупку элит» как напрямую (например, через русские отделения National City Bank), так и конспиративно (через американскую миссию Красного Креста во главе с золотопромышленником Уильямом Б. Томпсоном). Важную роль кураторов при организации февральского переворота играли английский и французский послы и представители разведки «союзников» по Антанте.

В третью Смуту, которую часто считают второй, и более удачной, попыткой Февральской революции, система скупки элит была поставлена уже на индустриальную основу. Е. Гайдар назвал этот процесс «обменом номенклатурной власти на собственность». Де-факто кураторы реализовали беспрецедентный сценарий, при котором старая номенклатура в своем большинстве не становилась «бывшими людьми», а пересела на новых криминально-капиталистических коньков, предав свое советское прошлое. Предательство оплачивалось уже не только из нью-йоркских банков, но и за счет средств, украденных в самой России. В 90-е годы XX века «реформы» осуществлялись под бдительным оком таких кураторов-консультантов, как Джефри Сакс, который напрямую вмешивался в политические расклады и гипнотизировал обитателей Кремля, или как «гарвардские мальчики» А. Шлейфер и Дж. Хэй, помогавшие Чубайсу в приватизации и при этом сами наживавшиеся на ней.

3. Продюсеры-организаторы

Важную партитуру второй Смуты разыграла зловещая семья Свердловых — три брата, каждый из которых взял на себя свою часть миссии. Яков Свердлов стал ключевой фигурой — «смотрящим» от лица заказчиков прямо в большевистском Кремле (по новейшим данным историков, до 1917 года он не состоял в РСДРП, его как будто неожиданно «назначили» извне, и он сделал молниеносную карьеру, в кратчайшие сроки поднявшись на уровень конкурента самого Ленина). Он был, как известно, главным инициатором «красного террора» и расказачивания, а также организатором убийства Царской семьи (и для отвода глаз руководителем «комиссии» по расследованию факта цареубийства). Свою комиссию по этому вопросу создали и белые в армии Колчака, причем куратором этого дела выступал старший брат Якова Зиновий Пешков (Свердлов), будущий французский генерал. Наконец, Вениамин Свердлов еще в 1912 году уехал в США и основал под покровительством Шиффа свой банк на Бродвее-120, контролируя ключевые звенья финансирования большевиков. В январе 1918 года он возвращается в Россию и становится наркомом путей сообщения.

В третью Смуту роль ключевого продюсера перемен играл прибывший из «канадского холода» А. Яковлев, приложивший руку и к конфликту в Закавказье, и к расколу КПСС, и к медиа-дуэлям правоверных большевиков с радикальными либералами. Другие продюсеры вышли из шинели фон Хайека (как П. Авен) или Поля Вейриха (как Г. Бурбулис). Нанесенный так называемыми «реформаторами» ущерб России, ее экономическому и демографическому потенциалу, вполне сопоставим с потерями и жертвами, понесенными в первых Смутах, а в чем-то значительно превосходит их.

4. Идеологи

За рубежом накануне Смут всегда формировалась целая пропагандистская мифология о России как государстве-монстре и народе-чудовище. Эту пропаганду про «московитов» развивали и поляки в XVI веке, и заказчики второй Смуты, и целый аппарат «советологов», изучавших СССР и вырабатывавших рекомендации по демонтажу «империи зла». В 1910-х гг. ключевым стратегом-экспертом был полковник Э. М. Хаус, советник президента Вильсона, который как будто «реинкарнировал» спустя 70 лет в З. Бжезинском.

Однако Смута была бы невозможна, если бы ее идеология не находила опоры внутри страны. В первую Смуту группа противников Годунова стала естественной почвой для слухов и легенд о спасенном царевиче. Тогда этой спички было достаточно, чтобы воспламенить страну. Во вторую Смуту средой идеологической подготовки стали левые и либеральные партии, каждая из которых готовила свой вариант революции. В третью Смуту на первом плане были диссиденты, из которых на острие событий оказался А. Сахаров. Однако были также идеологи не политического, а поначалу рафинированно-интеллектуального свойства. Например, рыночники, выпестованные в знаменитом учреждении ВНИИСИ — Гайдар, Авен, Березовский, Дубов. Или создатели «теории административных рынков»: от Найшуля, обосновавшего тотальную приватизацию и придумавшего ваучер, до технологов передела собственности, где были свои централисты (Чубайс, Кох) и регионалисты (Каганский, Кордонский).

Идеи этих теоретиков в ключевой момент Смуты — в начале 90-х годов — захватили монополию над умами ельцинской верхушки, несмотря на то, что в стране работали масштабные экономические умы, знавшие и китайский опыт, и творчески переосмысливавшие опыт советский. В итоге вместо предпринимательского класса Россия получила компанию из привилегированных экс-комсомольцев и амнистированных расхитителей. Изучать и описывать чудовищную экономику Смуты предстоит следующим поколениям.

5. Проектировщики-аферисты

Смутное время — простор для мошенников и авантюристов, готовых предложить свои услуги и свой интеллект как заказчикам (если к ним есть доступ), так и самозванцам. Во вторую Смуту мы видим целую плеяду подобных политических гешефтмахеров. Самый яркий персонаж — А. Парвус, уникальный своим участием в геополитической деструкции одновременно России, Германии и Турции (притом что он получал средства на свою революционную деятельность от Берлина и Стамбула). Парвус адресовал германскому МИД знаменитый «План русской революции» (1915), из которого можно процитировать несколько строк:

«Стачки то здесь, то там, голодные бунты, нарастающая политическая агитация — все это введет в заблуждение царское правительство. Если оно прибегнет к репрессиям, это вызовет растущее негодование, если оно будет проявлять терпимость, то это будет воспринято как признак слабости, что приведет к возрастанию революционного движения… Если тем временем русская армия потерпит крупное поражение, то движение против режима может принять небывалые размеры».

Борис Березовский стал спустя 80 лет бледной тенью Парвуса, но рассчитывал на сопоставимую прибыль от расчленения страны, о котором также писал прямым текстом. И точно так же, успев насладиться влиянием, дирижируя политическими процессами, оказался в итоге не у дел.

6. Самозванцы-харизматики

Ключевая и в то же время инструментальная фигура Смуты — самозванец. В монархической по духу стране самозванец мог апеллировать лишь к легенде о «спасенном царевиче». Надо сказать, что тогда на эти роли выдвигались фигуры чрезвычайно харизматичные, с неутомимой энергией и даром убеждения.

В стране со свергнутым монархом самозванец это ставленник «антисистемы», которого она двигает на место власти. И он тоже обязательно харизматичен. Во вторую Смуту — это лидеры Временного правительства, затем — вожди партий и армий в гражданской войне. В 90-е годы такой фигурой стал Ельцин, плод консенсуса внешних сил с внутренними компрадорами. Ельцин был виртуозным самозванцем, сумевшим оседлать чаяния значительной массы народа в 1989–90 гг., и чрезвычайно ловко маневрировавшим все бурные 90-е годы, осаживая других претендентов на самозванческий трон (Руцкого, Хасбулатова, Лебедя).