Красная Книга (СИ) - Нинсон Ингвар

Придётся, правда, продать перстень-печатку.

Как-то его надо сначала расплавить. Наверное, так просто в котелке этого не сделаешь. Да и котелка нет. Надо будет стесать печать, чтобы не показывать приметную ящерку. На розыскном плакате рисунка не было. Но в гербовых книгах ящерки Таро Тайрэна должны были оставить след. Кто-то должен знать про золотых саламандр в красном поле.

А вот Мортидо пока лучше приберечь.

Тем более что его можно будет продать только как обычное украшение. Чтобы сбывать с рук колдовские драгоценности, надо прилично выглядеть. Привлекать внимание стражи тоже было ни к чему. Торговец мог попасться такой, что смолчит. А мог и такой, что сразу же побежит в службу поддержки, едва Великан выйдет из лавки.

От припрятанных богатств — тридцати трёх рубинов — пока что не было никакой пользы. Даже и с ними-то Ингвар не знал, где раздобыть документы. Но с деньгами всё проще. Можно будет спрятаться. А потом уже что-нибудь придумать.

Три рубина, тридцать три или триста тридцать три. Неважно.

А что если желудок смог уберечь несколько камешков?

Это ещё предстоит выяснить, покопавшись в сути.

Ингвар подумал о своём Мактубе, о том, что он бы написал в карпэме в первый месяц года. Какое событие определило месяц медведя?

Как перевоплотился в легендарного колдуна с горой золота?

Или как перестал им быть, увидев смерть своей свиты?

Как обрёл своё настоящее имя и стал Таро Тайрэном?

Или как потерял его, узнав, что оно под запретом?

Как радовался новым возможностям и перспективам?

Как воспрял духом после минутного свидания с Тульпой?

Как копался в собственной сути, надеясь, что отыщется рубин?

Желая оживить Мактуб, Ингвар запел одну из двенадцати песен.

Нинсон не знал нот, не умел обращаться не то что с лиарой или свирелью, но даже и лепестки мбиры тренькали в его руках как пила. Не понимая, как попасть в такт, лишённый возможности подпевать, Великан не умел и не любил петь. Но каждому уважающему себя человеку полагалось знать хотя бы дюжину песен. По одной для каждого Лоа.

Нинсон пел вслух и пел громко. Опасаться, что кто-то услышит его голос, не приходилось. Хруст и треск проламывающегося сквозь заросли Великана и так превосходно оповещал всю округу.

Ингвар басил написанные больше тысячи лет назад слова и водил рукой по копью, словно то была лиара.

Вверх, вниз, вверх, вниз, вверх, вниз.

По дороге в Легенду нам не будет удачи

И по звёздам забытым не вернуться назад.

Нас по просьбе последней дождь весенний оплачет,

Прежде чем лёд и Полночь отразятся в глазах…

Вверх, вниз, вверх, вниз, вверх, вниз.

Сколько было потерь…

Что — жизни уже не жаль?

Кто постучится в дверь,

Чтобы прогнать печаль?

Вверх, вниз, вверх, вниз, вверх, вниз.

Кто назовёт в ночи

Имя — защиты знак?..

Но тишина молчит

И обнимает мрак…

Вверх, вниз, вверх, вниз, вверх, вниз.

Ингвар собирался петь гимн Хорна. Великого Охотника.

В этой песне не было ни торжества жизни, ни восторга охоты, ни азарта пролитой крови. В этой песне не было места ни рожку горниста, ни бою барабанов.

Вниз, вверх, вниз, вверх, вниз, вниз.

Сколько прошло веков,

Который день за окном?

Лёгкий узор стихов

Долгим тревожным сном…

Копьё было скверно настроено, но Ингвар упрямо продолжал.

По дороге в Легенду нам не будет удачи

И по звёздам забытым не вернуться назад.

Нас по просьбе последней дождь весенний оплачет,

Прежде чем лёд и Полночь отразятся в глазах…

Песня пелась раз за разом, остужая душу.

Вниз, вверх, вниз, вверх, вниз, вниз.

И осёкся на сотом, может быть, круге, только когда в песню вклинилось совиное кыканье. Ингвара позвала сова.

Раны души весна

Скроет от глаз травой…

Сова позвала Ингвара ещё раз.

Рано проснувшаяся птица не просто кычала, а именно звала.

