Сестра моего сердца - Читра Дивакаруни

Тут открылась дверь моей комнаты. Я поправила сари, чувствуя досаду оттого, что нам помешали.

— Судха, ты уже покормила Даиту? К тебе можно войти? — спросила мама извиняющимся тоном, который меня так раздражал. — К тебе пришли.

Я повернулась и увидела смущенного Ашока, с плюшевым медведем в руках, в два раза больше, чем Даита. И сама засмущалась, когда мама так многозначительно закрыла дверь, чтобы оставить нас наедине. Я бросилась открывать дверь, но Ашок взял меня за руку, и мое сердце забурлило и успокоилось.

— Судха, я должен попросить прощения у тебя и твоей дочери, — сказал Ашок, глядя на Даиту. А она, глупая, радуясь всем без разбора, улыбалась ему во весь рот.

— Ты ничего мне не должен, — сказала я с раздражением. Неужели он не понимал, как мне тяжело было снова его видеть? Каждый раз, когда я думала, что я уже перевернула эту страницу, Ашок снова появлялся в моей жизни, как неуместный постскриптум в письме.

— Можно мне взять ее? — спросил Ашок.

Я с неохотой передала ему Даиту. Но я не могла сдержать улыбку, глядя на них, хотя боль от того, что мы не смогли остаться вместе, хоть были так близки друг к другу, еще не прошла. Ашок так нервничал, как будто Даита могла укусить его или, по крайней мере, испачкать его сверкающую белизной рубашку. Я вдруг злорадно подумала, что хорошо бы она так и сделала — Ашок заслужил это, ведь он не захотел принять мою дочь. Но она, конечно, как идеальный ребенок, только гулила и протягивала к его лицу свои толстенькие, в ямочках ручки.

— Я не очень хорошо умею обращаться с детьми, — сказал Ашок. — У меня совсем нет опыта, у меня ведь не было ни племянников, ни племянниц. Но я научусь. Как ты считаешь?

Я смотрела на него, нахмурившись, — я была совершенно не настроена говорить загадками.

— Я думал о нас все последние месяцы. Я был не прав, когда заставил тебя выбирать между собой и ребенком. А теперь, когда я увидел вас вместе, то окончательно убедился в том, что никто не должен разлучать вас. Вот… — тут он судорожно сглотнул слюну, и я поняла, что он нервничает не только из-за Даиты. — Судха, ты выйдешь за меня замуж? Ты научишь меня любить твою дочь?

Ашок неловко дотронулся до подбородка Даиты.

На долю секунды мое алчное и забывчивое сердце дрогнуло. Ашок и я. Этот старый, манящий сон, начавшийся в кино. Хотя нет, он начался еще со сказок, которые рассказывала нам Пиши. И вот, наконец, последнее препятствие рухнуло, последняя гора из черепов была преодолена, последнее чудовище было обезглавлено. И произошло самое главное волшебное превращение: принц и принцесса превратились в обычных людей, но всё еще считали друг друга достойными любви.

Я смотрела на Ашока, держащего на руках мою дочь, и понимала, что он будет хорошим и любящим отцом. И если в нем была нежность — а я знала, как ее много в Ашоке, — то Даита вытянула бы ее наружу.

Но тут я вспомнила об Анджу. Моя отчаявшаяся сестра ждала меня, ходила на прогулки, ела каждый день шпинат и снова училась улыбаться. Я была уверена, что она уже стала делать уборку в квартире, предвкушая мой приезд, ведь мне могли выдать туристическую визу в любой день. Анджу, чей отец остался бы жив, если бы не мой отец. Анджу, чей сын, может быть, не умер бы, если бы не…

От такого дежавю у меня даже закружилась голова, и я крепко закрыла глаза. Слишком поздно, слишком поздно. Всё в моей жизни происходило не вовремя.

— Ашок, мне очень жаль…

— Не стоит. Я знаю всё об Анджу, твоя тетя Гури рассказала мне. Я понимаю, что ты должна поехать к ней и поддержать ее. Не беда. У тебя ведь временная виза, через несколько месяцев ты вернешься. Я буду ждать тебя. Если уж ждал все эти годы, то смогу подождать и еще немного.

Сердце мое немного успокоилось. Его переполняла благодарность, сладкая, как мед. Наконец-то, хоть раз в жизни, мне не придется выбирать между двумя любимыми людьми. И тут я сказала фразу, которая удивила меня саму не меньше, чем Ашока:

— Я не уверена, что вообще вернусь.

И вдруг я поняла: да, я еду ради Анджу и ради Даиты, но больше всего — ради себя. Я знала, что это будет не сказочное путешествие на крылатом коне, с легкостью перелетающим через препятствия, но тем не менее я не собиралась отказываться от этой поездки. Хотела ли я вернуться? Даже если я вернусь, буду ли я счастлива, вновь связав свою жизнь с прихотями мужчины, пусть даже такого доброго, как Ашок? Я не знала. Эта тоска, которая переполняла мою душу каждый раз, когда я думала об Ашоке, — любовь ли то была? Я уже не была уверена. То чувство было так не похоже на непреодолимую внутреннюю связь с сестрой и дочерью.

