Вкус дыма - Кент Ханна

Как-то ночью я наконец решилась ему это сказать:

– Натан, я знаю, что ты спал с Сиггой.

Он дремал, но при этих словах открыл глаза.

– Я знаю, Натан. Я прощаю тебя.

Он поглядел на меня и вдруг рассмеялся:

– Прощаешь?

Я сжала в темноте его руку.

– Я говорю об этом не для того, чтоб затеять ссору. Просто хочу, чтоб ты знал, что я об этом знаю.

Рука Натана, которую сжимали мои пальцы, была неподвижна, как мертвая. Он о чем-то размышлял.

– Я знал, что ты наблюдаешь за нами, – сказал он наконец.

Эти слова точно ударили меня под дых. Я открыла рот и тут же закрыла, так ничего и не сказав. Потом выбралась из постели и принесла лампу. Я не могла продолжать разговор с Натаном, не видя его лица. Я не доверяла его словам, сказанным в темноте.

Отсветы лампы плясали на его обнаженной коже. Он смотрел на меня ледяными глазами, неотрывно, лишь единожды отвлекшись, чтобы глянуть в сторону Сигги и убедиться, что она спит.

– Натан.

Я услышала собственный голос, глухой, как у старухи. Потом опустила взгляд, увидела собственную наготу и впервые задумалась о том, какой видит меня Натан.

– Ты играл со мной.

Натан прикрыл глаза ладонью.

– Убери лампу, Агнес.

Я ухватилась за столбик кровати, чтобы не потерять равновесия.

– Ты жесток.

– Я не желаю об этом говорить.

– Ты с самого начала не собирался дать мне место экономки. Верно ведь?

– Убери лампу, и давай спать. У тебя глаза точно дырки в снегу от мочи.

– Спать?! – Я смотрела на него во все глаза, терпеливо дожидаясь, пока смогу заговорить, не разрыдавшись. – Откуда ты знал, что я наблюдаю за вами?

Натан усмехнулся этим словам. И ничего не ответил.

– Ты меня любишь?

– Ты ведешь себя глупо.

– Отвечай!

Он протянул руку к лампе:

– Убери ее!

– Натан! – взмолилась я. И ужаснулась плаксивым нотам в собственном голосе.

– Разве я пригласил бы тебя в Идлугастадир, если б не хотел, чтобы ты здесь жила?

– Ну да, служанкой.

– Агнес, ты больше чем служанка.

– Правда?

– Убери лампу.

– Не уберу! – Я отдернула руку с лампой подальше, чтобы Натан не мог до нее дотянуться. – Ты не смеешь так со мной обращаться!

Глаза Натана вспыхнули.

– Хватит меня пилить!

И тут я взорвалась.

– Ах, пилить? Да иди ты к черту! Я всегда позволяю тебе делать все что вздумается. Разве я мешаю тебе вечно отлучаться из дома? Или барахтаться в соседней постели с Сиггой, когда ты думаешь, что я сплю? Да ведь ей всего пятнадцать! Кобель ты проклятый!

Натан откинулся назад, опираясь на локти.

– А с чего ты взяла, будто я дожидаюсь, пока ты заснешь?

Выражение его лица нельзя было назвать издевательским – скорее презрительно-веселым. Отчаяние утраты обрушилось на меня, и в один миг я оказалась погребена под лавиной непоправимого горя.

– Я тебя ненавижу. – Слова мои прозвучали глупо, ребячески.

– Думаешь, я тебя люблю? – Натан покачал головой. – Тебя, Агнес?

Он недобро прищурился и встал, жарко дыша мне в лицо.

– Ты дешевка, Агнес. Я ошибся в тебе.

– Если я дешевка, то только потому, что ты меня такой сделал!

– О да, продолжай. Ты чиста и свята, а виноваты все остальные.

– Нет, только ты!

– Прости, но я думал, что ты сама этого хотела. – Натан схватил меня за плечи и грубо притянул к себе. – Я думал, что ты хочешь выбраться из той долины. А тебе, как выяснилось, хочется именно того, что ты не можешь получить.

– Я хотела тебя! Я хотела покинуть долину, чтобы быть с тобой! – Меня замутило от бешенства. – Я больше не могу здесь оставаться.

– Так уходи! – Натан отступил на шаг и схватил меня за запястье. – Убирайся! Все равно от тебя одни неприятности!

