Доверься мне (СИ) - Каллихен Кристен

— Хм-м-м… по крайней мере, теперь ясно, что ты не испугаешься того, что я планирую вытворять. Но нет, я не об этом. — Она невероятно четким и грациозным движением поворачивает самолет. — Дело вот в чем. Я исполняю воздушные фигуры.

— Типа трюки? — Я снова возбуждаюсь. — Ты надо мной издеваешься?

Выражение ее лица выдает осторожность, практически волнение о моей реакции.

— Ага. Как ты к этому относишься?

Твою ж мать. Моя девочка взяла меня в полет и хочет показать трюки. Я улыбаюсь настолько широко, что у меня едва не спадают наушники.

— О, блядь, да.

Ее ответная улыбка наполнена головокружительным ликованием.

— Начнем с разворота без крена. Затем сделаем пару бочек и петлю. Ничего слишком сумасшедшего.

— Ничего слишком сумасшедшего, да?

В уголках ее глаз появляются морщинки.

— Я испытываю искушение показать тебе сумасшествие, но для продвинутых трюков у нас не тот самолет. Этот предназначен для базовых.

Решаю поверить ей на слово. Вряд ли стоит сообщать, что я тверд, как долбаное бревно, что прямо сейчас нахожу ее чертовски сексуальной и что мне трудно сосредоточиться. Какого черта я сказал ей, что мы не будем торопиться?

Стелла становится спокойной, как скала, и это стоит увидеть. Ловкими движениями она поднимает нас выше в практически вертикальное положение. Ощущения странные, гравитация прижимает меня к спинке сиденья, а в поле зрения нет ничего, кроме синего неба. Мы поднимаемся до тех пор, пока не замедляемся. Кажется, все остановилось… мгновение жуткой тишины. Двигатель явно работает на полную мощность, но мы как будто заглохли.

Это вроде как ужасает. Но Стелла все еще спокойна, и я чувствую себя в полной безопасности.

Затем внезапно самолет резко поворачивает влево примерно на девяносто градусов. И мы падаем, словно ныряя вниз. Я ничего не могу с собой поделать, кричу, как на американских горках. Земля стремительно несется на встречу, а потом перестает. Мы возвращаемся наверх, крутимся, верх и низ меняются местами. Мои внутренности перемешиваются, мышцы на шее напрягаются, а голова похожа на шар для боулинга. Это просто потрясающе.

Стелла снова направляет самолет в небо. Выше, выше, выше… и еще выше. У нее поднимаются волосы. Когда мы делаем петлю, желудок подкатывает к горлу. Я снова кричу, смеюсь, едва живой в этот момент.

Она выравнивается, и мне требуется минута, чтобы сориентироваться. У меня кружится голова, и кровь пульсирует в жилах, но я бы с радостью остался здесь со Стеллой и смотрел, как она делает петлю за петлей.

— Восприму эту реакцию как то, что тебе нравится, — говорит Стелла, ее голос в наушниках звучит тихо и со скрипом.

— Нравится? Я в восторге!

— Я тоже. — Со светящимся от счастья лицом она направляется вдоль бледной полоски пляжа, огибающего Лонг-Айленд. — Здесь я чувствую себя свободной, в прямом смысле вдали от мира. Но и компетентной. В самолете я все полностью контролирую. Выполнение маневров требует идеальной точности. У меня нет времени, чтобы сосредоточиться на чем-то другом. И это тоже дарит ощущение свободы.

— Понимаю. Так же я чувствую себя в музыке. Это погружает в момент, где нет ничего другого. Я не чувствую себя тем, кто лажает, потому что хорош в этом. — Я бросаю на нее взгляд. — Наверное, это звучит кичливо.

— Нет. Это правда. Ты хорош. Напускная скромность гораздо сильнее раздражает и говорит о тщеславии. — Она кривит нос. — Нет ничего хуже, когда кто-то притворяется, что не так хорош в чем-то только для того, чтобы его переубеждали.

— Большинство музыкантов, которых я встречал, знают, что они достойные, но все равно хотят, чтобы люди рассыпались в похвале. В этом смысле мы самонадеянны.

— Ты хочешь, чтобы я пела тебе дифирамбы, Блэквуд?

— Заманчиво. Но зависит от того, во что ты в это время будешь одета.

Стелла фыркает.

