Птицы небесные - Вера Ветковская

— Are you all right?[1]

Эта фраза, сказанная по-английски, несомненно, была обращена к ней. Катя подняла голову. Перед ней предстало чудесное видение в образе элегантного, слегка благоухающего французской туалетной водой мужчины. Сразу видно — не соотечественник. Катю всегда умиляло это «с вами все в порядке?».

— Нет, не все, — машинально ответила она, но тут же спохватилась: — Но я уже пришла в себя. Спасибо.

Видение исчезло, а Кате словно бы стало чуть-чуть легче. Вот как действуют на нашего замордованного человека обыкновенная вежливость, ласковое слово, сказанное просто по привычке. Но тут видение возникло вновь, неся на блюдце стакан с водой. Обычно в такой ситуации Катя вежливо благодарила и удалялась. Но тут без колебания взяла стакан, пригубила и позволила видению сесть рядом. Человек с таким лицом и манерами не мог быть заурядным волокитой и охотником за приключениями.

Катя с удовольствием оглядела незнакомца. Светлый костюм любимого ее цвета — кофе с молоком сидел на нем так, словно он в нем и родился. Серо-голубые глаза глядели дружелюбно и открыто. Викинг, настоящий заморский викинг, подумала Катя. Неужели бизнесмен? Хотя у них там бизнесмены, в отличие от наших доморощенных купцов, вполне цивилизованные люди. Она почувствовала легкое разочарование. Нет, у него такие умные глаза, безупречные манеры. Вряд ли он бизнесмен.

Таинственный незнакомец оказался собратом по перу из лондонской газеты. Немногие Катины знакомые — корреспонденты зарубежных газет и журналов — носили потертые джинсы, мешковатые свитера и стягивали длинные волосы в смешной пучок на затылке. Тем приятней было исключение.

Таня, в волнении обегавшая все коридоры и закоулки, с удивлением обнаружила совершенно спокойную Катю, беседовавшую в холле с умопомрачительным мужчиной. Они были так увлечены друг другом, что даже не заметили Таню. «Вот те на! — подумала та. — Я тут беспокоюсь о бедной девочке, а она встретила старого знакомого и болтает с ним как ни в чем не бывало».

Сама Катя была уверена, что минут через пятнадцать простится со своим собеседником и больше никогда не увидит его.

Эпилог

Наташа шла по Москве.

Изредка с ней здоровались люди. Иногда рассеянно, как со старой знакомой, лицо которой помнят, но, при каких обстоятельствах возникло это знакомство, забыли. Иногда — со значительной или радостной улыбкой, точно встреча с ней была доброй приметой. И Наташа всякий раз отвечала: «Здравствуйте».

Возможно, это была слава. Она никогда не мечтала о славе. Лева Комаров, ее любимый партнер, утверждал, что у нее напрочь отсутствует честолюбие. Как он ругал ее за то, что она недавно отказалась сниматься в телесериале! И как она ни объясняла, что не в силах произносить фальшивые слова, он твердил, что она просто совсем не заботится о собственной славе. Нет, не заботится. Да и зачем?

Все главные события происходят в сердце человека. Это и есть крохотная сцена, где разыгрывается наша жизнь, а вне ее — полутемный зал, едва различимые тени…

В Москве у нее было одно любимое место — башня, построенная в честь Иоанна Крестителя на берегу Москвы-реки.

Отсюда виднелась часть города — задымленная рабочая окраина. Шлюзы, в которых стояли баржи. Луна, отдаленный лес на горизонте.

Сюда, еще в той жизни, когда жива была Раиса и о счастье нельзя было и мечтать, они иногда приходили с Николаем. «Когда-нибудь, — говорил он, — на старости лет мы с тобой купим дом на высоком берегу реки». Им это казалось беспредметной, пустой грезой — построить дом на высоком берегу, таком высоком, что весь мир, в котором люди враждуют, завидуют друг другу, любят так, что эта любовь почти близнец ненависти, стареют, умирают, остался бы далеко внизу, как вот эта зеленая луговина, как баржа, плывущая по реке, как дым, стелющийся из труб и рассеивающийся в голубом просторе, который мысль объять не может, но душа заключает в себе навеки. И сегодня в своей душе Наташа несла тихое, спокойное счастье.

— Он такой, каким должен быть мужчина! — с восторгом говорила Катя. — О таком мечтает каждая женщина.

— Но ты ведь знакома с ним всего несколько дней, — с сомнением отвечала Наташа.

— Я тебя не узнаю, Наташка. Помнишь, как десять лет назад ты с сияющими глазами поведала мне о своем микробиологе? Я тогда холодно и расчетливо вразумляла тебя. Мы как будто поменялись ролями.

— Да верю, верю, что он такой, каким ты его описываешь, — улыбнулась Наташа. — Я прежде всего безумно рада, что ты ожила. Я такой тебя давно не видела. Но, Катя, к чему эта экзотика? Как его зовут, все не запомню. Ро-оджер? О господи!

Катя рассмеялась. С таким испугом и недоумением Наталья произносила это имя, как будто оно принадлежало инопланетянину или папуасу из Новой Гвинеи. Кто терроризировал ее последние годы, требуя немедленно подумать о ребенке? Катя думала, приглядывалась к кандидатам на роль будущего отца. Ни одного подходящего. И вот является, как волшебный принц, молодой, красивый, умный, здоровый, но Наташка и на этот раз недовольна. Ее не устраивают национальная принадлежность претендента и его имя. Шовинистка несчастная.

— Если б ты знала, Наталья, как я хочу ребенка. Ни о чем я так страстно не мечтала до сих пор!

Наташа даже перекрестилась:

— Неужто дождались мы светлого дня, у Катерины наконец прорезалось материнское чувство! Но, Кать, что за дети появятся от твоего Роджера? Какие-нибудь Чарлз, Роберт или Том? Я так мечтала, что ты не просто родишь ребенка, а выйдешь замуж за хорошего парня. А вдруг ты укатишь с ним в туманный Альбион и мы будем видеться раз в пять лет?

Они отправились на кухню выпить по чашке кофе и обсудить имена будущих Катиных детей. Ни в какой туманный Альбион Катя не собиралась и вообще предпочитала не заглядывать в далекое будущее, а жить настоящим. Роджер работает в Москве уже два года и пока не собирается уезжать. А дети ее непременно будут носить имя Иван или Дарья, в честь бабушки и дедушки.

— Иван Родионович, Дарья Родионовна, — медленно говорила Катя и вслушивалась в звучание этих имен. — Ну, как тебе? По-моему, неплохо.

Они так смеялись, что с карниза испуганно вспорхнули голуби. Катя ни о чем не могла говорить — ни о прошлом, ни о будущем, все время возвращалась мыслями к своему замечательному англичанину.

— Он совершеннейший ребенок, чистая душа, добродушный, патриархальный, со светлым взглядом на мир. Такие люди способны исцелять. Я уже было поставила на себе крест, приготовилась терпеливо существовать день за днем… Но оказывается, жизнь только начинается. Мое прошлое кажется мне только генеральной репетицией, не очень удачной. Сколько непоправимых ошибок! Как я была слепа, самоуверенна и наивна! Этот человек меня расколдовал. Я будто оттаиваю с каждым днем. Впереди много-много лет, радости и неудачи. Но я снова полна сил и готова жить дальше…