Подари мне семью - Алекса Гранд

Игнорирую сообщение от анонима и планирую вообще отключить гаджет, но в переписку падает сначала селфи от Даши, а затем пробуждающий самые черные струны души мэсседж.

«Как думаешь, твой сын будет любить тебя так же, как сейчас, если я расскажу ему правду? То, что ты бросил его мать и восемь лет жил с другой женщиной, а?».

Ощущения примерно такие, как если бы я проглотил осиновый кол или раскаленный прут. Внутренности скручивает тугим узлом, поливает снопами искр, режет.

Понимаю, что Дашины угрозы – это не больше, чем глупая провокация и никто ее и близко к Мите не пустит, но все равно психую. Выдыхаю рвано, пока Кира ворочается на моем плече, и обнимаю ее крепче левой рукой. Правая рука же живет своей жизнью.

Пальцы сами листают список контактов, останавливаются на нужном, остервенело тапают по дисплею.

Никита: Здорово, Богдан. Можешь надавить на Вершинина? Пусть поторопится со сделкой и дочку чем-нибудь полезным займет.

Богдан: Привет, брат. Достала эта пиявка? Разрулим. Загляну к ним через пару часов.

Никита: Спасибо. С меня магарыч.

Ставлю в переписке жирную точку и справедливо рассчитываю на то, что Багиров всколыхнет Вершининское болото так, что весь их клан будет ужом вертеться на сковородке и забудет обо всем, кроме своего бедственного положения.

Что бы ни значилось на четырнадцатой странице моего паспорта, Кира и Митя – моя семья. Они мой приоритет и моя высшая ценность. Жаль только, что к осознанию этой простой истины я шел так долго…

– Все в порядке, Никит?

Словно почувствовав что-то неладное, Кира просыпается, отклеивается от моего пиджака и широко распахивает свои пушистые угольно-черные ресницы. Хлопает ими растерянно, суетливо поправляет выбившиеся из аккуратной прически пряди, вытягивается в струну.

Уязвимая такая. Трогательная.

– Все хорошо, родная. Объявили посадку на рейс. Пойдем.

Произношу негромко, умолчивая о мерзких сообщениях, прилетевших от Дарьи. А потом с чистой совестью выключаю телефон, предъявляю наши посадочные талоны вежливому парню в кипенно-белой рубашке и черной жилетке и переплетаю наши с Кирой пальцы, млея от растекающегося по телу тепла.

Не знаю, почему, но волнуюсь как сопливый зеленый пацан. И когда стюардесса просит пристегнуть ремни безопасности. И когда взмываем в бескрайнее небо с пушистыми перистыми облаками. И когда чиркаем посадочную полосу шасси. И когда нерешительно мнемся у стойки регистрации отеля премиум-класса, номер в котором нам забронировала исполнительная Карина.

– Никита Сергеевич, Кира Андреевна, добро пожаловать в «Индиго Палас». Наш отель располагает бесплатной парковкой, бассейном, фитнес-центром. На крыше расположен ресторан и лаунж-зона. В вашем номере есть кондиционер, сейф и мини-бар. В шаговой доступности находится Мозаичный двор и Блюз Клуб Джими Хэндрикс. Если вам понадобится трансфер до аэропорта…

Не улавливаю и половины из того, что говорит улыбчивая девушка в униформе. Большую часть мимо ушей пропускаю, потому что целиком и полностью сосредоточен на Кире. Реагирую на каждое ее движение – на поворот головы, на взмах руки, на глубокий шумный вздох, от которого вздымается грудь.

Настолько отрешаюсь от реальности, что даже не замечаю, как администратор заканчивает заполнять что-то у себя на компьютере и протягивает мне конвертик с пластиковыми картами – ключами от полулюкса с террасой. На помощь приходит Кира.

– Нам пригодится трансфер. Спасибо.

Забрав ключи, Ильина мягко меня подталкивает, и я отмираю. Подхватываю наши чемоданы, размашисто шагаю к лифтам и слежу за тем, как Кира топит кнопку с цифрой шесть тонкими изящными пальчиками.

Наклоняюсь к ней, цепляя носом мочку уха, и озвучиваю то, что вертится на языке весь полет.

– Ты веришь, что эта поездка изменит нашу жизнь?

– Почему она должна?

– Не знаю. Просто чувствую.

Пожимаю плечами и вслед за Кирой выскальзываю в коридор, когда кабина доезжает до нужного этажа.

Номер разглядываем с раскрытыми ртами. Все в нем очень Питерское. На стенах – неброская художественная роспись и картины, с которых на нас смотрят напомаженная графиня и прилизанный генерал-адъютант.

Огромная двуспальная кровать с множеством подушек разных форм и двумя торшерами по обе стороны от нее. Массивные стулья с мягкой обивкой глубокого черного цвета. Полированный столик на изящных изогнутых ножках. Букет белых Айс Грин в вазе на тумбочке, как я и просил. Роскошная ванная комната с большущим зеркалом в бронзовой оправе. И, конечно, балкон с видом на исторический центр города.

В общем, все это определенно стоит тех денег, которые отвалила моя фирма за нашу командировку.

– Самая настоящая сказка.

Застыв посреди комнаты, шепчет Кира, а я не могу перестать на нее пялиться. Счастливая, восторженная, с блестящими серебристыми омутами, она вытесняет все остальные образы и отвоевывает еще кусочек моего сердца. Хотя оно и так всецело занято ей.

Крутится на носочках вокруг себя, впитывает окружающее нас волшебство и раздает столько света, что, кажется, за окном не вечер – день.

– Проголодалась? Поужинаем?

– Да!

С трудом отрываюсь от созерцания своей принцессы, хоть хочется прижать ее к себе и никуда не выпускать, и наскоро переодеваюсь. Меняю костюм на более демократичные джемпер и джинсы и сам пропитываюсь этой неповторимой атмосферой.

Здесь даже изъясняться хочется высокопарно. Пощеголять знанием классической литературы, зачитать наизусть строки о творенье Петра, произвести впечатление на спутницу.

– Нам, пожалуйста, два бокала Просекко, сырную тарелку и два круассана с лососем.

Отпустив официантку, я помогаю Кире укутаться в мягкий терракотовый плед, потому что на крыше достаточно свежо, занимаю место напротив нее и не могу сдержать радостного смешка.

– Пить здесь чай – преступление.

– Определенно.

Мазнув кончиком носа по пушистой ткани, соглашается Ильина и продолжает затмевать все и всех. Ничего толком не вижу. Ни других гостей, расположившихся поодаль. Ни открывающейся панорамы. Ни чужих рук, откупоривающих бутылку и разливающих вино.

Только на ней зациклен. Ей одержим. На ней повернут.

Топит меня в чувстве, глубину которого я не мог и предположить. Расщепляет на атомы и собирает вновь. Трансформирует в какого-то нового Лебедева,