Полыновский улей - Александр Власов

Орлов вышел из строя и растерянно огляделся вокруг. Еще вчера он не задумываясь прыгнул бы по ветру. Но теперь, после метания диска, который, как выяснилось, необъяснимым образом летел против ветра дальше, Орлов заколебался. Мысли заметались, и он, чувствуя, что тянуть больше нельзя, разбежался против ветра, прыгнул и, ощущая каждым сантиметром своего тела упругое сопротивление, шлепнулся на песок.

Еще в воздухе он понял, что прыжок не удался. Приземлившись, Орлов даже не посмотрел назад — на расстояние, которое он пролетел над землей. Безнадежно махнув рукой, он отошел в сторону.

Скуратов вызвал Никашина.

— Прыгай по ветру! — предупредил его Орлов и больше до конца состязаний по прыжкам не произнес ни слова. Он стоял и смотрел на ребят, которые, один за другим пружинисто отталкиваясь от планки и поджав ноги, проносились над разрыхленным песком. В голове у Орлова роились обрывки каких-то правил, формул, параграфов. Вспоминалось, что когда-то в школе учитель рассказывал о сопротивлении среды, ставились опыты. Он силился восстановить все это в памяти, но она, как испорченный механизм, подсовывала другие, ненужные сейчас сведения.

Скуратов объявил результаты. Показатели Орлова были самые плохие. Тренер подошел к нему и так же, как Салову, сказал:

— До свиданья! Приходи после соревнований.

Орлов был так огорчен, что тренер невольно смягчился и подумал, не слишком ли сурово наказал он ребят. И все же Скуратов решил довести до конца свой план.

— Орлов! Пойдешь сейчас к Салову, — добавил он. — Сидите дома и ждите моих приказаний!

В глазах Орлова блеснула надежда.

— Иду! — с готовностью ответил он.

Трехкилометровую дистанцию последний из трех «мушкетеров» пробежал легко. Испуганный провалом друзей, он выжал из себя все, что мог, и пришел к финишу вторым. Но радости он не испытал. Ему было неловко перед товарищами, отправленными домой.

Когда Скуратов зачитал список допущенных к соревнованиям, у Никашина сжалось сердце. Обида за друзей оказалась сильнее всего.

— Если вопросов нет, — можно разойтись! — сказал Скуратов.

— У меня... Хотя это и не вопрос. Прошу не включать меня в соревнования, — заявил Никашин.

Ребята, все двенадцать человек, как один, уставились на него. Удивился и Скуратов.

— Почему? — спросил он.

— Если бы меня вызвали первым метать диск, я бы тоже метнул его по ветру. Вы должны были объяснить что и как... И вообще без Салова и Орлова я не могу! Это нечестно!

Скуратов выслушал Никашина, не ответил, но и не распустил ребят.

— Нале-во! — скомандовал он. — В раздевалку шаго-ом марш!

Когда все оделись, Скуратов усадил ребят вокруг себя.

— Вот теперь поговорим! — произнес он. — Из года в год вы только и делаете, что слушаете учителей. Вам объясняют, как надо писать, считать, рассказывают, из чего состоит воздух, вода, почему движется паровоз, летит самолет. Бесконечные объяснения! И это необходимо. Если бы каждый без объяснений, самостоятельно доходил до всего своим разумом и опытом, наука не тронулась бы с места. Одной человеческой жизни не хватило бы, чтобы сделать выводы, составить формулы, доказать теоремы, которые вы получаете в готовом виде за одну неделю, а иногда и за один день. Люди поколениями собирали их, выстраивали в систему, записывали, сохраняли для потомства, чтобы никому не пришлось открывать открытую Америку.

Скуратов оглядел приумолкших мальчишек, остановил свой взгляд на Никашине и продолжал:

— Вы привыкли к постоянным объяснениям. Они надоели вам. Некоторые из вас перестали их ценить. Вот почему сегодня я поставил двух ваших товарищей в положение первооткрывателей, чтобы они поняли, какой ценой достается личный опыт. Результаты вы видели: Салов провалился, метнув диск по ветру, а Орлов, не разобравшись что к чему, прыгнул против ветра и тоже очутился вне соревнования.

Скуратов снова посмотрел на Никашина и заговорил другим тоном:

— Теперь отвечу тебе. Я ценю твое отношение к товарищам и готов их простить. Можешь написать записку, что я разрешаю участвовать им в соревнованиях, но с одним условием: ровно в восемнадцать ноль-ноль они должны быть на углу своей улицы — там, где у вас аптека. Придут вовремя — получат амнистию! Подчеркни слово «аптека», а то спутают еще.

Никашин сидел и хлопал глазами, а когда понял, что Скуратов не шутит, вскочил.

— Разрешите, я сбегаю за ними! Скорее будет!

