На стороне мертвецов (СИ) - Волынская Илона

— Счастлив приветствовать могучую Молодую Кровь в нашем доме. — мягко вмешался уже давно наблюдавший за ней из приоткрытых дверей Митя.

И ведь ни словом не солгал: Молодой Крови, потомкам Перуна, Стрибога, Даны и иных Древних, подаривших людям своих детей — Истинных Князей — ради избавления от монгольского ига, и впрямь исполнилось всего полтысячи лет. А значит, Молодая Кровь была намного сильнее полуторатысячелетней Старой, истощившейся и размытой. Просто в самой ее превосходительстве той Крови — едва ли капля, как есть малокровная во всей своей красе и… слабости. Митя торопливо замаскировал насмешливую улыбку под радостную:

— Имел честь быть представленным вашему брату, Леокадия Александровна, в бытность его московским вице-губернатором. Дозвольте отрекомендоваться — Дмитрий Меркулов…

Вообще-то Ингвар, уже знакомый с губернаторшей, должен был его представить, но ожидать от Штольца знания этикета — скорее второго пришествия Христа и Великих Предков дождешься!

— Так-так-так… — губернаторша отставила чашку, прицельно прищурилась, словно измеряя Митю от едва приглаженных волос до запыленных сапог, а заодно и на вес прикидывая. Поднялась, и принялась обходить его по кругу, как портновский манекен. — Так-так… — она бесцеремонно потерла между пальцами ткань рубахи. — Дановы чрты и рзы… Настоящие… — разглядывая вышивку на рукаве, протянула она. — У князя Белозерского, нынешнего главы рода, супружница, кажись, Дановна? Ну, и зачем вам эдакая одежа, юноша?

— Состою в команде Петербургского Речного клуба. — отрапортовал Митя.

— Ах, как я завидую таким простым людям как вы! Сами можете выбирать, чем заниматься, не то, что мы, Кровные! — приземистая пухлая фигурка ее горделиво выпрямилась.

Ингвар покосился на покрасневшего от ярости Митю — и сдавленно хихикнул, замаскировав смех под кашель. Митя только опустил глаза — даже стиснуть кулаки себе не позволил. Держаться. Сохранять спокойствие, он ведь светский человек…

— А что же от Моранычей знаков никаких? — строго, как гувернантка о домашнем задании, вопросила губернаторша, но тут же заметив скрепляющую шейный платок булавку в форме серпа, и хмуро кивнула — словно та же гувернантка в плохие дни, когда охота придраться, а не к чему. — Однако Кровная Родня не обделяет вас вниманием… — слегка разочарованно протянула она. Видно, сплетня о том, что знаменитые князья Белозерские бескровными родственниками пренебрегают, казалась ей привлекательней. — Надеюсь, вы это цените. Они ведь и не обязаны вовсе благоволить такому, как вы. — она величественно опустилась в кресло, и снова принялась за чай, совершенно по-простецки заедая его треклятыми сушками.

«Не ко времени тетушка урок усвоила — сейчас бы выдать ее превосходительству сушку… одну… лежалую… чтоб она зубы об нее обломала»! — чувствуя, как улыбка словно примерзает к губам, Митя прикрыл глаза. Спокойствие, главное, спокойствие… А то ведь опять убивать потянет, а убить губернаторшу, да еще в собственном доме, это очень, очень дурной тон…

— Так что же мертвецы? — сгрызя сушку крепкими белыми зубами и потянувшись за второй, губернаторша остро поглядела на Митю поверх ободка чашки. — Говорите, не вы подняли — а еще бы сказали, что вы! Не Кровные, чай, куда вам… А упокоили тогда как?

Митю передернуло — в страсти к сплетням губернаторша оказалась удивительно проницательна!

— Как известно вашему превосходительству, мой отец был раньше следователем по стервозным делам, а их учат. И Свенельд Карлович автоматонами помог, и урядник, и… Да тех мертвецов и было немного!

— Пара-тройка десятков, не больше! — встрял Ингвар, а Мите захотелось его убить, осознанно и с наслаждением.

Губернаторша подавилась сушкой:

— Пара? Тройка? Да с тремя десятками неупокоенных не каждый Мораныч сладит!

— Э-э… Ну, видите ли, ваше превосходительство…

«Да что ж вы сообразительная-то такая!»

