Кошка Белого Графа - Калинина Кира Владимировна

– Если тебя беспокоит видение… Что бы там ни было, не принимай его близко к сердцу. Это не пророчество, всего лишь придворная игра на Ночь Всех Богов.

Кошка, сидящая на задних лапах, выглядела забавно, и Рауд против воли улыбнулся.

Пушистая красавица издала возмущенное «фррхх».

Она отлично понимала, что он пытается уклониться от ответа.

Рауд присел на корточки и взял ее за передние лапы, будто за руки, погладил шелковистую шерсть и горячие шершавые подушечки. Ее зрачки расширились, вспыхнув неисчислимыми вопросами.

Рауд покачал головой:

– Я предупреждал, Кошка. Мне еще придется делать вещи, которые тебе не понравятся. Так надо. Не спрашивай.

В кожу сейчас же впились острые коготки и замерли. Глаза, яркие, как лучезары, смотрели требовательно и непримиримо. Рауд видел в них отражение других глаз – синих, опушенных ресницами цвета темного меда, и ему вдруг захотелось рассказать то, о чем, кроме Альрика и членов семьи, знал только Варди Соллен.

– Когда я в который раз пришел просить за брата, – заговорил он, – Альрик сказал, что позволит Карстену уехать из страны, если я отдам свой дар. Я отказался. Меня учили, что сила, врученная нашему роду, дороже кровных уз и семейного долга. Нас всех этому учат. Мой отец, будучи в расцвете сил, уступил свое место мне, желторотому юнцу, потому что в противном случае дар был бы утрачен. Так сказала ему богиня. Еще она сказала, что если он не уйдет, то потеряет сына… Я надеялся, что Альрик не посмеет изувечить Карстена. Но он запер семнадцатилетнего мальчишку в подземелье с висельниками. Наша мать…

Рауд замолчал, вспомнив, как графиня Даниш-Фрост швыряла ему в лицо яростные слова, как хлестала по щекам, и от этих пощечин осыпался лед, сковывавший его изнутри.

– Словом, я понял, что едва не совершил самую страшную ошибку в жизни. Я вернулся в столицу, пришел к Альрику и сказал, что согласен. В наказание за строптивость он взял с меня слово однажды исполнить его просьбу. Помнишь – сослужи службу, потом скажу какую?

В тот момент Рауд думал, что король сошел с ума. О таком просят только боги, да и то в сказках.

Он тихо усмехнулся и провел большими пальцами по меху на кошачьих лапах.

– Когда был заключен брачный договор с Вайнором, Альрик вызвал меня и напомнил о нашем уговоре. Он потребовал, чтобы я женился на Эмелоне Болли. Не смотри на меня так, Кошка. Это все неважно. Мошенник Болли и все его хитрые комбинации мелочь по сравнению с тем, что…

Что агент, который сунул нос в его прошлое, сейчас лежит в мертвецкой?

Так и не закончив, Рауд сказал:

– Не думай, будто я несерьезно отношусь к твоему предупреждению. Я помню все, что ты мне рассказывала и буду настороже, обещаю. Не подсматривай за ним больше, это опасно. – А потом зачем-то добавил: – Если мне в самом деле придется жениться на Эмелоне Болли, этот брак будет лишь формальностью. Я не намерен подпускать к себе ни ее, ни ее отца, ни ее няньку. Ноги их не будет в Белом замке, а в Даниш-хузе тем более.

Кошка аккуратно подобрала коготки, не поцарапав ему рук, потом высвободила лапы, оскорбленно фыркнула и направилась прочь, задрав хвост, будто флаг.

– Подожди, – сказал Рауд. – Я провожу тебя в вайнорское крыло.

Когда он обменял дар на свободу Карстена, отец был вне себя. Но остыв, пришел к выводу, что должен доверять решениям сына – решениям, которые он никогда не принял бы сам.

Дагрун Даниш скорее поднял бы открытый бунт и пошел под пули расстрельной команды, чем отдал дар кому-то, кроме родной крови. А Рауд сделал это.

Так может, таков и был замысел богини? Может, все, что случилось, в конечном счете послужит во благо? Когда в дело вступают боги, ничего нельзя исключать.

Именно поэтому, сидя на острове Сновидцев, который он никогда больше не сможет покинуть, отец не переставал верить, что род Данишей сохранит вторую половину своего имени – Фрост. Именно поэтому Рауд надеялся, что у него получится. На кону стояло куда больше, чем фамильная гордость.

