Труллион: Аластор-2262 - Джек Вэнс

— Подобное заявление является имеющим законную силу доказательством факта смерти Ширы?

— Вы клянетесь душой своего отца,. что сказали правду? — спросил Акади у Ванга Дроссета.

— Клянусь, — пробурчал Ванг Дроссет. — Учтите, я это сделал в порядке самозащиты.

— Очень хорошо, — сказал Акади. — Признание сделано без какого-либо принуждения с чьей-либо стороны перед ментором и нотариусом на общественных началах и другими свидетелями. Признание произведено в соответствии со всеми предписаниями закона.

— В таком случае, будьте любезны, позвоните Льготу Касагэйву и велите ему освободить принадлежащую мне собственность.

Акади почесал подбородок.

— Вы предполагаете вернуть уплаченные им деньги?

— Пусть он сдерет их с того, кому он их платил — с Глэя Халдена.

Акади равнодушно пожал плечами.

— Я, естественно, должен расценивать это как исполнение профессиональных обязанностей, и рассчитываю получить за это соответствующее вознаграждение.

— Ничего иного я и не ожидал. — Акади ушел звонить по телефону.

— Вы довольны? — угрюмо спросил Ванг Дроссет. — В моем стойбище сегодняшняя ночь станет ночью ужасного горя, и все из-за вас, Халденов.

— Это горе вы навлекли на себя собственной своей кровожадностью, — сказал Глиннес. — Может быть, стоит изложить подробности? Никогда не забывайте о том, как вы бросили меня, избитого до полусмерти, в прибрежной тине.

Ванг Дроссет, понурив голову, прошел к двери, где вдруг повернулся и выпалил:

— Как бы то ни было, но мы сполна расквитались с вами за тот позор, которому вы нас подвергаете, вы и все остальные триллы из-за своей ненасытности и похоти. Вы — стадные животные, вот, кто все вы! Для вас, триллов, нет ничего более святого, чем желудок и то, что у вас между ног. А ты, Глиннес Халден, держись от меня подальше. На следующий раз ты уже не отделаешься от меня так легко.

С этими словами он тяжелой поступью покинул дом.

Встретившийся с ним в самом низу лестницы Акади смотрел на то, как уходит Ванг Дроссет, брезгливо морща нос.

— Тебе сейчас лучше бы постеречь свой скутер, — сказал он Глиннесу, едва вошел в кабинет. — Не то вдруг он его угонит и тебе придется домой возвращаться вплавь.

Глиннес, став в дверях, смотрел, как мощная фигура Ванга Дроссета, шагавшего по дороге, становится все меньше и меньше.

— Слишком велика его печаль, — сказал Глиннес, — чтобы разменять ее на угон лодки или какую-нибудь иную мелкую пакость. К своему стойбищу он доберется пешком, пройдя по мосту Верлет. Как там чувствует себя Льют Касагэйв?

— Он отказывается отвечать на мои звонки, — сказал Акади. — Придется тебе несколько повременить с триумфом.

— В таком случае вам придется подождать с получением гонорара, — ответил Глиннес. — Посыльный нашел сюда дорогу?

— Да, конечно. Могу чистосердечно признаться в том, что он снял с меня огромное бремя ответственности. Я ему очень благодарен за то, что я наконец покончил, сам понимаешь, с каким щепетильным делом.

— Раз так, то вы, может быть, угостите меня чашечкой чая? Или у вас с Рилем Шерматцем какое-то сугубо конфиденциальное дело?

— Чай от тебя никуда не уйдет, — не очень-то вежливо произнес Акади. — У нас с ним разговор на отвлеченные темы. Риля Шерматца интересует, в частности, фаншерад. Он никак не может уразуметь, как такая богатая и мирная планета, как наша, могла породить столь аскетичную секту.

— Как я полагаю, мы должны рассматривать Джуниуса Фарфана в качестве катализатора, — заметил Шерматц. — Или, вот это сравнение выглядит поубедительнее, давайте мыслить в категориях, применимых к сверхперенасыщенному раствору. Он внешне кажется спокойным и стабильным, но один-единственный микроскопический кристалл приводит к полному нарушению равновесности раствора.

— Потрясающий образ! — воскликнул Акади. — Позвольте мне угостить вас чуть-чуть более живительной жидкостью, чем чай.

— А почему бы и нет, в самом деле? — Шерматц с нескрываемым удовольствием вытянул ноги поближе к огню. — У вас замечательнейший дом.

— Да, он приносит мне удовлетворение. — Акади вышел, чтобы принести бутылку.

— Надеюсь, вы находите Труллион гостеприимной планетой? — спросил Глиннес у Шерматца.

— Безусловно. Каждая из планет Скопления проецирует свой особый душевный настрой, и впечатлительный путешественник способен быстро усваивать это своеобразие и наслаждаться его прелестью. Труллион, например, безмятежен и мягок, в его водах отражаются звезды, весь он озарен ласковым, ровным светом, обворожительны его пейзажи, ни с чем не сравнимо обаяние его водных просторов.

— Вот эта нежность прежде всего и бросается в глаза, — согласился Акади, — но временами я серьезно задумываюсь над тем, так ли это в действительности? Например, под этой безмятежной гладью вод плавают мерлинги, создания, отвратительнее которых вряд ли можно себе представить, а за спокойными лицами триллов скрываются чудовищной силы страсти.

— Ну вот, приехали! — воскликнул Глиннес. — Вы сильно преувеличиваете.

— Отнюдь нет! Тебе когда-нибудь приходилось слышать крики из толпы на хуссейдных трибунах, требующие пощадить достоинство шейлы проигравшей команды? Никогда! Она должна предстать обнаженною под музыку, выражающую... ну, как это сказать... Это чувство не имеет своего обозначения, но оно такое же бурлящее, как кровь в жилах зрителей.

— Ловлю вас на слове, — возразил Глиннес. — Ведь в хуссейд играют повсюду.

Акади не обратил внимания на это соображение.

— Или возьмем прутаншир. Поразительное зрелище — исполненные немого восторга лица наших соплеменников при виде того, как какие-то жалкие преступники наглядно демонстрируют, насколько ужасной может быть медленная смерть.

— Прутаншир может служить вполне благородной цели, — заметил Шерматц. — О воздействии подобных мер очень трудно судить.

— Только не с точки зрения злодея, подвергающегося прутанширу, — сказал Акади. — Разве это не самое страшное — умирать, глядя на восторженную толпу, понимая, что твои судороги привносят особую пикантность потехе?

— Но ведь это из ряда вон выходящий случай, — печально улыбнувшись, произнес Шерматц. — Тем не менее, население Труллиона рассматривает пруташпир в качестве необходимого установления, и поэтому он не отмирает.

— Это позор Труллиона и всего скопления Аластор, — холодно заявил Акади. — Коннатигу следовало бы запретить подобное варварство.

Шерматц почесал подбородок.

— В ваших словах что-то есть. Тем не менее, Коннатиг не решается вмешиваться в местные традиции.