Бессмертное море - Вирджиния Кантра

Он тоже это знал. Она чувствовала это в его поцелуе.

Он поднял голову, глаза светились.

Она смутно знала о каком-то волнении позади нее, шуршащий металл и вздымающийся пар, крики предостережения и оценивающие крики, но ее внимание было закреплено на Моргане. Она сжала губы, как будто могла удержать его вкус внутри.

Его глаза потемнели. Ноздри раздулись. Он хотел ее. Знание вызвало у нее головокружение, беззаботной от надежды, пьяной от силы.

— Мамочка, смотри! Омары готовы. Видишь?

Лиз зажмурилась на мгновенье и повернула голову. Регина, облаченная в ярко-красный фартук, раздавала указания по раздаче десятков омаров и гор моллюсков из лоханей завернутых в водоросли для сервировки на металлических блюдах. Волонтеры сгружали в один поднос початки кукурузы и груды красного картофеля в другой. Дилан, с голубыми промышленными перчатками на руках, поднял банку кофе с топленным маслом под дном, и стал проклинать все на свете, так как горячий металл обжог ему пальцы.

Она хотела этого, хотела быть частью этой сцены, не на окраине, не наблюдателем. Она хотела разделить радость и изобилие. Она хотела эту жизнь. С Морганом.

Гости перетекли к крытому пикнику, где были накрыты столы. К кипящим омарам Регины была добавлена островная еда: томатный салат Паолы Шутт, черничный коблер Эдит Пэйн, печеные бобы, кукурузный хлеб и острое желе.

— Мы должны присоединиться к ним, — сказал Морган. Он взял ее за руку, ведя ее удивленную и радующуюся. Он коснулся ее как до этого, так небрежно, притягательно? — Прежде чем всю еду сметут.

Она сжала его пальцы, полная решимости удержать этот момент, пока она может.

— В точности мои мысли.

Костер стал красным заревом. Луна соткала серебряную сеть через море. Лиз сидела возле деревянного настила с Морганом, ее рука лежала в его руке, ее живот и ее сердце были достаточно полными, что могли лопнуть.

Подростки отошли далеко от волейбольной сетки, чтобы пофлиртовать в тени или посидеть у огня. Она не видела Зака. Но там была Эмили, она перешептывалась с Анной Блай под столом с подарками. Ник качал свою младшую сестренку в детском креслице.

Дети бегали вокруг палаток, их лица блестели от масла и волнений, когда их родители сидели с охлажденными чашками кофе, пережевывая пирожные и последние островные сплетни. Лиз видела Дилана, стоящего со своей женой у одной из стоек палатки, они целовались. Маргред положила голову своему мужу на плечо, ее глаза были столь же полные мечтаний как луна.

Что-то в том, как она стояла, под каким углом находился таз, держа одну руку на пояснице, Лиз стала смотреть внимательнее.

— Она не очень много ела, — пробормотала Лиз.

— Кто? — спросил Морган.

— Маргред.

— Она, должно быть, единственная, кто не ел.

Лиз хихикнула.

— Я не очень много ела это на этой неделе. Но это мило, каждый принес что-то. Вот что, я переехала сюда в надежде, чтобы Зак и Эмили узнали чувство общности.

— И ты тоже.

Это было открытие, на которое она надеялась. Ее внутренности дрожали от нервов и ожидания.

— Да, — призналась она. — Конечно, это не просто, приехать сюда в качестве врача.

— Но ты нужна им.

— Они нуждаются в медицинской помощи, которую я могу предоставить. Но всегда есть расстояние, почтение между врачом и пациентом. Я знаю, самые интимные подробности их жизни, диеты, депрессии, сексуальные расстройства, и меня никогда не приглашают домой. — Она печально улыбнулась. — По сути, я здесь чужая.

— Одинокая.

— Да. — Она облизала пересохшие губы. Это был ее момент. Это был ее шанс. — Ты однажды сказал, что мы не такие и разные. Может быть, у нас больше общего, чем мы думали.

Морган нахмурился, глядя на огонь.

— Я никогда не стремился быть частью сообщества. Или не был ни чему предан, кроме своего долга.

Ее надежды дрожали. Ее горло перехватило.

— Это предупреждение? — спросила она с ложной легкостью.

— Объяснение, Элизабет. — Он посмотрел на нее, его глаза были темными в свете пламени. — Финфолки весьма подвижны по своей природе. Это наша сила и наша слабость. Мы не привязаны к какой-либо форме, или к суше, или к семейным узам и привязанностям. Но…

Вода прошептала и вздохнула. Она ждала, ее пульс стучал, надеясь, что он скажет ей, желая, что он попросит ее…

— Твои дети нуждаются во мне, — сказал он наконец. — Ты нуждаешься во мне.

Она нуждается. О, он ей нужен.

Она могла жить без него, прекрасно справлялась без него. Но она хотела большего в своей жизни. Она хотела страсти. Радости. Волшебства.

— Я видел Дилана с его семьей, — продолжил он наконец. — Я останусь.

Он дал ей выдохнуть. Он предлагал ей все, о чем она мечтала, все, что она хотела. Кроме слов, которые она больше всего хотела услышать.

Скрежет горшков, грохот сервировочных блюд, казались далекими. Она слышала мягкое восклицание и грохот с одного из столов для пикника, но все ее внимание было сосредоточено на человеке около нее.

Она посмотрела на него. Он не был похож на человека, предлагающего разделить свою жизнь с женщиной, которую он любил. Он был похож на солдата, на которого была возложена нелегкая миссия. Или на заключенного, которого могут упечь в тюрьму.

Она судорожно вдохнула, выпуская его руку.

— Это то, чего ты хочешь?

Он, молча, посмотрел на нее, его твердое, красивое лицо нельзя было прочитать. Возможно, он не знал, как ответить. Как сказала Регина, эти эмоции были для него в новинку. Или возможно его молчание было его ответом. Мысль скользила в ее грудь как нож.

— Не то, чтобы я не ценю твое предложение, — сказала она мягко. — Я ценю. Я знаю, кто ты такой, и что тебе нужно делать. Я могу справиться с этим. Я не единственная женщина, с которой можно жить вместе, в то время как ее муж отсутствует в море в течение длительного периода времени. Насколько я знаю, ты будешь скучать по нам. Насколько я знаю, ты хочешь быть с нами.

Он сжал челюсти.

— Я сказал, что останусь.

Любовь, боль и раздражение крутились в ней.

— Я спрашиваю, хочешь ли ты быть с нами.

— Я хочу тебя… оберегать тебя, — сказал он осторожно. — Я могу сделать тебя счастливой.

Ее сердце разбилось. Он разбил ее сердце.

— Это прекрасная фраза, чтобы сказать ее. — Она с трудом сглотнула. — Такая щедрая, замечательная и такая неправильная.

— Тогда скажи мне, — отрезал он. — Ты хочешь все контролировать. Скажи мне, что ты хочешь, чтобы я сказал.

Любовь и разочарование поднялись, освобождаясь от ее контроля.

— Я хочу знать, любишь ли ты меня! — прокричала она.