С Великаном согласился и внутренний голос Таро Тайрэна, и трусивший по пятам Уголёк. Нинсон отправился на зов. Прислушивался к птице, чтобы не сбиться с направления. Через пятнадцать минут он выбрался на тропинку, окончательно изодрав одежду.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Ух. Отлично. Двадцаточка. Давно пора.

Ингвар различил в грязи круглые отпечатки копыт, даже не будучи следопытом. Удивился тому, что на такой малохожей тропке кто-то подрубает ветви, чтобы проскакал верховой.

— Давай-ка, друг! Подскажи мне дорожку.

Ингвар достал дайс и пока тряс его в руке, пытался подобрать вопрос. Подобрать вопрос — это ведь полдела. Всё равно что отмычку к замку подобрать.

Нинсон относился к формулировке со всей серьёзностью колдуна, задающего миру вопрос. Сформулировать его нужно было предельно конкретно. Сейчас, после двух дней голодания и двенадцати часов пути по лесу, Нинсон был в нужном состоянии, чтобы расслышать даже тихий ответ.

Но прежде чем надоедать мирозданию, Ингвар сам пробовал ответить на вопросы, которые намеревался задать. Таков путь колдуна.

Где город?

Глупость! Разве именно в город? Деревня не устроит?

В какую сторону люди?

В любую — и так ясно. Вопрос только в расстоянии.

Тогда как же спросить? В какую сторону ближайшие люди?

Да, так лучше. Только любые ли ближайшие люди подойдут?

Те, которые не убьют…

Убьют ли меня ближайшие люди?

Ну, не убьют…

Выдадут преследователям? Переломают ноги?

Нет, ему недостаточно, чтобы просто «не убьют»…

В какую сторону ближайшие добрые люди?

А точно нужны добрые? Какие-нибудь злые беглые каторжники могут оказаться куда полезнее в нынешней ситуации. Или остервенело жадные купцы, готовые за несколько марок выкупить у голодного человека золотой перстень-печатку. Язык не повернётся назвать их добрыми, а меж тем помощи от них будет куда больше.

В итоге, перебрав дюжины три вариантов, сформулировал так:

— Куда мне повернуть? Налево или направо?

Переложил ответственность на Мактуб.

Пока двенадцатигранник катился, Ингвар понял, что даже не выбрал значений. Впрочем, текст обычно двигался слева направо. Время текло слева направо. Стало быть, нечет соответствовал левому направлению, а чёт правому. Первая половина цифр — левому, а вторая — правому.

Пять.

— Значит, налево. Это и нечётное, и из первой половины. То есть строго налево.

Хотя чутьё и подсказывало ему, что посёлок ждал его в другой стороне, Ингвар отдался на волю судьбы и последовал знакам, которые сам себе определил.

Сначала прошёл пятьдесят шагов в одну сторону, потом в другую, повторил эти петли несколько раз. Влез в кусты, нещадно ломая ветви. В чащобе бросил кусочек пеньки, измочаленный с обоих концов.

Ингвар не обманывал себя — Красных Волков не сбить со следа таким уловками. Но они потеряют сколько-то времени. И то ладно.

В быстро сгущающихся сумерках Ингвар снова пробовал петь, но не пелось. Колдовать — но и не колдовалось. Сейд больше не отзывался на попытки. Оргон не ощущался. Даже Уголёк куда-то запропастился.

Янтарные глаза больше не маячили в чаще.

Ингвар вяло подумал о том, что ему нужно было сначала избавиться от металла. Все эти пряжки, ножи, рукавицы, всё это не способствовало правильному течению оргона. Но сил уже не осталось.

Нинсон не падал с ног только потому, что от мысли о сне в холодной мокрой траве не становилось уютнее. Он не мог позволить себе костра, у него не было одеяла.

Заползти во влажную хвою, укрыться ковром, обнять себя руками и слушать, как стучат зубы. Ингвар отодвигал наступление такой ночёвки сколько мог.

Но он не спал уже часов сорок и как бы ни старался… как ни пытался… ещё немного… ещё пару шагов… но концентрация… как бы ни старался… ещё немного… как бы он ни хотел… ни хотел… ни хотел… просто присесть… ненадолго… просто прислонить спину к удобному… просто дать отдохнуть пояснице… просто вытянуть гудящие ноги… совсем ненадолго… не на долго… на дол го…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})