И снова Пачкуля! - Кай Умански

Проныра сидел в углу, вычищал трезубцем грязь из-под когтей и дулся из-за того, что его не выбрали главным. Как-то это было неправильно, все-таки его хозяйка — сама Достопочтенная Чепухинда. Но хоть Проныра и хороший организатор, музыкальными талантами он, увы, обделен, поэтому ему пришлось уступить место Хьюго, который в данный момент стоял на импровизированной трибуне, сжимая в лапе стопку крошечных листочков.

— Что там у тебя, малой? — спросил Хаггис.

— Слофа, — сказал Хьюго. — Слофа нашей песни. Надеюсь, вам понрафится.

— Очень сомневаюсь, — пробубнил Очкарик, который, как и его хозяйка, считал себя немного поэтом. Грымза — единственная интеллектуалка в шабаше. Очкарик часто помогает ей разгадывать кроссворд. (Один по вертикали. Ночная птица, символ мудрости. Пять букв, первая «Ф», последняя «Н». На подобные вопросы он всегда знает ответ.)

— Пусть прочитает, — возразил ему Вернон. — Ты ж еще не слышал. Может, хорошая песня.

— Ну да, ну да. А рыбы, может, с зонтиками не расстаются, — раздался в дверях презрительный голос. Дадли нарочито неспешно вошел, уселся и с вызовом уставился на Хьюго.

Благоразумный Хьюго проигнорировал его. Поцапаться с Дадли он всегда успеет. Сейчас есть дела поважнее.

— Песня насыфаться «Слушу я помощником у ветьмы».

— Звучит неплохо, — вежливо прокомментировал Барри.

— Отстойно звучит, — фыркнул Дадли.

— Жарь давай, малой, — сказал Хаггис.

Хьюго набрал побольше воздуху и запел писклявым голосом:

Слушу я помощником у ветьмы,Колдуем мы с нею день и ночь.В хибаре у нас всегта и дым, и чад,И грохот, и шум, и гам,и жуткий смрад, смрад, смрад…

Да. В Непутевый лес прибыл Музыкальный экспресс, и никто не желал оставаться на перроне.

Глава четырнадцатая

Трудности с машиной

Шеридана Немоча преследовали гоблины, что его ужасно раздражало. Хотя, если быть точными, они преследовали его автомобиль. Где бы Шеридан ни оказался — там же толпились они, разинув рты, молча глазея. Частенько, заметил он, у гоблинов было с собой разное барахло — то ванна, то старый стул, то какой-то металлолом.

Стоило оставить лимузин без присмотра, как они вылезали из-за деревьев и окружали его. Как только Шеридан отворачивался, они были тут как тут, садились рядом на корточки, тыкали пальцами в колеса, возили туда-сюда дворники, баловались с зеркалом и, что хуже всего, лапали машину своими грязными ручищами.

— Какая наглость! — возмущенно говорил он Нечто. — Такое поведение неприемлемо! Я это им так не оставлю, помяни мое слово!

Конечно, Шеридан не знал, почему гоблины вели себя столь странным образом. Последние несколько ночей они повадились совершать налеты на Пачкулину свалку и тащить оттуда все, что подпадало под категорию «всякое для машины».

Они обстоятельно обсудили, из чего состоит машина. И пока что сошлись на том, что основные детали — это колеса, сиденья, двери, окна и, разумеется, плюшевые игральные кости. Ну и, наверное, еще всякая всячина. Потом надо будет собрать все это вместе. Как-нибудь.

«Гоблины и тачки», вот беда, больше не показывали — этот источник информации иссяк, и им ничего не оставалось, как изучать Шериданов лимузин.

(Исчезновение из эфира «Гоблинов и тачек» расстроило не только гоблинов. Как мы знаем, это также была любимая передача Макабры. Когда ее закрыли, Макабра швырнула ботинок в экран и поклялась никогда больше не смотреть колдовизор.)

Странное дело, народ вообще охладел к колдовидению. Теперь все сходили с ума по музыке. Гоблинам-то, само собой, было до фонаря, чем там заняты остальные. Их интересовала только сборка машины.

В общем, Шеридан стоял перед дилеммой. Он не хотел отказываться от лимузина — как-никак это одна из главных радостей звездной жизни. Но ему не нравилось, что стоит ему отойти, как автомобиль облепляют гоблины. Оставлять Нечто присматривать за лимузином — не вариант. Кто тогда будет открывать двери, наливать шампанское, взбивать подушку, вытирать лоб и точить карандаш, который Немоч держит в руках, когда читает новости?

В итоге он решил доверить охрану Рёбрышку. Это был бы отличный план, будь у Рёбрышка нрав сторожевого пса. Но он был доброй, веселой собачкой, в которой все души не чаяли. Даже гоблины.

