Человек с бриллиантовой рукой. К 100-летию Леонида Гайдая - Коллектив авторов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Культуры национальные и транснациональные
Фильмы Гайдая не поставлялись Франции и не были там оценены. Задумаемся над определением культуры, над ее границами и ролью – вопросами, вновь сделавшимися сегодня крайне актуальными. В сущности, культура есть явление национальное (и даже ограниченное еще более узкими рамками) и в то же время – транснациональное. Конечно, отчасти она отсылает к местной культурной и социально-политической специфике (например, для советского человека зарубежный круиз значит гораздо больше, чем для француза), но она же легко преодолевает границы, объединяя людей из разных стран, о чем свидетельствует вся мировая история культуры.
Любое произведение искусства несет на себе печать времени и места, изобилует нюансами, которые не сможет до конца понять и оценить ни иностранец, воспитанный в другой культурной среде, ни человек иного поколения. Так, фраза, брошенная одним из персонажей «Ивана Васильевича» своей возлюбленной – «Жди меня, и я вернусь», – будет по-разному воспринята в СССР, где все узнают в ней строчку из стихотворения Симонова, и во Франции, где эти слова не вызовут в памяти ничего определенного. То же касается и постановки гоголевского «Ревизора» в «Двенадцати стульях», озадачившей критика журнала «Positif», который признавался, что так и не понял, что это – «робкая фронда» или «попытка пнуть лежачего»[438]. Непереводимы каламбуры; советские реалии были и остаются непонятны французам, как, впрочем, и современной российской молодежи. Но неужели все это так принципиально, что может помешать оценить эти фильмы? И не могут ли они сами стать средством к тому, чтобы лучше разобраться в этих деталях, нюансах, реалиях и усвоить их? Но как бы там ни было, если гайдаевские комедии до сих пор заставляют смеяться российского зрителя, значит, они тоньше, сложнее, талантливее, чем считали французские критики в 1960‐е и 1970‐е.
Тем не менее, поскольку ни советские организации, занимавшиеся прокатом, ни французы, покупавшие и рецензировавшие эти фильмы, не признавали за советской массовой культурой вообще и за картинами Гайдая в частности ни ценности, ни значения, французская публика была убеждена, что русские не умеют смеяться. Видимо, французам надлежало удостовериться, что и в русском, и в советском обществе, равно как и в культуре, юмора как такового не существует. Этот стереотип настолько укоренился, что, когда в Париже в 2015 году был учрежден ежегодный кинофестиваль, провозгласивший целью помочь французам лучше узнать русских и косвенным образом способствовать популяризации современной России, в первый раз он прошел под названием «Когда русские смеются». Образно говоря, предполагалось показать Россию с неизвестной стороны. Фестиваль 2015 года открылся классической комедией Гайдая «Кавказская пленница»[439]. Он имел продолжение, проходя под патронажем официальных представительств России во Франции (российское посольство, «Российский духовно-культурный православный центр», недавно построенный в Париже) и крупных российских компаний («Российские железные дороги», Газпром, Росатом и др.), причем его оргкомитет включает по крайней мере шесть бывших членов «Комиссии по вопросам кино» при обществе «СССР – Франция».
В конце 2021 года «Российский духовно-культурный православный центр» объявил, что «по случаю старого нового года, который русские отмечают 13 января», учредители описанного нами фестиваля устроят в кинотеатре на Елисейских полях «особый вечер с музыкой, пирожками, водкой <…> и показом одной из лучших российских комедий „Иван Васильевич меняет профессию“ режиссера Леонида Гайдая». Какое фантастическое смешение жанров! Как будто Гайдаю суждено было стать символом России во Франции, наравне с водкой и пирожками, новоизобретенными тысячелетними праздниками и свежепостроенными церквями. Как бы там ни было, Гайдай – одно из самых привлекательных, человечных лиц страны эпохи брежневского застоя и остается им сейчас, когда между Францией и Россией вновь по понятным причинам растет стена отчуждения.
Перевод с французского Павла Каштанова
Ян Левченко, Евгений Марголит
Имидж Гайдая: гомо советикус или редкая порода?
Разговор с Евгением Яковлевичем Марголитом о феномене режиссера Гайдая был запланирован задолго до «дедлайна» настоящего сборника. Это не помешало убить все сроки. Сначала все пошло насмарку из‐за начала полномасштабной агрессии России в Украине, потом дисциплинированные авторы прислали тексты, но редактор-составитель оказался вынужден устраивать жизнь своей семьи в условиях, не очень похожих на предыдущие двадцать лет жизни. Но лучше хоть как-то сделать, чем не сделать вообще. Мы надеялись, что удастся выстроить отношения с архивами, откуда будут взяты всяческие искрометные истории, в первую очередь о сдаче фильмов и пробивании их сквозь не очень умственные, но просто тупые и непролазные плотины Госкино. Но свои отношения с архивами пустили в дело только те авторы сборника, которые либо попали в них до отъезда, либо остались в России. Кто не успел, тот с ними дела не имел.
Исследовательского прироста, в отличие от предыдущих материалов настоящего сборника, нижеследующая публикация не дает. Зато здесь есть идеи Евгения Яковлевича и попытка передачи его интонации, что очень важно как с точки зрения тех, кто эту интонацию знает и любит, так и для тех, кто по каким-либо причинам не имеет возможности пообщаться очно. Гайдай входит в число не секретных, но не всегда явных эстетических предпочтений ведущего специалиста по советскому кино – одного из наиболее тонких его знатоков и обладателя безошибочной интуиции, которая воспитывается лишь безбрежной насмотренностью. Общаясь с Марголитом, я часто ловлю себя на обещании когда-нибудь написать его концептуальный портрет под названием «По ту сторону синефилии». Название объясняется тем, что по эту – просто синефилы, они же киноманы, говоря по-русски, а по ту – только Марголит.
Мы созвонились по зуму, потому что в Москве было уже не встретиться, а юбилей Гайдая приближался.
Евгений Яковлевич, мы с вами не обсуждаем собственно биографию Гайдая или хронологию появления его картин. Однако не стоит, наверное, пропускать важный вопрос о генезисе Гайдая как явления. Откуда он взялся? Какова его генеалогия? Многие отмечают эксцентрику немого кино, slapstick comedy, братья Маркс…
Братья Маркс? Ну не знаю, может быть…
Или трофейные какие-то сокровища?
Вот это скорее! Я подозреваю, что в нашем кино Леонид Гайдай, если хотите, бастард. Даже байстрюк! Вы правильно ставите вопрос. Ведь Гайдай когда учился? На рубеже сороковых-пятидесятых годов, когда была основана фильмотека ВГИКа на основе Рейхсфильмархива. И Госфильмофонд пополнился за десять лет до этого за счет присоединенных – если мягко выразиться