Правда, сама Нежа не спешила обнадежить своего избранника. Всю первую половину зимы она выказывала ему полное презрение.

А потом послала Карин…

Зачем? Может, для того, чтобы в решающий момент дать опору?

Глава 21,

в которой я переношусь в Зыбь и вспоминаю сказку о Многоликом

На следующее утро Рауд снова повез меня в город. Должно быть, остаток ночи после бала он не спал – лицо осунулось, под глазами тени. Но держался он бодро, а от его улыбки веяло надеждой.

На этот раз нашей целью стал чумазый трактир под обветшалой тесовой крышей, больше похожий на воровской притон, какими их описывают в книгах. Дверь черного хода открыл щуплый мальчишка в мятой курточке, буркнул басом: «Наверх», – и удалился вразвалку. Рауд сразу предупредил, что возьмет меня на руки, чтобы не пришлось идти голыми лапами по грязным вонючим ступеням. В недрах трактира, несмотря на ранний час, слышались пьяные голоса и стучали кружки, но на лестнице нам никто не встретился.

На втором этаже в просторной, неожиданно чистой комнате обитала настоящая дазская шаманка. Не такая старая, как матушка Гиннаш, но пожившая – с лицом цвета ореховой шкурки, глазами, как воды северных морей, и сединой в неопределенно-темных, аккуратно подобранных волосах с вплетенными в них бусинами и перышками, такими мелкими, что сразу и не заметишь.

Колпака с монетами она не носила. Одета была в зеленое шерстяное платье с кокеткой, обшитой черно-красной тесьмой. На груди тонкие костяные бусы со священными символами, на руках по браслету. Когда она двигалась, из-под ворота и рукавов выглядывали тусклые темные узоры, какие рисуют на коже иглами и краской.

Но это если приглядеться. А так – обычная женщина. Встреть я такую на улице, не нашла бы в ней ничего особенного. Только пахла дазка незнакомыми горькими травами, и запах этот навевал мысли о луговых просторах и диких стадах.

Она без спросу запустила грубые пальцы мне в опушку шеи и выдернула клочок шерсти. Послюнявила его, раскатала в ладонях, потом закрыла глаза и долго раскачивалась, что-то мыча себе под нос.

Рауда это не удивило. Он положил руку мне на плечи, предлагая ждать.

– Вижу твое тело, – сказала шаманка низким голосом. – Молодое тело, красивое. Живое пока, не ослабело даже. Значит, крепко веришь. Это хорошо.

Шарик на моей груди вдруг засветился. Стены комнаты раздвинулись, встали темным лесом по одну сторону, седыми горами – по другую. А между ними раскинулась равнина, покрытая редкой зеленью поверх старой пожухлой травы.

Тут и там возвышались валуны, подернутые инеем. На самом большом, скрестив ноги, сидела девушка в штанах и рубахе из мягкой кожи с бахромой на подоле и рукавах. Ее лицо, расписанное цветные узорами, светилось, будто озаренное солнцем, хотя небо было затянуто слоистыми облаками.

Пожилая шаманка тоже никуда не делась, как и Рауд Даниш, устроившийся на тахте рядом со мной, но оба они стали прозрачными, словно привидения. Обстановка трактирного жилища размылась и поблекла. Это было как во время наших с Раудом разговоров через снежные шарики, только наоборот: реальный мир казался призрачным, а призрачный – реальным. Лишь запахов в нем не было.

– Это Зыбь, – голос девушки-шаманки звучал молодо и нежно. – Место, где все так, как ты хочешь. Сюда можно призывать духов, и они придут и будут служить, пока ты веришь…

Облака над горами заклубились, из них поднялся могучий великан и уселся на горную гряду, словно мальчишка на забор. Страшно почему-то не было, и я попробовала увидеть себя человеком – как видела кошкой Ночкой в снежном шаре Рауда.

Воздух сгустился, в нем проступил вышитый подол и тут же расплылся клоком тумана. Потом возникли ноги в нарядных туфлях, потом пышный рукав. Призрачные части моего облика появлялись и таяли, не желая собираться в живую и настоящую Карин Эльс.

– А вот тут веры тебе не хватает, – сказала шаманка с сожалением. – Для тебя это сказка.