Спецназ Лысой Горы - Александр Прокопович

– Натали, ты меня слышишь?

В свои восемь лет дочь менеджера и менеджера Натали была вполне самостоятельной личностью. Школа обычная, школа музыкальная, секция фигурного катания, день за днем, месяц за месяцем. Таша самостоятельно выбирала все важное. От прически – выбор остался за косичками, до туфель и ранца. Выбирала из тщательно подготовленных родителями вариантов, чуть высунув от напряжения кончик языка и глядя на мир немного исподлобья своими огромными карими глазищами.

Набеги на книжные полки в родительской спальне были до сих пор самыми серьезными правонарушениями в её жизни. Время от времени ее, заснувшую над очередным томом домашней библиотеки, не будя, бережно переносили в постель. Утром том оказывался на своей полке, будто ничего не было. Впрочем, тот факт, что утром ничто не должно напоминать о любой неприятности, произошедшей накануне, был для Таши непреложным законом жизни. Быть может, именно поэтому ей было так невыносимо сегодня переживать о том, что будет завтра…

Со стороны могло показаться, что Натали идеальный ребенок. Просто никто не знал о ее страхах. О Бабе-Яге, поджидавшей ее каждую ночь, когда все заснут. Но сама-то Таша знала и потому пыталась заснуть первой – пока Яга не пришла.

Таша никому не рассказывала о странном окне с занавесками в зеленую полоску в доме напротив. Занавеска эта никогда не должна была открываться – так считала Натали и вздрагивала каждый раз, когда видела тень за полосатым окном.

Молчала Таша и о том большом и невидимом, что ходило по ночам, скрипя половицами и задевая сервант, полный звенящего стекла…

Ряд ее страхов был огромен – от черного мотоциклиста, который может появиться в любой момент и проехать на красный, до двойки в дневнике, после которой просто непонятно, как жить дальше… Но никто-никто не знал, что Таша чего-то боится. Даже если бы Таша рассказала о своих страхах – ей бы никто не поверил.

Каждый, кто знал Ташу, знал: она – идеальный ребенок. Ну разве что слишком задумчивый…

Очень важно идти так, чтобы пятку одной ноги ставить вплотную к носку другой. Новенькие белоснежные сандалии стремительно превращались в стоптанные серые.

Свеженародившееся утро, еще совсем не жаркое, обнимало, радовалось новому дню. Все вечерние страхи остались там, где им и положено, – во вчера. Сегодня Таша шла в школу не одна, как обычно, а в сопровождении папы. По какому-то наитию утром мама решила не отпускать дочку в школу одну.

Неожиданно утро кончилось. Точнее, кончились его ласка и прохлада. У калитки в школьный двор Ташу ждали двое – те самые, в черных шерстяных костюмах. Папа, конечно, не был героем, да, собственно, он и не видел ничего страшного, но хватило и его метра семидесяти, чтобы незнакомцы сделали вид, что ждут кого-то другого.

Привычным жестом взбив прическу Таши, отец бросил ее одну – посреди бурлящего школьного двора.

Родители вообще часто бросают детей. То ли от непонимания, то ли от безнадежности, каждый совершает эту страшную вещь – бросает детей. В яслях и детских садах, на приеме у доктора и на каникулах у бабушки… Бросают, пытаясь сами себя убедить, будто сделали что-то хорошее. Будто самое теплое море или лучший в мире воспитатель может вернуть назад ту минуту расставания, когда мама или папа так безвозвратно, так навсегда, так равнодушно уходят, чтобы вернуться аж вечером, иногда аж через пятнадцать минут и как часто – через неделю!

Стрелки школьных часов двигались несмотря ни на что. Звонок прозвенел, будто дудочка крысолова, выгоняя школьников со двора. Таша зашла в класс последней. Она задержалась в коридоре, чтобы увидеть – не покажутся ли вслед за учительницей те двое.

Парта – кораблик на школьном паркете. В классной флотилии Таша плыла на флагманской парте – прямо перед учительским столом. Уже прозвенел второй звонок, а дверь в класс всё не открывалась. Братья Жан и Анри Боке, почуяв свободу, решительно начали приготовления к войне скатанных в ядра жвачек и духовых трубок, сделанных из ручек. Первая красавица Элен Жюли вновь открыла свою замечательную косметичку – предмет гордости Элен и зависти всех ее одноклассниц. Даже братья Боке завидовали ей. Уж они бы придумали, как правильно использовать эту сотню затейливо уложенных предметов…

Где-то с задней парты послышался писк компьютерной игры… Постепенно класс отмирал, с каждой секундой уходя от настроения «сейчас будем учиться»…

Этот уже не желавший, да и просто не «могущий» сидеть тихо класс растекался вокруг единственного островка тревоги и тишины. Таша так и сидела, не сводя взгляда с классных дверей. Она знала, что учительница не заболела и не вызвана директором по какому-то очень важному делу. Перед тем как юркнуть в класс, Таша прекрасно видела мадам Пике в конце коридора… По всем расчетам она уже должна была быть здесь… Что-то или кто-то ее задержал…

Дверь открылась почти беззвучно. Братья Боке даже успели сделать свой первый залп, прежде чем увидели, что мадам Пике уже в классе. Странно было даже не это. Странно было, что и мадам Пике не обратила внимания ни на братьев, ни на Элен… Ни на кого. У странности было простое объяснение: в класс она вошла не одна. Ташин кошмар сбывался: один из мужчин в костюме разговаривал с учительницей, а второй не сводил глаз с Таши.

Сколько раз Таша представляла себе этот момент, каждый раз придумывая себе чудесное спасение. В реальной жизни чудо случаться не хотело.

– Тебя как зовут?

В голосе мужчины не было угрозы. Голос был мягким и пушистым, как старый бабушкин пуховый платок, но Таша его не слышала. Она смотрела в глаза мужчины – настороженные, зоркие: мертво-серые радужки, зрачки не черные, а тоже серые, только немного темнее радужек…

Таша закричала.

Мужчина почти сделал шаг в сторону Таши. Шаг, который сделал бы любой взрослый навстречу кричащему ребенку… Не успел. На половине шага он начал медленно заваливаться на спину, будто кукла, брошенная хозяином.

Впервые в своей жизни Таша была одна – одна абсолютно и без всякой надежды. Улица, пока еще знакомая, с каждым шагом в сторону от школы и дома превращались в чужую. Как она выбежала из класса мимо оцепеневшей учительницы и непонятно почему разом опрокинувшихся на пол чужаков – Таша не помнила. В восемь лет она приняла твердое решение уйти не только из школы, но и из дома. Иначе было нельзя: родители неизбежно снова приведут ее прямо к проверяющим.

У взрослых есть такие слова: «ну и что», «это неважно», «как-нибудь в другой раз». Они могут себе это позволить – их мир выше и шире, в нем есть много разных «раз». У Таши «раз» был один. Весь опыт ее восьмилетней жизни говорил о двух взаимоисключающих вещах. Во-первых, каким-то образом все закончится хорошо. Во-вторых, совершенно непонятно, как же оно кончится хорошо, если она бежит от мамы и папы, которые это самое «хорошо» обычно и создавали.