— Нет! Сделаем сюрприз — пошлем твою записку, а мы с тобой пойдем к аптеке и встретим их.

Никашина упрашивать не пришлось. Бумага и карандаш нашлись, и через минуту радостное послание было готово.

— Ты не спутал? — в который раз спрашивал Салов.

— Нет! — уверенно отвечал Орлов. — Он так и сказал: иди к Салову и жди моих приказаний.

— Почему же ничего нет?

— Почем я знаю... Что-нибудь будет!.. Наверно, он разрешит нам участвовать в соревнованиях.

— Ты думаешь?

— Думаю! Попугал — и хватит! Он ведь нарочно все подстроил, чтобы доказать!

— Слушай! — Салов потупил глаза. — Может, и правда тут эта самая аэродинамика есть... когда диск летит?

— А ты сомневаешься! Конечно, есть! А вот когда сам прыгаешь, — нету! Закон полета разный... Сопротивляемость среды... Помнишь?.. Против ветра я бы никогда не прыгнул... Сегодня просто чушь какая-то нашла... А с диском он тебя здорово подвел! На всю жизнь эту аэродинамику запомним! Надо будет почитать про нее...

Кто-то позвонил. Мальчишки подбежали к двери. На лестнице стоял незнакомый парнишка. Он протянул записку и молча пошел вниз.

Сначала Салов прочитал послание Никашина, потом Орлов. «Ребята! Виталий Михайлович сменил гнев на милость! Он разрешит вам участвовать в соревнованиях, если вы ровно в 18.00 придете на угол нашей улицы, где оптека. Будем вас ждать. Ура! Главное — не опоздайте, а то все пропадет!»

Мальчишки взглянули на часы и разом улыбнулись. Было без четверти шесть.

— Я говорил! — сказал Орлов. — Он только попугал! Давай скорей!

Во дворе Орлов ухмыльнулся, развернул записку, еще раз прочитал ее и подтолкнул локтем Салова:

— Смотри, какой ляп дал наш знаток русского языка «оптика» он пишет через «е»!

Друзья рассмеялись. Это была непростительная, по их мнению, ошибка. Магазин с вывеской «Оптика» находился рядом с их домом, на углу. Ребята проходили мимо броской вывески раз по десять в день. И после этого не знать, как пишется слово «оптика»!

Без десяти шесть мальчишки подошли к оптическому магазину, с большими синими очками над входом, и, как два швейцара, встали у дверей на углу улицы. За десять минут они до боли накрутили шеи, поворачивая головы то влево, то вправо. Прошло еще четверть часа... Ни Скуратова, ни Никашина!

Когда круглые часы над входом в магазин оптических товаров показывали половину седьмого, Салов сказал:

— Раз он выкинул такую шуточку, я ему больше не друг!

— Я тоже! — присоединился Орлов. — Пошли домой!

Мальчишки в последний раз оглядели улицу и побрели на свой двор. Медленно, точно больные, поднимались они по лестнице, а сверху раздавался отчаянный стук в чью-то дверь.

— Никак к нам барабанят?

Салов прислушался и побежал наверх. Орлов — за ним. Когда они добежали до площадки второго этажа, стук оборвался и навстречу им, чуть не плача от досады, скатился по лестнице Никашин.

— Где вас носит? — кричал он, потрясая кулаками. — Я думал, звонок испортился!.. Почему не пришли?.. Записку получили?

Салов сунул ему под нос мятый комок бумаги.

— Мы-то, дураки, пришли, — холодно произнес он. — При-шли! Понял? А теперь убирайся от нас! Мы тебе не друзья!

Никашин выпучил глаза.

— Ку... ку... да вы пришли?

Салов развернул бумажку, поднес ее к глазам Никашина.

— Ты писал?

— Я! А кто же еще?

— Так вот — туда и приходили!

— Не ври! — Никашин ощетинился, как еж. — Не ври! Мы вас ждали до четверти седьмого! И Скуратов ждал — может подтвердить! Ни на миг от аптеки не отходили!

Салов и Орлов переглянулись, а затем оба уставились на Никашина.

Два дня ребята дулись друг на друга. Салов и Орлов во всем винили Никашина и называли его насмешливо знатоком русского языка. А Никашин огрызался, доказывал, что и они не лучше.

— «Оптика» пишется через «и»! — убежденно говорил он. — Только дураки могли подумать, что я напишу это слово через «е», — значит, «аптека»! Осел и тот бы догадался! В крайнем случае, если вы уж такие тупоголовые, одному надо было идти к аптеке, а другому к оптике!

Ругались до хрипоты. А в душе все трое понимали, что Скуратов дал им хороший урок.

На третий день мальчишки помирились. Да и как можно было сердиться на Никашина, который ради друзей отказался от соревнований.