— С этим придется подождать. Буря надвигается быстрее, чем предсказывали синоптики. — Появившиеся на горизонте тучи приближаются. — Давай возвращаться.

Я наблюдаю, как Стелла делает свое дело, разговаривая с управлением воздушным движением, маневрируя по направлению к взлетно-посадочной полосе. Но когда мы готовимся зайти на посадку, и Стелла получает разрешение, она поворачивается ко мне.

— Хочешь посадить нас?

— Что? Я?

— Ага. Возьмись за штурвал. Поставь ноги на педали. — Она улыбается, глядя в мое застывшее лицо. — Все в порядке. Будь это уроком, то в свой первый раз ты бы делал так же.

Я подчиняюсь, слегка нервничая от страха, что могу убить нас, но доверчивая Стелла знает свое дело.

— Педали самолета соединены с рулями, которые поворачивают самолет влево или вправо. Штурвал контролирует тангаж и крен. Вверх и вниз, из стороны в сторону. Потяни штурвал немного назад. Нужно чтобы нос чуть приподнялся. Хорошо. Теперь слегка надави на левый руль, чтобы противостоять ветру.

Под моими неуклюжими движениями самолет покачивается, а затем стабилизируется. Стелла возится с закрылками и дроссельной заслонкой, все время ровным тоном инструктируя меня. У меня же вспотели ладони, а сердце бьется как сумасшедшее.

— Спокойно. Немного назад на штурвале. Еще чуть-чуть. Держи.

Хотя мы замедляемся, все равно кажется, что земля мчится нам навстречу. Затем мы на секунду зависаем. С небольшим толчком и подскакиванием колеса ударяются о бетон. Стелла берет управление на себя, тормозит. И мы выруливаем на взлетно-посадочную полосу.

Так сюрреалистично снова оказаться на земле, как будто там, наверху, мы были чем-то другим, а теперь вернулись, но уже слегка не такие. Или, может, перемены коснулись только меня. Я не чувствую себя тем же, кем начал этот день. Я изменился… что-то внутри меня сместилось или треснуло. Не представляю, что именно, но знаю, что я теперь другой.

Я храню тишину, когда Стелла паркует самолет. Молчу, когда она делает послеполетную проверку и наводит порядок. Молчу, когда она поворачивается ко мне с широкой, немного дрожащей улыбкой на красивом лице.

— Все. Ты готов?

Да. Да, я готов. Тогда-то я и набрасываюсь на нее.

Глава 21

ДЖОН

Стоит подойти к ней, глаза Кнопки расширяются, а розовые губы приоткрываются. Ноги у меня как резиновые, и я без понятия, то ли после полета на самолете, то ли от того, что Стелла настолько меня выбила из колеи, что не могу сдержаться. В любом случае, я едва не дрожу, стоя перед ней. А потом руками обхватываю ее гладкие щеки, скользя пальцами по шелковистым прядям волос.

Я прижимаюсь к ее лбу своим и секунду просто дышу ею. Она пахнет своим любимым самолетом, надетой кожаной курткой, сладостью, солнечным светом и теплом женщины. Ее аромат не успокаивает. Ни в коем случае. Как назвать его успокаивающим, если сердце грохочет, а разум переполняют фантазии о способах, которыми я хочу взять ее. Запах Стеллы не утихомиривает, нет, он разгоняет меня на полную мощность.

— Стеллс, — хриплю я, потому что мой голос еще не обрел силу, — ты всегда меня удивляешь. Всегда делаешь меня охренительно счастливым просто от того, что я с тобой.

Хочется сказать ей больше, поведать, насколько рад, что нашел ее и что мысли о том, что могу ее потерять, пугают меня до чертиков. Однако сейчас я не способен произнести ничего из этого. Я должен ее попробовать.

Ее губы мягкие и припухшие, со вкусом сладкого персика. Я стону, словно человек, который, мучаясь от жажды, наконец пробует дождь. Скольжу языком в ее влажное тепло, чтобы почувствовать еще раз. Боже, она невероятно вкусная, вызывающая привыкание.

Поцелуй со Стеллой — это впечатления для всего тела. Она двигается вместе со мной, ее губы шевелятся с моими, а маленький язычок скользит, озорничает, дразнит. Я ощущаю это у основания члена, в жарких трепещущих движениях вдоль пресса, поднимающихся по задней части бедер. Я плыву, и только она может посадить меня на землю.