Девушка с проблемами - Татьяна Алюшина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На сей раз они никуда не денутся, уверены, что надежно спрятались, — вот и хорошо!
Почему он так испугался? Знал же, что рано или поздно она будет у него!
Нервы сдают?
Столько лет держался, контролировал каждый свой шаг, каждое слово, просчитывал на несколько шагов вперед, не позволяя расслабляться, даже Игорь ничего не заподозрил, а у него интуиция потрясающая! Столько лет ходил по краю, зная, что в любой момент могут раскрыть!
Устал, наверное. Устал!
Теперь все, осталось последнее дело, не мог он мимо такого пройти, не мог!
Ну ничего, еще совсем немного осталось, и можно передохнуть и насладиться заработанным.
Маленькая глупая секретарша из офиса этого Гуревича разболталась: хоть что-то сделали нормально — якобы неожиданное увлечение девушкой, пара подарков, конфеты, цветы, кафе, и информация вся на блюдце! Этот Иван Федорович Гуревич и его друг, некто Корнеев, работают в компании с регионами, постоянно в командировках, на фирме почти не появляются, но, оказывается, они самые удачливые менеджеры. Корнеев в данный момент в командировке. Дальше все просто, на квартире Корнеева никого не было, но узнали, что он купил другую квартиру в центре и там сейчас идет ремонт. Проверили и нашли неуловимую парочку.
Мужик не нужен, но посмотреть на него интересно, а с мадам Романовой он через несколько часов улетит.
Месяца через три-четыре он станет еще богаче и свободен ото всех и от всего!
Он просматривал бумаги — что оставить, что уничтожить, складывал в небольшой ящик всякие любимые привычные безделушки — сюда он уже не вернется.
Кто-то вошел в кабинет.
— Я сказал, не тревожить! — отчитал он.
И повернулся.
На пороге стояли двое незнакомых мужчин.
Подкосились колени, он тяжело опустился в кресло. Из ослабевшей руки выпала пачка еще не просмотренных документов и разлетелась листами по полу.
Михаил Львович с трудом поднял руку, прикрыл ладонью глаза.
И заплакал.
Саша проснулась с ощущением неуютности. Открыла глаза и сразу поняла причину этого ощущения — больничный запах, белая палата.
«Что случилось?! Папе стало хуже, и я осталась ночевать в больнице?»
Она резко села на кровати, голова закружилась.
Возле койки, на которой она находилась, на стуле спал Иван Федорович Гуров, вытянув вперед ноги и сложив руки на груди.
Сашка сразу все вспомнила. Это не папе стало хуже — папы уже нет.
Хуже, по всей видимости, сейчас ей.
Заныло левое предплечье, она посмотрела на руку и обнаружила белую повязку.
Так! Что происходит?
— Гуров!
— Что? — сразу проснулся он, сел ровно и потер лицо руками. — Заснул. Рука болит?
— А что, должна? — поинтересовалась Сашка.
— Не знаю. Вроде бы нет, тебе сделали обезболивающие уколы и успокоительные тоже.
— Что это значит? — спросила она тоном училки, обращающейся к хулиганистому ученику, указав на повязку.
— А ты не помнишь?
— А я бы спрашивала?
Он усмехнулся: бойцовский дух — это вам не фунт изюму, это, знаете ли, характер! У госпожи Романовой с непримиримыми бойцовскими качествами, пожалуй, даже перебор малехо!
— Тебя ранили в левую руку, с внешней стороны. Ничего серьезного и смертельного — пуля прошла навылет, не задев кость и артерию, только пробила мышцу.
— И каким образом эта пуля в меня попала? — тем же строгим тоном поинтересовалась Александра.
— Я в тебя выстрелил, — сообщил без тени раскаяния в голосе Гуров.
— Ты?
— Я.
— Поня-ятно. А Юрий Николаевич?
— Пройдя через твою руку, пуля попала ему в сердце.
— Он умер?
— Да.
— Ты промахнулся? Случайно попал в мою руку?
— Нет, не промахнулся, Саш, я хорошо стреляю.
— Ты что, снайпер? Спецназовец какой? — бушевала Сашка.
— Нет.
— Что «нет»? — притормозила она.
— Все нет! Все, что ты уже сказала и еще собираешься сказать. Я не спецназовец, и целился я именно в твою руку, потому что стрелять следовало наверняка, голову он грамотно прятал за тобой и закрывался тобой правильно. Это был единственный выход, — немного начиная заводиться, повысил голос Иван.
— Гуров, ты кто?
— Я служу в финансовой разведке.
— О как! — преувеличенно подивилась Сашка. — Если я правильно понимаю, такой вид деятельности подразумевает кабинетную работу с бумагами и компьютером, а никак не боевые действия с освобождением заложника, стрельбами и драками в стиле Джеймса Бонда?
— Правильно понимаешь, — усмехнулся Иван, — именно кабинетной работой я и занимаюсь, просто так получилось, что я оказался рядом с тобой.
— Случайно? — саркастически спросила она.
— Почти.
— Гуров, ты сам-то не устал постоянно что-то недоговаривать, в угадайку играть?
— Саш, я тебе все расскажу, вот честное слово!
Сашка решительно откинула одеяло, свесила ноги с кровати, передохнула и встала.
— Куда это ты собралась? — проявил недовольное удивление Иван.
— Подальше отсюда! Где мои вещи?
— Саш, тебя хотели денек-другой здесь подержать!
— Не собираюсь! — в категоричной форме отказалась она от больничного гостеприимства. — Ты же сказал, что ничего серьезного, значит, и нечего здесь делать!
— Саш, — поднялся со стула, шагнул к ней Иван, — у тебя стресс, ты слишком много пережила за последние дни, да еще ранение! Ложись назад!
— Гуров, я ненавижу больницы! И нет у меня никакого стресса!
— Да не выдумывай, Романова! — взяв ее за локоть, попробовал вернуть Сашку в койку Иван. — Это все очень серьезно! Тебя сильно напугали, били и ранили! Да ты что! Быстро ложись!
— Да к черту! Самый большой стресс у меня от больниц! Я в них полгода прожила, когда папа умирал! Лучше помоги мне слинять отсюда!
— Ладно, — сдался Иван, — сиди здесь, я договорюсь.
Когда он подвел ее к джипу, Сашка не удержалась — было бы странно, если б промолчала!
— Что, нашелся боевой товарищ из полей? Помнится, в нем что-то там сломалось, вынудив тебя гулять ночью по дороге? Гуров, а у таких машин вообще может что-то ломаться?
— Сань, притормози, хватит! Садись! — очень недовольно рявкнул Иван.
Сашка примолкла, села в пассажирское кресло, почувствовав себя неправой.
Ну перегнула она, ясное дело — чего мужика достает?
— Ты же сам сказал, что у меня стресс, — повинилась Сашка. — Куда мы едем?
— К тебе домой. Я помогу тебе помыться, если хочешь, врачи сказали — нельзя мочить руку, покормлю завтраком…
— И?
Он, ухмыльнувшись, покачал головой — не то она его достала окончательно, не то он восхитился ее неугомонностью.