В своем последнем письме Анджу написала, что хочет открыть магазин одежды. Мы начали бы скромно, Анджу улаживала бы денежные дела, а я бы придумывала одежду. Сначала я только посмеялась над этой идеей, а теперь уже думала: почему бы и нет? Мы сможем построить наше будущее своими руками, используя свой ум и талант. Будущее, в котором я буду полагаться только на себя.

— Визу можно поменять, — сказала я Ашоку, — как и свои желания.

Я держала руку Ашока в своей, и в память о страстной мечте, разделенной нами однажды, юной, невинной и такой всеобъемлющей, что я не ожидала ее возвращения, я поцеловала его в щеку.

В знак прощания.

40

Анджу

Судха приезжает! Судха приезжает! Она будет здесь уже через неделю! В моей душе боролись два чувства: радость и паника. Еще столько всего нужно было успеть, чтобы подготовить квартиру к ее приезду. Я не ожидала, что ей так быстро выдадут визу. Подозреваю, причина была в том, что Сунил сходил к моему доктору и попросил его написать письмо о том, как важен приезд моей сестры для моего выздоровления. Ведь это было действительно так. Я не просто хотела, чтобы она приехала, я хотела, чтобы она осталась здесь. Виза будет действительна только в течение года, но я слышала, это решаемо. Может, Судха пойдет здесь учиться в колледж. Может, у нас получится открыть свое дело. А может, она встретит здесь кого-нибудь, кто даст ей то, от чего она отказалась, чтобы приехать в Америку. Правда, в последнем я очень сильно сомневалась. Найдется ли во всей Америке человек, который мог бы любить ее так же безоглядно, как Ашок?

В тот день, когда я получила письмо от мамы, в котором она написала мне о втором предложении Ашока, я всю ночь проворочалась в постели, хотя мама и написала, что Судха отказала ему. «Судха не хотела, чтобы я тебе рассказывала об этом, но мне кажется, ты должна знать, как сильно она тебя любит».

Я даже разбудила Сунила, когда мое беспокойство дошло до края, и спросила его:

— А если Судха передумает?

— Перестань, Анджу, — сказал Сунил с раздражением. — Она ведь дала тебе слово, разве нет? По-моему, на нее можно положиться. Она ведь знает, как ты ее ждешь. И она знает, что эта поездка принесет пользу и ей самой.

— Но ведь теперь, когда Ашок согласен принять… — тут мне пришлось сделать усилие, чтобы произнести имя, — Даиту, всё может так хорошо сложиться у них. Она любила его всю свою жизнь, понимаешь? Я не представляю, как она откажет ему. Даже если Судха и может сделать это, я не уверена, что она должна, даже несмотря на то, как она нужна мне. Может, мне позвонить ей завтра и…

— Делай что хочешь, только ради бога, дай мне поспать, — сказал Сунил сердито. — Может, ты забыла, но завтра утром мне идти на работу.

Сунил отвернулся и укрылся одеялом с головой. Но мое беспокойство передалось и ему. По его дыханию я слышала, что он еще долго не мог заснуть. Может даже дольше, чем я, потому что уже несколько часов спустя, когда я случайно проснулась, я услышала, как он роется в шкафчике в ванной, где лежали мои снотворные таблетки.

Я сидела, на корточках, едва дыша и обливаясь потом. Я была очень раздражена, сердце тяжело бухало в груди, а внизу живота ныл шрам, напоминая, что я больше не могу пришпоривать свое тело, словно вьючное животное, единственное дело которого — везти меня хоть на край земли.

Казалось, что я никогда не закончу уборку в этой комнате — бывшем кабинете, а по совместительству складе всякого барахла. Несмотря на то что уже прошло несколько месяцев после операции, мне еще нельзя было поднимать тяжести, а у Сунила, с его новым проектом на работе, хватило времени только на то, чтобы освободить пару ящиков и переложить всё в коробки. Еще на прошлых выходных он пообещал, что отнесет их в кладовую, которая была в нашем доме под лестницей, но они до сих пор стояли посреди комнаты, и мне приходилось всё время перелезать через них.

Но я не могла жаловаться на Сунила, ведь он достал детскую кроватку. Он наткнулся на рекламу в бесплатной газете, которую раздавали в магазине, и купил ее. И сам собрал, отказавшись от моей помощи. Хотя я не очень хотела ему помогать. Мне было так тяжело даже заходить в комнату, видеть, как он заносил кроватку по частям, что у меня затряслись руки. Мне казалось, что я возвращаюсь в прошлое, в те дни, когда я вернулась из больницы и мне было так плохо, что приходилось держаться за край кровати, чтобы не уплыть, так пуста я была. Глядя на Сунила, собирающего кроватку, я снова чувствовала пустоту внутри себя, как тогда.