Отец Пепла - Илья Олегович Крымов

«Он — ничто в сравнении с мощью Элрога».

Словно расслышав мысль полубога, образ Туландара пробудился, в тёмных глазницах появилось свечение, где-то за стенами стал раздаваться гул, переходящий в низкий рёв и мелкая дрожь прокатилась по зданию банка. Свет из глаз Туландара был сначала жёлтым, затем резко сменился синим, зелёным, красным, и опять стал жёлтым.

«Мощная излучающая установка, она обрабатывает тебя разными видами энергии, разрушительной для сущностей разной природы. Они пытаются подобрать враждебную среду, в которой тебе будет тяжело сражаться».

«Я ничего не чувствую».

«Разумеется, нет. Ты — полубог, враждебной для тебя средой является та, что наполнена энергией враждебного божества или могучей демонической сущности. Для Элрога Пылающего таким врагом был Глубинный Владыка Клуату».

В потолке и стенах появились бесчисленные квадратные отверстия, сквозь которые высунулись металлические штырьки с утолщениями на концах.

«Ты знаешь, что это, легат?»

«Нет, мой император».

«Раньше их называли „драконьими безоарами“, но это имя давно забыто, тем более, что к драконам они не имеют никакого отношения, как и к безоарам. Сейчас эти камушки называются анамкарами, и они излучают астральную пустоту. Гномы считали, что в мире не осталось силы, более опасной для их богатства, нежели магия, и обезопасились от неё».

«Они не знали, что придётся воевать с богом».

По сторонам от главной трибуны были высокие резные двери, которые медленно открылись, и в зал, тяжело ступая, вошли гномы. Они были покрыты великолепной сверкающей бронёй цвета золота, укреплённой рунами и украшенной чеканкой. Традиционные орнаменты в виде змеев моря и Подземья составляли общий богатый узор, драгоценные камни обрамляли в круг гербы Золотого Трона, личины крепились к рогатым шлемам, в латных перчатках лежали тяжёлые молоты и секиры, на сгибах локтей висели восьмигранные щиты.

Не сразу Фуриус Брахил понял, что смутило его, — в этих воинах не было огня жизни.

«Восхитительно, как далеко зашла технология за эти годы. Ты видишь перед собой техноголемов, легат, воинов из металла, оживлённых с помощью Ремесла и науки гномов. Тем не менее, каждого из них питает магия».

Брахил не видел в механизмах ничего восхитительного, — лишь ещё одна преграда на пути исполнения божественной воли, которую он, чемпион, сокрушит.

Ослепляющее белое лезвие выросло из чёрной рукояти, легат выдохнул целую волну красного пламени, через которую золотые воины прошли, не заметив. Их было одиннадцать, — хорошее число, число Элрога. Брахил бросился в бой с мечом, и первый его удар был принял на лезвие секиры, второй полоснул по рогатому шлему, слизнув тонкий слой золота, под которым чернел нуагримг. Светоч Гнева запорхал в его когтистых руках, превращалась в длинные белоснежные шлейфы и идеальные солнечные диски, легат навалился на один из механизмов, осыпая его ударами, техноголем двигался быстро, но не поспевал за полубогом, однако, броня его была невероятно крепка, даже самые тяжёлые удары оставляли только небольшие плавленые отметины, а десять других механизмов постоянно старались окружить полубога.

Совершив прыжок через голову и выйдя из кольца врагов, Брахил огненным вихрем переместился к одному из них, отразил удар молота и ударил в ответ сам, когтями, почти безрезультатно, вытянув лишь тонкую стружку из маски. Нуагримг был самым прочным и самым жаростойким сплавом гномов, даже не укреплённый рунами он какое-то время выдерживал драконье пламя.

«Этих я не смогу подчинить, они — не монолитный камень, пропитанный силой рун, а многосложные машины с массой обособленных частей, их шемы и энергетические ядра хорошо спрятаны и защищены».

Техноголемы, не испытывавшие страха и усталости, относительно неспешно наступали, свет тысяч кристаллов играл на их доспехах, горели ровным голубым руны и глазницы личин, гудело нечто скрытое в стенах банка, Туландар наблюдал за боем в суровом молчании.

