Протестантам о Православии - Андрей Кураев

Пример с переливанием крови только одним нехорош: при нашей медицинской операции боль испытывает тот, от кого кровь берут и кому ее же затем переливают. А тем аппаратам, через которые эта кровь проходит и в которых она обогащается – им ни холодно, ни жарко. Но не так со Спасителем. Вобрав в Себя наше естество, Он сделал Своей нашу боль.

Он не просто вбирает в себя человечество и в Себе его животворит – животворя, Он в нем умирает. Чтобы передать нам исцеленное естество, вырвавшееся их под власти смерти и тления, Христос воскрес. Но чтобы воскреснуть – надо умереть. А чтобы умереть – надо родиться. Все люди умирают, потому что рождаются. А Христос родился в мире, потому что должен был умереть в жертвенной отдаче. «Ни один из ангелов никогда не сходил для того, чтобы быть распятым, чтобы претерпеть смерть и от смерти воскреснуть. У рождения со смертью взаимный долг. Назначенность к смерти есть причина рождения» (Тертуллиан. О плоти Христа, 6). Бог свободно входит в такую (смертную) жизнь, о которой заранее знает, что «и для самого Господа нет из нее другого исхода, кроме как через смерть» (Августин. О Граде Божием. 17,18).

Смерть же нужна была для того, чтобы исправить повреждения, привнесенные грехами людей в Богосозданную человеческую природу. Кузнец изготовил меч. Затем от небрежения владельца меч покрылся ржавчиной. Чтобы вернуть ему его изначальные свойства, надо меч переплавить и перековать. Но когда меч снова поместят в огонь, он расплавится, то есть на время исчезнет, перестанет быть мечом. Так восстановление проходит через распад, возрождение – через смерть. «Вот в чем таинство Гроба. Восстановить можно только то, что распалось; уничтожить смерть в человеческом естестве можно только тогда, когда она в нем проявилась. Поэтому Христос, понеся на Себе осуждение смерти, испытал ее, и подвергнутую тлению природу, содетельною силою Божества, неразлучно пребывающего с нею, перелагает, перестихийствует в неизменную: восстанавливается человек»[364]. Смерть нужна, чтобы разложить на первоначала человеческое естество и переплавить его к новой жизни — как переправляют почерневшее серебро. «Это необходимо было для восстановления падшего естества: разрушение смерти — тления могло совершиться именно оживлением умершего (восстановлением человека в полной духотелесной организации), воскресением, другими словами, исправлением этой природы. Это чудо и свершилось во Христе: «тленное же Твое на нетленное преложил еси»»[365]. Преп. Косма Маюмский в Каноне Великой Субботы для этого применяет слово  (в славянском переводе – «преложил еси»), буквально перестихийствовал[366]. Человек в античной антропологии есть сочетание четырех основных космических стихий, первоначал. Для пересозидания он должен быть возвращен к этим первоначалам, чтобы затем из изначальных нитей сплести первоначальный, но некогда поврежденный узор…

Но все это происходит не в бесчувственной плавильной печи, а в Самом Христе. По «очищении естества разложением бывшего в единении»[367] «крепость человечества Его от огня страдания возросла до крепости нетления»[368]. В Себя Самого Он принимает смерть, в Себе Самом Он попускает распад и тление – чтобы предолеть их.

Смерть человека – это конец для его жизни. Воскресение Христа – это конец для смерти: «смертию смерть поправ». «Нет худшей и большей смерти, как та когда не умирает смерть» (Августин. О Граде Божием 6,12). И вот наконец есть Тот, в Ком смерть может умереть. Но именно – в Нем, а не рядом с Ним. Поэтому Жизнь должна была впустить в себя смерть.

И все это – чтобы плод этой боли, этой встречи со смертью дать нам.

Этот плод – причастие Его Крови и Его Телу которые Он дает нам в уже воскрешенном состоянии[369], «того же естества, но другой славы»[370], то есть, уже пропущенными через горнило Его смерти. «Итак, чтобы не любовью только, но и самим делом сделаться членами плоти Христовой, мы должны соединиться с этой плотью… Кто отдал вам Своего Сына здесь, Тот тем более не оставит вас там — в будущем. Я восхотел быть вашим братом; Я ради вас приобщился плоти и крови, и эту плоть и кровь, через которые Я сделался сокровным с вами, Я опять преподаю вам» (Свт. Иоанн Златоуст. Беседы на Евангелие от Иоанна, 46).

Так можно ли быть христианином, не принимая этого дара? Не принимая Его Крови, излитой Им накануне иудейской Пасхи ради того, чтобы мы воскресли по окончании всех времен?