Сейчас лимузин был припаркован перед колдостудией, где Шеридан зачитывал первую новость вечернего выпуска. Как только Шеридан скрылся в сопровождении Нечто за дверью, семь бочонков выползли из-за кустов и собрались вокруг машины. Рёбрышко тут же оживился, встал на задние лапы и энергично завилял костяным хвостиком, во все зубы улыбаясь через стекло.

— Ишь ты, поглядите. — Красавчик уставился в окно, расплывшись в умильной улыбке. — Ой какая миденькая собачка. Привет, малыш. Кто у нас кдасивый песик? У кого такой кдасивый блестючий ошейник? Ку-ку, песик, песик, песик.

— Там чё, собака в машине? — спросил Пузан, который, нагнувшись, изучал покрышку.

— Ага. И она хвостиком машет, погляди! — Красавчик постучал по стеклу. — Привет, собачечка.

— Гав, — сказал Рёбрышко, подпрыгивая на сиденье и слюнявя стекло. Откуда брались слюни, притом что собака состояла исключительно из костей, — загадка. Но слюни были.

— Кажись, я понял, откуда дым идет, — проорал Свинтус, который лежал под лимузином и разглядывал его дно. — Там есть, типа, труба. Ща проверю, горячая или нет. Ай, ай, палец! Горячая.

— Видишь, к чему она приделана? — спросил Обормот.

— Нет, — сказал Свинтус. — Слишком темно.

— Надо выяснить, — сказал Косоглаз. — Иначе нельзя. Я думаю, из-за дыма она и едет.

— А я, знаете, что думаю? — подал голос Гнус. — Я думаю, там внутри маленькая лошадка. Вот тут. — Он постучал по сверкающему капоту.

— А откуда тогда дым? — спросил Косоглаз.

— Может, она курит трубку, — сказал Гнус.

— Лошади ж вроде не курят трубки? — высказался юный Цуцик.

— Небось специально обученная. — Гнус не желал расставаться с идеей курящей лошади. — Обучена идти, останавливаться и курить трубку.

— Очень тихая лошадь, — заметил Обормот. — Не ржет, ничего.

— И не кашляет, — прибавил Пузан. — Должна ж кашлять, не? Раз курит трубку. Я считаю, нет там лошади. Что-то другое там. Может, маленький дракон. Как считаешь, Кдасавчик?

Но Красавчик их не слушал. Он был увлечен Рёбрышком, который весело скакал по заднему сиденью и ломился в окно.

— Ходоший песик, — ворковал Красавчик. — Пуся голодный, да? Пуся хочет косточку?

— У него есть косточка, — заметил Цуцик. — Если б он был голодный, мог бы свою лапу съесть. — Он хихикнул.

В этот момент раздался негодующий вопль. Шеридан закончил читать новости и выглянул в окно студии, выходящее на парковку.

— Эй! Вы там! Сколько можно повторять? Быстро отошли от моей машины!

— Ой, — сказал Обормот. — Пора драть когти.

И они дружно дали стрекача. Точнее, шестеро из них дали. Красавчик по-прежнему не отрывал влюбленного взора от Рёбрышка и шухера не заметил.

— Бедный маленький песик, — мурлыкал он, а Рёбрышко вне себя от восторга метался по машине. — Оставили пусечку одну? Да, оставили? Я бы тебя никогда одного не оставлял, будь ты моим. Ну, успокойся, успокойся…

Он внезапно умолк, потому что Пузан и Свинтус схватили его за руки и потащили в темноту.

Покинутый новым другом, Рёбрышко грустно заскулил. Без особой надежды он в последний раз прыгнул на стекло. И случайно наступил костлявой задней лапой на ручку двери. Раздался щелчок, и, к собачьему удивлению, тяжелая дверь распахнулась.

Свобода!

Весело тявкнув, Рёбрышко выпрыгнул из машины и припустил на поиски Красавчика.

Гоблины откатили валун в сторону и протиснулись в свою пещеру, залитую лунным светом. Места там было немного — всё из-за «всякого для машины», набросанного огромной шаткой кучей ровно посередине.

Там было одно сломанное колесо от телеги. Одна старая детская коляска. Одна тележка из супермаркета. Два голых шезлонга (без ткани, одни каркасы). Одна сгнившая садовая скамейка. Четыре сломанные табуретки. Одно мягкое кресло с торчащей из сиденья пружиной. Куча вилок. Моток садовой проволоки. Бечевка. Коробка свечей. Несколько ржавых сковородок. Одна большая банка бирюзовой краски. Один прохудившийся зонтик. Три ведра без дна. Набор кранов, горячих и холодных. Решетка от походной печки. Сломанная настольная лампа. Одна клетка для попугая. Одна большая жестяная ванна. Один гладильный каток…

Всё. Больше не могу. Остальное сами вообразите.

— Ну вот мы и дома, — сказал Гнус. — Привет, куча.

— По-моему у нас уже достаточно «всякого», нет? — спросил Цуцик. — Может, пора начать?