Госпожа удача - Чигиринский Олег

Задача — связывать боем силы красных в районе порта и судоремонтного завода.

Силы — одна рота ополченцев.

Противостоящие силы — батальон мотострелков, усиленный ротой саперов.

Преимущества — знание местности. Половина фельдмановского батальона — портовые или из доков.

Недостатки — численное превосходство противника.

Раскладец…

Полковник Ордынцев, командир бригады, не мог выделить им в помощь ни одного человека.

На практике «связывание боем» обернулось несколькими попытками прорыва — со стороны красных — и пресечением этих попыток — со стороны белых.

Фельдман держался только благодаря нерешительности советского командира. Умело перебрасывая людей туда-сюда, он смог создать эффект присутствия в порту, как минимум, батальона. Атаковать равными силами на плохо знакомой местности красные не решались.

Но рано или поздно, понимал капитан, случится то, что должно случиться. Они перехватили уже троих разведчиков — но будут посланы и четвертый, и пятый, и кому-то из них удастся проскочить, рассмотреть позиции и сообразить, что батальоном тут и не пахнет…

Эфир забивали помехи, но удалось установить связь со штабом по кабелю.

— Сэр! — Фельдман взял наушник с микрофоном. — После рассвета они точно поймут что к чему. А может, и раньше. И тогда нам не устоять. Их трое против одного нашего.

— Ваши предложения?

— Я могу отступить к судоремонтному заводу и закрепиться там.

— Они смогут вас обойти и попасть в город?

— Да, сэр.

— Тогда это исключено. Держите их в порту, сколько сможете, до приказа к отступлению.

— Вас понял, сэр. — Капитан отложил наушник.

— Отходим? — спросил поручик Северин.

— Стоим.

Через час начался штурм — тот самый, решительный, которого Фельдман так опасался. Кто-то из советских разведчиков понял, в чем хитрость и, вернувшись, доложил командиру.

Ожесточенная атака перешла в ближний бой, а потом — и вовсе в рукопашную. И в пылу этой рукопашной один из советских мотострелков, не помня себя от ужаса и ярости, сцепился с одним из крымских резервистов.

Его товарищ, пробегавший мимо, недолго думая, всадил крымцу штык между лопаток. Короткий и тонкий крик заставил обоих оцепенеть.

— Баба… — просипел тот, что нанес удар. — Ой, мамочки…

— Сволочи! — заорал кто-то совсем рядом.

Они даже не успели развернуться — ударила очередь.

— Валя! Валя, погодите… Дышите, Валя! Дышите же, мать вашу так! — Фельдман не сообразил передать ее кому-то другому, он просто никого вокруг не видел. Он забыл про все — помнил только расположение санитарной машины.

Поняв, что не донесет, положил на кучу гравия, разорвал тишэтку. Женщина захрипела, глаза остекленели. Рана сильно кровоточила. Кружевной бра пропитался кровью насквозь и в редких отсветах пламени (горели БТР и «Святогор») казался черным.

— Никаких баб, — прошептал Фельдман, раздирая упаковку перевязочного пакета. — Всех к черту из батальона. Завтра же… Кибенэ мат…

Это были его последние слова. Шальную пулю справедливо называют дурой, а это была всем дурам дура — если бы капитан донес Андрееву до санитарной машины, ее удалось бы спасти.

Фельдман погиб сразу же, Андреева истекала кровью еще пятнадцать минут. В сутолоке боя ее просто не заметили…

Что-то в этом было от процесса рождения: ползешь по каменной кишке, упираешься в стену, утыканную металлическими скобками, делаешь по ним два шага вверх и снова оказываешься в каменной кишке, снова ползешь вперед и упираешься в стену со скобками, но на этот раз видишь над собой квадратный колодец, откуда тянет свежим воздухом и слышатся голоса…

Рядовой Корбан быстро пополз задом вперед, пока ноги не провалились в ту первую дыру, встал на одну из скобок и приготовился стрелять.

Сердце колотилось так, что едва не заглушало шорох: в колодец кто-то спускался.

Миша Корбан не видел, куда стрелять. В этой темноте он мог полагаться только на слух и ждал момента, когда ноги спускающегося вниз человека коснутся пола.

Есть!

Он нажал на спуск. Когда стих звон в ушах (стрельба в подземелье — то еще развлечение) он не услышал ни криков, ни стонов. Убил сразу наповал? Тогда кричали бы наверху, не один же он здесь…

Потом был звук — падение, и не просто падение: кругленький железный предмет был брошен с ускорением и быстро катился в Мишину сторону.

Обмирая, Корбан понял: граната.

Он должен был разжать руки, падать вниз, бежать… Но не мог сдвинуться с места.

Граната остановилась перед самым его носом, перекатилась с боку на бок и… покатилась назад.

Коридоры запасных выходов из батарей береговой обороны были запроектированы с наклоном в сторону «улицы».

Именно в тот момент, когда Миша осознал избавление от неминуемой смерти, он был как никогда близок к тому, чтобы напустить в штаны. Все мускулы расслабились разом. Он не спрыгнул в нижний коридор — он рухнул туда, закрывая руками голову.

Граната разорвалась прямо под задницей у беляка, который ее бросил. Стряхнув с себя осколки и бетонную крошку, Миша услышал крик…

«Невезение заразно, а инициатива наказуема», — подумал Батищев.

Невезением он заразился от Григорьева, не иначе. Инициативу проявил рядовой Карастоянов, который без приказа бросил гранату и подорвался на ней.

Карастоянова вытащили из колодца на страховочной веревке — он был мертв.

— Еще пять минут — и нам этот ход до жопы. Какие мысли по этому поводу?

— Я полезу. — Кошкина сняла каску.

— Фельдфебель, не дури!

Она уже исчезла в колодце.

— Кошкина! Кошкина, твою мать!!!

Кошкина остановилась на третьей снизу ступеньке.

— Какого черта? — Ефрейтор Шеховцов спустился следом за ней.

— Не топчись по пальцам, — прошипела она и, разрядив одну гранату, крикнула невидимому врагу: — Лови!

Попасть по мелькнувшей в темноте руке довольно трудно. Миша уже сориентировался: здесь слишком мало места, чтобы размахнуться как следует. Граната покатилась обратно, рядовой Корбан спрыгнул вниз, чтобы не задело случайным осколком.

Взрыва не было. Был мягкий прыжок и девять выстрелов подряд: пробираясь, согнувшись, по коридору, Кошкина палила в темноту перед собой, чтобы не дать ему высунуться.

Остановившись на краю второго колодца, она зубами выдернула чеку второй гранаты и бросила ее вниз. На этот раз Мише бежать было некуда…

Третью гранату Кошкина, быстро перебравшись через тело, с хорошего размаху пустила по низу, как шар в кегельбане — в открытый люк. Перезарядила пистолет и кинулась туда, не слыша воплей и стонов: временно оглохла от взрыва…