О том же можно сказать иначе, начав с простого вопроса: Христос всего Себя отдает людям, или только частично? Всего… Но Христос — это Богочеловек. Он не просто Бог, но еще и Человек. И это означает, что Христос дает нам и полноту Своего Божества и нам же отдает полноту Своей телесности. И поэтому Он говорит: Пейте, это Кровь Моя, за вас и за многих изливаемая… Вкусите, это Тело Мое, за вас ломимое во оставление грехов…

И что же тогда означает быть христианином? Быть христианином — это означает принять в Себя все те Дары, которые Христос принес нам. Тогда все, что было со Христом, может произойти и с нами. И прежде всего – Его пасха станет нашей. Если воскресло Его тело, то для со–воскресения и мы должны стать Его сотелесниками, а не просто учениками. «Единородный определил некоторый изысканный способ к тому, чтобы и сами мы сходились и смешивались в единство с Богом и друг с другом, хотя и отделяясь каждый от другого душами и телами в особую личность — именно: в одном теле, очевидно Своем собственном, благословляя верующих в Него посредством таинственного причастия, делает их сотелесными как Ему Самому, так и друг другу… Сила святой Плоти делает сотелесными тех, в ком она живет». — св. Кирилл Александрийский)[371].

Христос — это не разведчик, который с небес прилетел и улетел, а здесь ничего не изменилось. Христос — не проповедник, который пришел рассказать нам несколько притчей, а затем снова уйти. Христос — Спаситель. Он ищет нас, чтобы спасти, защитить, и то спасение, которое Он нам несет, проходит через Его Жертвенный Крест.

И тут нельзя не заметить фундаментальное отличие Православия от язычества. Самая сердцевина всех языческих религий — это философия культа: какую жертву какому богу когда кто и как должен приносить — вот основные вопросы языческой религиозной жизни.

В Индии и в Греции, в Шумере и в Африке боги обоняют дым жертв и питаются им[372]. Но христианство говорит не о том, какую жертву мы должны приносить Богу, а о том, какую Жертву Бог принес нам: Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную (Ин. 3,16). Жертва Христа показывает, «как высоко ценит Бог человека» (Августин. О Граде Божием 7,31), но эта цена не корыстна: «Соединение с Ним составляет благо для нас, а не для Него» (О Граде Божием 10,17).

И если Бог такую жертву приносит нам, если такие дары Он нам дает – значит именно это и ничто менее ценное не было достаточно для нашего исцеления. Я исхожу из того, что Бог – не сумасшедший. Он соразмеряет Свои действия, Свои средства с теми целями, к которым Он нас ведет. Средства лечения Он избирает соотносимые с характером и масштабом нашего заболевания. А значит, в том, что Христос дал нам, нет ничего ни излишнего, ни заменимого чем–то иным.

Христианин — это тот, кто разрешает Христу лечить себя. А это означает открыть себя для всех тех Даров, что Христос пожертвовал нам, отдал нам. И мы должны принять всего Христа, а не Его частичку. Представьте, что врач мне говорит: «Вы переутомились, и оттого у вас повылезали всякие болячки. Поэтому я вам прописываю: 1) раньше 10 утра не просыпаться; 2) с утра выпивать стаканчик апельсинового сока. Ну а третье, четвертое и пятое состоят в том, что Вам нужно будет сделать уколы сюда, сюда и вот сюда». Я же в ответ канючу: «Ой, доктор, а нельзя ли лечить меня как–то попроще? Первый и второй пункт меня совершенно устраивают, а вот насчет третьего, четвертого и пятого Вы погорячились. Давайте без них обойдемся!».

Вот если я буду так вести себя со своим врачом, то шансы на мое выздоровление будут мизерными. Но ведь именно так мы ведем себя по отношению ко Христу! Мы начинаем цензурировать Христа: «Вот это средневековая заповедь, это устаревшее предписание, а вот это и просто неисполнимое… И здесь надо пошире потолковать, и тут слишком узкая концепция»…

И тогда в итоге мы остаемся самими собой, мы не перерастаем границ человечности, границ тварности. Потому что призвание человека выражено свт. Василием Великим в очень страшных словах: человек — это животное, которое получило повеление стать богом[373]. Это страшные слова. Они страшны потому, что показывают — на какую высоту мы должны взойти. И кто не взойдет на нее – тот рухнет. Просто потому, что жизнь (вечная жизнь) есть только наверху. Оттого, по слову Сент–Экзюпери , «у Бога нет отпусков. Он не помилует тебя от становления. Ты захотел быть? Бытие – это Бог. Он вернет тебя в Свою житницу только после того, как ты мало–помалу осуществишься, после того, как твои труды обозначат тебя. Ибо человек, как ты мог заметить, рождается очень медленно»[374].