Опекун - Джон Соул

Рыдания душили его. Спотыкаясь, Джо бросился вниз с горы, не разбирая дороги.

Единственная мысль билась в его мозгу и толкала вперед: бежать, бежать как можно дальше от этого места.

Но добравшись до подножия горы, он понял, что, как бы далеко он ни убежал, где бы ни оказался, ему не скрыться от мертвого лица Билла Сайкеса, отсутствующий взгляд его глаз, смотрящих прямо на него, будто обвиняя.

Этот образ запечатлелся в его памяти навсегда, и так глубоко проник в сознание, что будет преследовать теперь всю оставшуюся жизнь. Он никогда не сможет стереть его.

И вдруг он понял, что есть способ вычеркнуть из памяти страшные воспоминания, избавиться от видения мертвого лица, от ужаса накатывающего на него нервного возбуждения, туманящего разум, толкающего прочь из дома.

Есть способ, который поможет ему навсегда избавиться от всего этого.

И в сознании Джо возникла совсем иная картина.

Утес, с которого менее двух недель назад сорвалась его мать.

Но сможет ли он сделать это? Заставить себя встать на вершину утеса, посмотреть вниз и прыгнуть?

Глава XVIII

— Сейчас семь часов утра, всех вас приветствует и желает вам хорошего настроения Сэм из студии в Сугарлоафе, который будет с вами до десяти часов! Сегодня в Сугарлоафской долине холодное утро, и, прежде чем потеплеет, будет еще холоднее. Хорошее известие для лыжников, плохое — для фермеров; как говорил великий Авраам Линкольн: некоторых людей вы можете порадовать иногда, кое-кого — всегда, и никого из людей... — впрочем, не помню точно, что он говорил, но вы понимаете, что я имею в виду! Вы понимаете, что я имею в виду! Мы продолжаем нашу программу!

Сэм Гилман нажал кнопку воспроизведения на стоящем перед ним магнитофоне, и оркестр струнных инструментов заиграл «Летнюю фантазию», что казалось Сэму вполне подходящим для холодного не по сезону сентябрьского утра. Это была его станция — все пять ее ватт, — и если слушателям не нравились его передачи, это их проблема, а не его. Он повернулся на крутящемся стуле, который занимал почти все свободное место в студии, состоящей из единственной комнаты, и начал просматривать список приглашенных гостей, беседы с которыми в этот день будет передавать по радио его крошечная станция. В десять часов в эфир выйдет Арне Свенсон с рекомендациями о подготовке машин к зиме. Почти все в городе настроят свои приемники на эту волну. Хотя Арне владел единственной в Сугарлоафе газонаполнительной станцией уже почти тридцать лет, его сильный шведский акцент делал речь такой невнятной, что он всегда брал с собой в качестве переводчика свою жену, Наоми, и Наоми никогда не упускала случая опровергнуть все сказанное Арне. К концу эфирного времени они вновь окажутся на грани развода, затем микрофон схватит Арне.

— Просто пригоните ко мне свою несчастную машину! — проревет он. — Я все сделаю Вам сам!

Продолжение рабочего дня будет полностью соответствовать его началу, поскольку Сэм Гилман охотно разрешал каждому, у кого было о чем рассказать людям, приходить в студию и занимать микрофон на час или около того. На те дни, когда желающих поговорить не находилось, у него имелось в запасе немало кассет с записями, чтобы пускать их в эфир. На самый же крайний случай Сэм припас несколько пленок, которые мог прокручивать в течение восьми часов, хотя и полагал, что от подобного вещания никто не поумнеет.

Больше всего ему нравились такие передачи, своего рода импровизации, когда он приглашал в студию горожан, чтобы те просто отвели душу. Поскольку все, что они говорили, было вполне пристойно и не оскорбляло каких-либо категорий граждан (политика Сэма вполне допускала любое оскорбление личности), Гилману нравилось, когда люди делились своими мыслями, независимо от того, совпадали они с его собственными или нет. У него даже вошло в привычку каждую свою передачу предварять своеобразным предупреждением, что мнение выступающего не обязательно отражает позицию станции или ее владельца, даже когда он и сам был в эфире. Если его расспрашивали об этой маленькой хитрости, он всегда отвечал, что сам часто находится в сильном противоречии со своими собственными мыслями и просто защищает себя от возможности «предстать отсюда дураком перед слушателями Бойсе». Способы радиовещания, которые использовал Сэм Гилман, не приносили ему большой прибыли, но тем не менее город был настроен на волну его радиостанции.

Поэтому когда Сэм повернулся на своем крутящемся стуле и увидел сквозь стекло на двери крошечной студии покрасневшие глаза Милта Моргенштерна, он тут же понял: у Милта есть нечто горяченькое, что не может дожидаться следующего газетного выпуска, который выйдет из печати не раньше завтрашнего утра. На лице его появилась довольная ухмылка, и он подал редактору и издателю знак рукой, приглашая его войти.

— Вы знаете, мы с Вами могли бы заключить своеобразное соглашение между воюющими сторонами, если бы захотели. Между нами говоря, мы смогли бы полностью управлять умами жителей города. Если бы все хорошенько продумать, то, возможно, нам удалось бы поставить во главе города хоть самого черта.

Милт не удосужился ответить на попытку Сэма пошутить, и улыбка на лице диктора угасла.

— Что-то неладное, Милт?

— Произошло еще одно убийство, — ответил ему тот. — И все это выглядит весьма подозрительно, похоже, что запахло жареным.

У Сэма Гилмана вытянулось лицо.

— Вы имеете в виду, что убийство такое же, как и в лагере? — спросил он, вставляя кассету во вторую ячейку магнитофона и нажимая кнопку воспроизведения, как только стихли последние аккорды «Летней фантазии».

— Вы попали в самую точку, — откликнулся редактор. Пока играла кассета, он рассказал Сэму о событиях прошлой ночи, с того самого момента, как он услышал, что Рик Мартин начал организовать поисковую экспедицию, и до тех пор, когда помощник шерифа вместе с Оливией Шербурн вернулись на ранчо. Эль-Монте с сообщением о смерти Билла Сайкеса. — Что меня действительно тревожит, так это то, что он не захотел, чтобы я отправился в горы вместе с ними. — Взгляд Моргенштерна, когда он встретился глазами с Сэмом Гилманом, стал суровым. — Я имею в виду, что он не хотел, чтобы я был на ранчо, не хотел, чтобы я пошел с ними на поиски Джо Уилкенсона, и уж определенно, чтобы я поднялся в горы и взглянул на тело.

Гилман скривил губы в понимающей улыбке.

— Это означает, как я предполагаю, что Вы немедленно отправились туда.

— Я не мог, — ответил Моргенштерн. — Этот сукин сын даже не сказал мне, где все случилось.

— И, как Вы думаете, что же происходит? — спросил Сэм, чувствуя, что основной рассказ впереди. Рассказ, который вызовет непрерывные телефонные звонки в студию, заставит настроить каждый радиоприемник в городе на волну его радиостанции, как только новость начнет распространяться. — Почему Мартин ведет дело в такой тайне?