Ледяная арфа гангаридов - Вадим Арчер

– Да, – кивнул Илдан. – Хорошо, что теперь мы знаем, где находится твоя госпожа. Как повезло, что мы нашли тебя – и нам, и тебе.

– Я думала, что дойду. У меня с собой была кружка. Колодцы здесь глубокие, и я порвала подол на тряпки, сделала из них веревку и доставала воду. – Зора указала на оборванный подол своей накидки. – Но вчера вечером веревка оборвалась и кружка упала в колодец. Я пошла дальше – может, кого встречу – и дошла до этого колодца. От него я никуда не пошла, сил не было. Я надеялась, что если меня кто-нибудь найдет, то сразу напоит. Сухари у меня еще остались, но я не могла съесть их без воды.

– Можно было привязать на конец веревки кусок тряпки и обсасывать его, – посоветовал ей Кэндо, – и идти нужно было не днем, а ночью. Сам я так и делал, когда проходил этим путем. Ночью шел, а днем делал себе у колодца навес из одеяла на ветках степной колючки, сидел под ним, макал тряпку в колодец и обсасывал. Еду тоже находил.

– Какую?

– Змей. Прижимал их рогатиной, отрывал головы и ел. В определенных обстоятельствах они даже вкусные. Не то, что скорпионы и жуки. Те совершенно несъедобные.

Илдан покосился на Кэндо, домысливая эти «определенные обстоятельства». Неудивительно, что Бесстрашный знал наперечет все колодцы на дороге. Зора снова подняла котелок с колен и попила воды.

– Какая охрана в Кай-Кеноре? – спросил ее Илдан. – Вас там строго охраняли?

– Ни на стене, ни на башнях охраны нет, ни днем, ни ночью. Госпожа сказала, что это потому, что здесь знают о военной слабости Саристана и не боятся нападения. Сказала также – наверное, думают, что спасать нас не будет никто, потому что купаться нас водили только с четырьмя стражниками и служанкой. Следят, чтобы мы не убежали сами, но ничего другого не боятся.

– Понятно, они знают, что Касильду выдал сам отец. Может, попытаться отбить ее во время купания?

– Да, она тоже на это надеялась, – подтвердила девушка. – Она сказала, что теперь будет раздеваться не сразу, а немного постоит на берегу. И еще она сказала, что каждый вечер будет вывешивать свой платок на окно, чтобы указать, где ее держат. Я знаю наше окно, но это на случай, если меня с вами не будет.

– Этот знак могут увидеть стражники.

– Нет, после ужина ворота закрываются и снаружи никто не ходит. Если вдруг заметят, Ина скажет, что его облили и повесили сушить.

Зора устало закрыла глаза. Ее уложили спать, оставив ей котелок с водой, затем улеглись сами. Наутро ей стало лучше. Она держалась на ногах, хотя еще чувствовала слабость. Илдан порылся в мешке и нашел для нее матросский платок на голову. Все они тоже обвязывали головы такими платками, купленными по настоянию Бесстрашного. Коня Кэндо разгрузили, распределив вещи по остальным лошадям и оставив на нем только затянутый подпругами потник. Кэндо усадил Зору на коня, а сам сел позади нее.

Однако, к обеду конь начал слабеть от двойной тяжести и отставать, поэтому седло вернули и теперь мужчины по очереди шли пешком. Впереди было еще три дня пути по пустыне.

Три дня спустя все, включая девушку, шли пешком и вели в поводу чуть живых от голода и жажды коней. К счастью, пустыня вскоре кончилась. Стала появляться зеленая трава, лошади взбодрились и заторопились вперед. Вскоре дорогу пересек ручей.

Когда кони напились, Илдан предложил заночевать здесь, но Кэндо сказал, что впереди есть лучшее место для ночевки. На закате они пришли к широкому ручью, где еще сохранялись следы стоянки большого лагеря. У ручья была хорошая трава, и коней сразу же отпустили туда пастись. Зора, несмотря на тяжелый путь, совсем оправилась и помогала Кэндо готовить еду.

Когда котелки сняли с костра, совсем стемнело. Зора расстелила тряпку и выложила на нее нарубленный топором хлеб, за время пути по пустыне превратившийся в сухари каменной твердости. Есть его можно было, только замочив в кипятке или горячей похлебке. Остальные с мисками и ложками сели вокруг котлов, собираясь ужинать.

– Добрый вечер! – вдруг раздалось из темноты.

Все разом обернулись на голос. На границе света и тьмы стоял длинный, тощий парень в бедной и поношенной одежде. На его плечах виднелись лямки дорожного мешка, из-за спины выглядывал кожаный чехол, в каких носили цитру. Узнав в нем бродячего певца, все расслабились.

– Добрый вечер, – повторил парень, подходя ближе и дружелюбно улыбаясь. – Не найдется ли у вас кусок хлеба и кружка кипятка для бедного странника? – он заглянул внутрь рассевшегося у костра кружка, посреди которого дымились котлы. – А за миску каши я спел бы вам, хоть целый вечер.

– Присаживайся. – Кэндо подвинулся. – Миска с ложкой есть?

– Конечно, – просиял бродяга. – Как же в пути без этого?

Он снял с плеч свой тощий дорожный мешок, оставив, однако, чехол с цитрой висеть за плечами. Вблизи стало видно, что он не так уж и молод – морщинки у глаз и редкие седые волоски в темной спутанной шевелюре говорили, что ему по меньшей мере за тридцать. Из мешка появилась вместительная жестяная миска, за ней ложка и кружка.

– Ого, – уважительно сказал Кэндо, принимая миску.

– Да, не маленькая, – улыбнулся певец. – В большую посуду рука не положит мало.

– Не положит, – щедро наполнив миску, Кэндо вернул ее певцу. Тот нерешительно потянулся за сухарем и макнул его в горячую похлебку. Зора разлила оставшуюся похлебку по мискам. Некоторое время все молча ели ее, затем пришла очередь за кашей и чаем из травок, собранных Гэтаном у ручья.

Компания у костра украдкой рассматривала гостя. Он был худ и костляв, чем-то напоминая крепкое некогда дерево, подточенное изнутри гнилью. Выпуклые карие глаза смотрели беззлобно и приветливо, как у человека, чье пропитание зависит от чужого дружелюбия. Узкое лицо с запавшими щеками, большой подвижный рот. Сейчас этот рот ел кашу с аппетитом, но без отталкивающей жадности. Было заметно, что певец изголодался, но голод не повлиял на его привычку есть красиво. Ладонь, державшая миску, была большой и костистой, пальцы – длинными и подвижными. Такая ладонь наверняка была в ладу со струнами.

Певец, в свою очередь, рассматривал исподтишка компанию у костра. Высокий крепкий парень, явно не из простых, юноша-горбун, еще один парнишка-подросток и послушник Аргиона. А с ними девушка-нищенка, явно не жена и не любовница никому из них. Он видывал всякие компании – крестьянские семьи, ремесленные артели, рыбацкие и матросские сборища, кучки торговцев, едущих на городские рынки – но готов был поклясться, что такой странной компании никогда еще не видел. Вслух он ничего не сказал – говорить странной компании, что она странная, чревато опасностью. Однако, эта компания нравилась ему, хотя и неясно, почему.