— Дело в том, что… мертвецы… их, конечно, было не три десятка…

Скорее три сотни, а то и больше…

— И за ограду вылезла только малая часть…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

От тех трех сотен… Митя пришпилил взглядом попытавшегося что-то сказать Ингвара…

— А главное! Не-почтенный господин Бабайко сумел поднятых не только к работе пристроить…

— Не такая и глупая мысль, даже удивительно, что лавочнику в голову пришла… — обсыпая платье крошками, губернаторша сгрызла следующую сушку. И с сожалением добавила. — Жаль, Моранычи не позволят… Вот и задумаешься — может, и верно говорят, что некоторые Кровные… не все, конечно… вовсе не думают о пользе державы!

— …но и сдерживал их как-то… — закончил Митя. Вот каждый раз как он сдерживается и не убивает, потом всенепременно жалеет! И он невзначай поинтересовался. — А кто говорит?

— Умные люди! — отрезала губернаторша и тоже поинтересовалась. — Как сдерживал?

— Ну-у… — мысли не было ни единой. — Оградой, наверное… Как на кладбище…

— Это какая ж такая ограда… — не унималась губернаторша, а Митя мысленно взмолился, чтоб случилось хоть что-нибудь — что угодно! — и она оставила его в покое. И тут же зарекся от подобных просьб раз и навсегда!

Глава 28. Новая жертва

В нос ударил знакомый, омерзительно-притягательный аромат мертвых. Дыхание перехватило, казалось, легкие забило душной, колючей шерстью, Митя попытался вздохнуть… и согнулся от дикой боли. Он… кажется, он бежал — сквозь зыбкое черное марево перед глазами мелькали стены домов, а сзади слышался топот тяжелых лап. Горячее дыхание обожгло затылок, мостовая ринулась в лицо и… Чудовищная, лютая боль полоснула спину, а в уши ударил торжествующий рев — и все померкло.

— Что с вами, юноша? — в лицо ему выплеснули что-то, и он очнулся, отчаянно хлопая глазами.

Кровавый туман медленно расползался — словно крохотное окошечко протирали в залитом красным стекле… Окошечко становилось больше, еще больше… И в него, тряся пухлыми щечками… заглянула губернаторша с пустой чашкой в руках.

— И давненько с вами эдакие приступы?

«С тех пор как в вашей треклятой губернии повадились людей средь бела дня на улицах убивать!»

Митя сморщился — в ушах звенело от пронзительного голоса губернаторши:

— Ничего… Для чахоточных наш климат много полезнее, не то что невская сырость…

— Сударыня… у чахоточных кровь горлом идет, а не носом! — резким диссонансом в ее воркование ворвался голос Ингвара и… Митя уцепился за этот неприятный голос, как за жесткую, обдирающую ладони, но спасительную веревку.

— Я, юноша, всю жизнь болею, так что получше любых целителей в хворобах разбираюсь! Жениться советнику Меркулову надобно срочно, вот что! А то так можно и вовсе без наследника остаться!

— Право же, это так трогательно… что вы беспокоитесь… кто будет наследовать моему отцу. — Митя торопливо зажал нос платком — на белом льне тут же проступили кровавые пятна. — Прошу прощения… Я… покину вас ненадолго!

Митя поднялся. Шаг… Аккуратно, контролируя каждое движение. Вот когда обрадуешься светской выучке — держаться, не обращая внимания на неудобство, жару, холод, боль… Он светский человек, он будет… держаться! Еще шаг, второй, третий… Ровно, как по струне, Митя шел к дверям, чувствуя спиной немигающий взгляд губернаторши:

— М-да, не жилец! Женить, срочно Аркадия Валерьяновича женить…

Митя почти вывалился за дверь и покачиваясь, как пьяный, ринулся к выходу.

— Митя… — воскликнул ему вслед испуганный девичий голос, но он не обернулся.

«Автоматон сломан!» — вспомнилось сквозь плывущую в голове муть — и вместо выхода во двор, к конюшням, кинулся к парадному подъезду.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Барич, вы… Да что ж такое… — кажется, тетушкин Антипка попытался его остановить. Митя снес его с дороги одним взмахом руки — сторожа впечатало в стену, Митя лишь мазнул по нему равнодушным взглядом. Пусть радуется, что не убил! Дверь… Тяжелая дубовая створка с грохотом распахнулась. Митя вывалился на парадное крыльцо… и почувствовал, как губы его растягивает жуткая, ледяная улыбка.