Мир приключений 1985. Сборник фантастических и приключенческих повестей и рассказов - Леонид Млечин

— После спектакля Юра поедет домой, — сказала Ирина.

И я понял, что так было задумано: Ирина должна поговорить со мною с глазу на глаз.

Мы спустились по лестнице к порту, по набережной вышли к лодочной станции. Сторож уже уносил в будку весла.

— Поздно! — сказал он мне. — Завтра, завтра… Но, увидев в своей руке трехрублевку, вздохнул: — Ладно. Я подожду. Только недолго. Если водная милиция остановит, скажите, что взяли лодку засветло и задержались…

Город навис над бухтой. Он был освещен так ярко, что луна над заливом казалась лишь тусклым фонарем. Голубой, алый, желтый неоновый свет лился по волнам и слепил. Я повернул лодку кормой к берегу.

— Вам помочь грести? Мне показалось, что у вас нет навыка. Сейчас тихо. Можно опустить весла. Так как же вам пение Юры?

Ну вот и началось главное. И сегодняшний вечер, и прогулка по морю все это достаточно странно. Но вероятно, мы оба испытывали неловкость, а потому и совершали диковинные поступки. Зачем эта лодка? Ведь побеседовать можно было и на бульваре.

— Почему вы молчите?

Я решил играть ва-банк.

— В голосе Юры мне почудилось что-то странное.

— Вы приехали от нее?

— Кого вы имеете в виду?

— Конечно, Марину. Кого же еще? И теперь внимательно выслушайте то, что я скажу.

— Выслушаю. Но не совсем понимаю, в чем вы меня подозреваете.

— Я подозреваю, — ответила она, что вы подосланы Мариной. Она неудачница. Вы должны понимать, что неудачники — люди опасные. Неуемное честолюбие… Чаще всего ничем не подкрепленное. Сначала мечты, сетования на то, что мир стал жесток и невнимателен к гениям. Затем поездки в Коктебель. Есть такой поселок. Около Феодосии. Он теперь называется Планерское.

— Знаю.

— Там горы маленькие, но с виду вполне настоящие. Только в десять раз ниже. Милый залив. Дом творчества писателей. Правда, писатели там не очень-то творят. Все больше писательские семьи отдыхают. Да и можно ли разводить писателей в таких вот прибрежных инкубаторах? Они же не цыплята! Я там была. Знаю. Видела. Но это — любимое место Марины. Говорит, что, как выйдет на пенсию, там поселится. Так вот, в этот Коктебель каждое лето съезжаются неудавшиеся Шаляпины, Пушкины, Гоголи, Ползуновы, Скрябины и даже Наполеоны. Собирают на берегу камешки, ходят в горы. Да и почему в эти горы не пойти, если они как холмы? По Потемкинской лестнице труднее взойти. Там они сопят, как при гриппе, вдыхают запах моря и гор и говорят, что эти запахи врачуют их душу… Нет, настоящим Гоголям, Ползуновым и Скрябиным там делать нечего!

— Вы, Ирина, злой человек. Хотя в том, что вы говорите, есть доля правды.

— Все, что я говорю, правда. А если я стала злой, то по единственной причине. Я отбиваюсь.

— От кого?

— Ну, в данном случае от вас. А вообще не знаю, от кого именно… От многих. Понимаете, настали времена всеобщего равенства. И это равенство часто понимают как-то механически. Если кто-то кем-то стал, значит, и ты имеешь на это право. Но ведь не каждый может стать Эдитой Пьехой. И вратарем Третьяком с бухты-барахты не станешь. Вы заметили, что в последнее время в компаниях перестали просить спеть или почитать стихи? Знаете почему? Считают, что и сами умеют не хуже. Одна девица — кстати, моя подруга — чуть не расплакалась, когда ей сказали, что ленинградский бас Борис Штоколов лучше нее поет партии басового репертуара… Она, видите ли, не могла согласиться даже с тем, что у женщин не бывает басов. Она хотела во всем, совершенно во всем быть лучше других…

…Примерно такие же мысли несколько часов назад блуждали и в моей собственной голове! Сейчас нельзя было перебивать Ирину. Нужна была пауза. У журналистов это называется «вытягиванием» собеседника. Только что был общителен, разговорчив, а затем внезапно умолкаешь. В разговоре возникает некая пауза, вакуум. Если выдержать характер и не броситься его заполнять, то, как правило, нервы сдают у собеседника. Он начинает говорить — спешно, лихорадочно. Сам эту поспешность ощущает и бывает ею недоволен. Но замолкнуть уже не может. И обязательно что-нибудь существенное выболтает.

Лодку почти совсем прибило к причалу. Огни набережной нависли прямо над нашими головами.

— Марине предстоит вести жизнь обычной женщины. И ее возмущает, что Юрия ждет другое. Вот она и плодит не просто сплетни, а какие-то кошмары из сказок Гофмана: мол, не было голоса, а теперь появился. Что за ересь! Заблудший Мефистофель взял душу и подарил вместо молодости талант?

— Да! — сказал я возможно тверже. — И фамилия Мефистофеля мне известна.

— Будем считать, что вы пошутили.

Но я не шутил.

Она молча глядела на меня. И было в этом взгляде нечто тревожащее и заставлявшее вспомнить, что даже опереточные злодеи возникли не только по капризу авторов либретто. Многие из них имели реальных прототипов в жизни. Ведь существуют где-то и честолюбцы, способные на что угодно, только бы прославиться, и завистники, и мистификаторы. В уме мы соглашаемся с тем, что мир пестр и мозаичен. Но всякий раз удивляемся, если узнаем, что наш сосед по лестничной клетке — великий честолюбец, а старинной знакомой в сладких предутренних снах мнилось, что она стала королевой какого-нибудь далекого полудикого острова…

— С какой стати Марина вмешивается в частную жизнь других? Почему она разрешает себе распускать слухи? Какой такой Мефистофель, дарящий голоса? Нельзя же терять чувство реальности!

— Но ведь для некоторых оперная сцена — жизнь, реальность. И я лично знаком с человеком, который помог и вам, и Юре, и еще кое-кому, так сказать, найти свой голос. И был это вовсе не педагог-вокалист. Вы это знаете не хуже моего… Вот список фамилий тех, кто так же, как вы, получил в подарок голос. Как вы понимаете, с некоторыми из этих людей я уже беседовал. Они были откровеннее вас…

Вдруг огоньки опрокинулись, и я почувствовал, что лечу в высокое небо. Туда, где звезды. Но это были не те огни и не те звезды, что светили вверху. Это были другие звезды и другие огни — отражавшиеся в спокойной воде. Было неглубоко — по горло. Я услышал стук каблуков по доскам причала. А к месту происшествия уже бежал сторож.

— Эй! Что? Она вас ударила?

— Веслом.

— Может, вы нарушали галантность?

— Галантность здесь ни при чем.

— Ну ладно, давайте руку!

До полуночи пришлось просидеть в сторожке, пока просохла одежда. Мы ели знаменитую малосольную скумбрию и запивали ее ароматным чаем.

— Отчего же дамочка вас топила?

— Случайность.

— Ну, пусть будет так… Странно, отчего нас женщины то спасают, то топят? Я так мыслю: она хотела сделать вид, будто это несчастный случай. Лодка перевернулась — гражданин от испуга утонул. Просто и ясно. Никакой следователь не докопается.