Фуриус Брахил перешёл к Дыханию Первому, преисполнился духом ингмира, дракона, рождённого, чтобы бросать всего себя в таранную атаку. Яростно заревев, он набросился на ближайшего золотого воина, обрушился всей своей силой, каждым тяжёлым ударом, каждым шагом. Бездушный механизм отступал, содрогаясь, не успевая подставлять восьмиугольный щит и широкий меч. Золото испарялось от жара меча, чёрный нуагримг неохотно поддавался, сминаясь, но именно что неохотно; убийственный натиск, который сразил бы тысячу гномов, едва теснил одну машину. От этой мысли Фуриуса захлёстывала волна безумной ярости, — да как они смеют⁈

Чувствуя, что разум стал отступать, легат одёрнул себя. Буйство — это путь Атмоса, его же сила была в ином. Он успокоил своё сердце, почти перестал дышать, спокойно смотрел, как механизмы приближались, формируя кольцо, такие медленные, такие бездушные, не знающие ни долга, ни гнева, ни отчаяния, ни надежды. Что могли эти заводные игрушки противопоставить чемпиону Элрога?

Чёрно-красная шкура Брахила изменила цвет, чёрное стало инисто-белым, красное окрасилось холодной синевой, а мантия из алого пламени, окружавшая его, как будто прекратила существовать. На самом же деле огонь стал только сильнее, потеряв почти весь цвет, сделавшись прозрачным. Также пропал клинок Светоча Гнева, теперь у рукояти едва колыхались синие лепестки, тогда как о существовании лезвия можно было лишь догадываться. Пол у ног Фуриуса плавился, а воздух вокруг изгибался от нестерпимого жара. Золотое покрытие техноголемов капало под ноги, они продолжали наступать, хотя нуагримг постепенно краснел.

Легат сосредоточил на ближайшей цели всё внимание, выбирая самую уязвимую точку в великолепной броне, а когда почувствовал, что время пришло, совершил выпад. Светоч Гнева пробил шагающую машину насквозь, проплавил панцирь, вошёл внутрь корпуса, сквозь свинцовое ядро с питающим элементом, и вышел из спины в каскаде брызг испаряющегося металла. Легат освободил меч, выпрямился и повернул рогатую голову, льдисто-голубые зрачки с жёлтыми каймами выбрали следующую цель.

///

Туарэй с улыбкой следил за тем, как гибли техноголемы, стоившие целой армии каждый. Один удар — один разрушенный механизм. Не оставалось сомнений, что легат доберётся до самых потрохов банка и вывернет их наизнанку.

— Что ж, я не мог выбрать лучшего чемпиона.

Семь Дыханий — боевые стили жрецов-воинов древнего Грогана — выжили в Девятом легионе, и некоторые особенно одарённые воины смоли постичь один или даже два. Фуриус постиг шесть основных, а потом самостоятельно развил седьмой, тяжелейший, смертоносный Хаос Каэфидрагора. Но самым первым дыханием был не Натиск Ингмира, и не Панцирь Малхейна, нет, сначала он освоил Пятое Дыхание — Выпад Фуррана. Дуэльный стиль для победы одним единственным ударом, требовавший вершин самоконтроля и абсолютного внимания.

Легат нёс в себе гнев, который, стань он пламенем, прожёг бы небо. За его плечами стояли десятки поколений предков, опалённых угрызениями совести, измученных неуверенностью в избранной судьбе, отравленных пустой надеждой. Всё это передалось по наследству братьям Брахилам, но, когда младший расплёскивал своё пламя без удержу, старший держал его в кулаке, как оружие, и наносил лишь точные смертоносные удары.

— Чей-то другой огонь способен дарить жизнь, тепло, но твой настолько горяч, что может лишь убивать. Такому ужасному огню даже не нужно освещать мир. И это хорошо. А что же младший брат?

///

Атмос Брахил крушил улицы города, мечась из стороны в сторону. Его когти не встречали достойного противления, горящие здания рушились одно за другим, а всё живое погибало, встретившись с великаном.

«Примипил, ты так и продолжишь пировать на слабых и безответных, или же начнёшь приносить настоящую пользу?»

Атмос остановился среди пожарища, его