Живое море - Жак-Ив Кусто Джемс Даген

— Лучше не выключать моторы и поскорее уходить отсюда, — предложил я, и капитан охотно согласился со мной.

Двадцать минут мы медленно скользили над огромными облаками ила, которые поднимались все выше и выше. Мы надеялись, идя по компасу через каньон, все-таки найти участок, не затронутый оползнем. Пусть даже для этого придется пронизывать верхушки облаков.

Неприятный переход. За окошком то кромешный мрак, то грязно-желтые облака, будто кто-то накрывал иллюминатор снаружи картоном. И опять чистая вода, но впереди до предела видимости торчат желтые бугры.

— Как это один ком ила мог наполнить мутью весь каньон? — удивлялся я, глядя на скользящие за окошком частицы.

Вдруг они остановились. Я присмотрелся внимательнее. Стоят на месте. А моторы продолжают гудеть…

— Выключи моторы, — сказал я Гуо. — Мы все равно не двигаемся.

Может быть, уткнулись в противоположный склон Тулонского каньона?

В мрачной тишине слышалось только сипение кислородной системы. Гуо повернулся к заднему иллюминатору.

— Сплошной картон, — сказал он.

— Подождем, пока течение не унесет муть, — непринужденно предложил я.

Капитан промолчал. Повернувшись спиной друг к другу, мы смотрели каждый в свое окошко. Снаружи тихо, в гондоле тихо; никто не хотел высказать вслух мысль, которая преследовала обоих: мы вызвали оползень и на этом склоне, и теперь батискаф погребен под илом. Я поглядел на глубиномер: стрелка словно прилипла к шкале.

— Знаешь, Гуо, — заметил я, — этот каньон надо было промерить узким лучом. Буркар изобразил на карте ровный склон на той стороне, а мы нашли почти отвесные ступени.

— К тому же с нависающими карнизами, — отозвался капитан.

— Здесь тоже могут быть карнизы, — продолжал я.

— Ладно, отдохнем немного, пока ил не осядет. Регенерирующая система обеспечивала нам кислород еще на двадцать часов. Мы сели поудобнее, разместив на крохотной палубе свои ноги и аппараты. На глубине одной мили мы негромко переговаривались между собой; в душе было полное смятение. В одном футе от моего иллюминатора снаружи на металлическом кронштейне висел крючок с наживкой для рыбы. Время от времени я поглядывал в окошко — не показался? Но наш глаз оставался незрячим. Одни в окружении моря…

За бессвязной беседой прошел час. Я откашлялся, боясь, как бы не сорвался голос, и сказал:

— Н-да, фотографировать на этот раз уже не придется. Может, пойдем наверх?

Гуо привстал и нажал сразу обе кнопки балласта. Ни дать ни взять жилец небоскреба, нетерпеливо вызывающий лифт. Из отсеков высыпалось несколько сот фунтов дроби.

Я не сводил глаз с манометра и вертикального спидометра. Стрелки не двигались.

Не двигались и частицы ила за моим окошком.

Мы старались вести себя спокойно, действовать разумно, а в мозгу роились тревожные, путаные мысли.

Наиболее чутким показателем движения батискафа был вертикальный спидометр. Мы оба смотрели на него. Хоть бы чуточку, самую малость сдвинулась эта стрелка… Но шкала была мертва, как фотография.

Столько груза сброшено, мы должны буквально лететь вверх, а ФНРС-3 недвижим, будто мошка в янтаре.

— Чего-то мы не учли, — сказал я.

И мы принялись перебирать все, что знали о батискафах. Кратко — физико-технические данные, пространно — маневры и операции. Ответ оказался чрезвычайно простым. За час, что мы ждали, когда осядет ил, бензин в оболочке остыл настолько, что это возместило вес сброшенной дроби. Гуо опять нажал кнопки.

— Всплываем! — крикнул я.

Комочки грязи на окошке поползли вниз. Мы прошли восемьсот футов, прежде чем вырвались из облака, не встретив никакого мутьевого течения. Наконец очутились в прозрачной черной воде. В свете прожекторов я долго видел внизу желтые кучевые облака. Но вот они пропали, и цвет воды изменился — сюда проникал солнечный свет.

Когда мы вновь увиделись с Жаком Буркаром, я сказал ему:

— Помните Тулонскнй каньон, который вы так старательно засняли? Придется вам проделать всю работу сначала. Мы с Гуо весь каньон разрушили.

Глава 15. "Ныряющее блюдце"

На водолазной палубе оживление. Жан Моллар и Андре Лабан, забравшись внутрь большого желтого стального пузыря, укрепляют в разных точках приборы, которые покажут деформацию корпуса под давлением извне. Саут размещает груз — четыре тонны увлекут аппарат под воду. Диаметр корпуса — шесть футов семь дюймов, высота — пять футов; впереди два иллюминатора, вверху входной люк.

1957 год. "Калипсо" стоит на якоре в море у Кассиса, мы готовим к очередному испытанию первых! вариант глубоководного аппарата, который я шесть лет назад поклялся создать. Работа над аппаратом началась, как только мы организовали Центр подводных исследований.

Сегодня мы погрузим пустой корпус на две тысячи футов, а дальше намечены еще большие глубины, вплоть до трех тысяч — предел, рассчитанный Эмилем Ганьяном (будем надеяться, что он не ошибся). Если "скорлупа" выдержит, установим рабочую глубину в тысячу футов, пусть у нашей исследовательской подводной лодки будет тройной запас прочности.

Плавно ушел под воду корпус вместе с грузами. Морис Леандри выдал лебедкой две тысячи футов троса. Выдержав аппарат в воде пятнадцать минут, мы начали подъем. Лабан доложил с кормы:

— Вижу лодку на глубине ста футов!

Он нахмурился — в воздухе пахло мистралем и волны сбивали с ритма мотор лебедки.

— Помедленнее, Леандри! — крикнул Лабан. Опустил поднятую руку и скомандовал: — Стоп. Глубина — пятнадцать футов.

Теперь нужно снять балласт, чтобы корпус всплыл и его молено было поднять на палутбу. Захватив трос и крюк, Фалько пошел ВНИЗ по водолазному трапу.

Могучий вал подбросил корму "Калипсо", затем она упала в ложбину, подъемный трос провис и соскочил с блока. Тут же корма опять взметнулась вверх, и трос лопнул, будто скрипичная струна, хлестнув концом моториста. Фалько нырнул и увидел, как наше драгоценное золотое яичко уходит в пучину. А до дна здесь 3300 футов…

К счастью, трос только слегка задел Леандри. Анри Пле включил радар, но трем точкам на берегу засек координаты, и обескураженные калипсяне пошли в порт, потеряв первый образец нашего глубоководного аппарата и комплект дорогостоящих приборов. Тем временем в Марселе ребята из Центра подводных исследований, уверенные, что корпус № 1 выдержит испытание, готовили второй экземпляр. Но теперь, прежде чем продолжать работу, нужно было ухлопать уйму денег, чтобы поднять раздавленную оболочку и выяснить, какие точки оказались наиболее уязвимыми. Скрепя сердце, я приготовился утвердить расходы на оба образца и специальную драгу, но сперва попросил Лабана провести с "Калипсо" точную эхолотную съемку дна на площади десять квадратных миль, с центром в месте катастрофы. Это было нужно для драгирования.