С этими словами он поволок меня к выходу из бадстовы. Краем глаза я заметила, что Сигга проснулась и сидит на кровати, глядя на нас. Тоуранна расплакалась.

– Пусти меня!

– Я просто даю тебе то, чего ты хочешь. Ненавидишь меня? Хочешь уйти? Отлично! Вот порог.

Натан был невысок ростом, но силен. Он протащил меня по коридору и вытолкнул на крыльцо. Я запнулась о порог и, как была нагая, растянулась в снегу. К тому времени, когда я поднялась на колени, Натан захлопнул передо мной входную дверь.

Снаружи было темно и шел обильный снег, но от гнева и горя я словно утратила чувствительность. Мне хотелось замолотить кулаками в дверь, побежать к окну и крикнуть Сигге, чтобы впустила меня в дом… но еще мне хотелось наказать Натана. Обхватив руками голые плечи, я задумалась, куда же податься. Холод пробирал до костей. Мелькнула мысль покончить с собой, пойти на берег моря и окунуться в ледяную воду. Стужа убьет меня; даже не придется топиться. Я представила, как Натан найдет на берегу мое мертвое тело, выброшенное на берег вместе с водорослями.

И пошла в коровник.

Заснуть в таком холоде было невозможно. Я свернулась калачиком возле коровы, прижалась нагим телом к ее теплому боку и натянула на себя попону. И засунула мерзнущие пальцы ног в коровью лепешку, чтобы им стало хоть немного полегче.

Позже ночью в коровник кто-то вошел.

– Натан? – Голос мой прозвучал тоненько и жалобно.

Это была Сигга. Она принесла мою одежду и башмаки. Глаза ее припухли от слез.

– Натан не пустит тебя в дом, – сказала она.

Я медленно одевалась, едва шевеля закоченевшими от холода пальцами.

– А если я здесь умру?

Сигга повернулась, чтобы уйти, но я схватила ее за плечо.

– Поговори с ним, попробуй его образумить! На сей раз он действительно спятил.

Сигга глянула на меня, и в глазах ее появились слезы.

– Как же мне обрыдло здесь, – прошептала она.

Проснувшись утром, я не сразу смогла сообразить, где нахожусь. Затем в памяти всплыли события минувшей ночи, и тугой комок гнева подкатил к горлу, придав мне новые силы. Я прислонилась к корове, отогревая застывшие пальцы и кончик носа, и стала размышлять, что делать дальше. Я хотела уйти прежде, чем Натан выйдет задать корм скоту.

Тоути проснулся в полумраке бадстовы Брейдабоулстадура и увидел отца, который сидел, привалившись к стене, в изножье его кровати. Седая голова священника свесилась на грудь. Он спал.

– Пабби! – С губ Тоути сорвался лишь едва слышный шепот, и от попытки заговорить тотчас заныло горло.

Он попытался толкнуть отца ногой, чтобы разбудить, но все тело казалось невероятно тяжелым, точно налито свинцом.

– Пабби! – сделал он вторую попытку.

Преподобный Йоун шевельнулся и вдруг открыл глаза.

– Сынок! – Он вытер бороду и наклонился к Тоути. – Ты пришел в себя. Хвала Господу.

Тоути попытался поднять руку – и обнаружил, что она привязана к боку. Он был весь запеленат в одеяла.

– Тебя лихорадило, – пояснил отец. – Тебе нужно было хорошенько пропотеть.

Он приложил мозолистую ладонь ко лбу сына.

– Мне нужно в Корнсау, – пробормотал Тоути. Пересохший язык едва ворочался во рту. – Агнес…

Отец покачал головой.

– Ты из-за нее-то и заболел.

На лице Тоути промелькнуло беспокойство.

– Не могу вспомнить, какой сейчас месяц.

– Декабрь.

Тоути попытался сесть, но преподобный Йоун мягко прижал его голову к подушке:

– Забудь о ней, пока Господь не вернет тебе силы.

– Она совсем одна, – возразил Тоути, вновь пытаясь приподняться. Тело почти не повиновалось ему.

– И поделом, – отозвался отец. В тесноте скромной бадстовы его голос прозвучал неожиданно громко. Он удерживал сына за плечи, не давая привстать, и лицо его в сумраке казалось серым. – Она не стоит времени, которое ты на нее тратишь.

С минуту Маргрьет молчала. Молоко в ее кружке совсем остыло.

– Он вышвырнул тебя на снег?

Агнес кивнула, настороженно вглядываясь в нее. Маргрьет покачала головой.