Наемники Судьбы.Пенталогия - Юлия Федотова

И все ради власти. Жажда власти – очень опасная вещь. Именно изза нее за последние несколько лет мир наш едва не погиб четырежды и снова, в пятый раз рискует погибнуть. Совершенно не понимаю, чего привлекательного в ней находят? На мой взгляд – только лишнее беспокойство. Когда мы с Меридит перешли из пехоты в разведку, наши воинские звания сделались чисто номинальными. Мы имеем статус сотников, получаем плату, положенную сотникам, при этом предоставлены сами себе и не обременены толпами подчиненных – какая красота! Но прежде мы были вынуждены командовать своими сотнями, а до этого – десятками… Боги Великие, сколько же было мороки! Представляю, каково приходится тысячникам, полководцам, тем более королям! Врагу не пожелаешь!

Но королям деваться некуда – такими они родились, против предназначения тоже не пойдешь. Зачем лишние проблемы тем, кого такая доля миновала – вот загадка. Пожалуй, это у них от чувства собственной неполноценности и несамодостаточности. Не могут самоутвердиться иначе, как за чужой счет. Тут есть чему посочувствовать – они несчастные, ущербные твари.

Я бы их сразу убивал, чтобы не мучились сами и не причиняли хлопот другим. В частности, нам. Надоело без конца спасать мир, диссертация плохо продвигается. Материала прорва – обрабатывать некогда…

Не забыть про пиявок, про пиявок не забыть!..

Скорее бы уже в ДаанАзар – пиявки ждут!

Мне начинает казаться, что мы зря теряем время. Право, легче добраться до Трегерата, сходить в публичную библиотеку и поискать нужные сведения там, нежели разгрести многовековые книжные завалы Оттона. Быстрее будет. Но боюсь, наши со мной не согласятся. Будем рыть дальше, до победного конца.

Сейчас я пойду спать, а завтра поутру опять «в борозду», как говаривал один мой десятник, бывший землепашец… Да, засиделся я сегодня. Темно за окном, ночь. Люблю. Спригганы – существа от природы ночные, это проклятие вынуждает нас подстраиваться под чужой образ жизни…

– И когда же это кончится, твари добрые?! И что за напасть на мою седую голову?! – раздался вдруг голос, скрипучий и сварливый. Откуда он шел – непонятно, вроде бы из пустоты.

Хельги отложил перо, с любопытством огляделся. Другому на его месте, пожалуй, стало бы жутковато. Представьте себе: глубокая ночь, полутьма, которую не в силах развеять неверный огонек единственной свечи (другого освещения в королевской библиотеке предусмотрено не было – зачем, кому придет в голову читать на ночь глядя?); на полу и стенах – длинные тени странных очертаний, похожие на зловещие профили; огромные залы, наполненные древней мудростью людей и нелюдей, и вдруг в глухой тишине – голоса!

Но подменного сына ярла Гальфдана Злого, как известно, пугали только три вещи на свете, и таинственные библиотечные обитатели в их число не входили.

– Ну чего башкой вертишь? – продолжал голос. – Все равно не увидишь, покуда сам не захочу!

– Так захоти! – Хельги начинал раздражаться. – А то я и сам исчезнуть могу. Что, так и будем вслепую разговаривать?

Оно появилось из ниоткуда – маленькое серенькое существо, поросшее жиденькой, будто побитой молью шерсткой. Ничего диковинного в нем не было – обычный домовый гоблин. Точнее, замковый. Или библиотечный, кому как угодно.

– Я в этих стенах живу уж три века как. И такого отродясь не бывало, чтобы тут столько чужого народу толклось! Днем от вас покоя нет – ладно, терплю. Так теперь еще и по ночам повадились! Чернокнижники, что ль? Так зря стараетесь. Нету у нас черных книг, ни единой, можете не искать. Ступай себе восвояси, дай отдохнуть. От свечи глаза устали.

– Пожалуйста, я потушу, – пожал плечами урожденный спригган, существо от природы ночное. – Мне и без нее хорошо, я просто забыл… – Он загасил пламя.

– И что толку?! – возмущению гоблина не было предела. – Что толку, я спрашиваю, ежели твои глазищи еще хуже светятся?! Ну и страшные же вы твари – чернокнижники, доложу я вам! Ступай прочь, боюсь я тебя!

– Да не чернокнижник я!!! – шумно воспротестовал Хельги, пугая ночную тишину.

– А кто тогда? – спросил гоблин недоверчиво.

– Демонубийца, – брякнул Хельги в ответ. Сдуру, прямо скажем, брякнул. Не подумав.

Гоблин, бедняжка, где стоял, там и брякнулся без чувств. Потому что даже домовому гоблину ясно: встретить чернокнижника – не к добру, но демонаубийцу – не в пример хуже. Не остаются в живых после такой встречи смертные, да и бессмертные порой…

Хельги поднял обмякшее тельце за шкирку, встряхнул:

– Эй! Ты чего?! Помер?! – Он был очень удивлен: с чего бы это?

Гоблин приоткрыл один глаз. Простонал жалобно:

– Сгинь! Исчезни! Изыди, откуда явился в наш мир!

– Не изойду, – заупрямился Хельги, обидевшись. – У меня дело. Я книгу ищу.

– А я тебе сказал уже: нету тут черных книг! – Гоблин на удивление быстро успокоился, вернул свой прежний уверенный и сварливый тон.

– И я тебе уже сказал, что не чернокнижник. Мне надо найти книгу про Карола Освободителя, желательно старинную.

– А ты вообщето того… грамотный? – осторожно поинтересовался домовый гоблин и посмотрел на собеседника как на глупого. Оно и понято. Про Карола Освободителя повествовалось или, по крайней мере, упоминалось как минимум в каждой четвертой из всех книг, вышедших с конца пятьдесят шестого века и по сей день. В оттонской библиотеке таковых имелось великое множество: читай – не хочу. Если, конечно, грамотный.

– Мне нужны особые сведения про Карола Освободителя, – поспешил уточнить Хельги, сообразив, что выглядит дураком, – о том, где именно он похоронен. Не знаешь, есть здесь такая книга?

Домовый гоблин принял вид такой важный и неприступный, что казалось, даже в размере увеличился.

– Может, есть, а может, и нет, – был ответ. – Не скажу.

– Почему? – удивился Хельги.

– Не положено. Запрещено.

– Кем запрещено?!

– Никем. Традиция такая у нашего народа. За просто так никому ничего не говорим.

– Даже демонамубийцам? – Хельги эффектно сверкнул желтым глазом, оскалил волчьи клыки. Конечно, стыдно и недостойно воина использовать подобные аргументы в спорах с существом, которое ростом тебе всего по колено, но ради спасения мира приходится порой поступаться принципами.

Бедный гоблин в испуге присел, сжался в комочек, вновь сделался маленьким и жалким, но упорно, как орк на допросе, стоял на своем:

– Даже демонам. Умрем, а не скажем. Традиция – это святое!