Верхом на тигре. Дипломатический роман в диалогах и документах - Артем Юрьевич Рудницкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прибытие Молотова в Германию 12 ноября 1940 г.
«Я пользуюсь особым доверием»
К концу 1940 года уже не вызывало сомнений: советско-германские отношения дали трещину, единодушие и дружба пошли на убыль. Рубежом можно считать ноябрьский визит Молотова в Берлин. Стороны не сошлись в вопросе о разделе сфер влияния, противоречия между ними обострились. Не требовалось быть провидцем, чтобы понять: в недалеком будущем Германия может предпринять агрессивные действия против СССР.
Еще весной германское военное командование приступило к подготовке войны. Для переброски на восток новых дивизий на территории Польши в срочном порядке ремонтировались железные и автомобильные дороги, строились фортификационные сооружения, лагеря для военнопленных{497}. Эти факты не оставались незамеченными, сведения направлялись в центр советскими дипломатами и разведчиками. Возникла необходимость более подробного и адекватного информирования центра о планах Третьего рейха.
Одним из источников сведений служили советские дипломатические миссии, функционировавшие в целом ряде европейских стран, в том числе полностью подчиненных нацистам, но формально сохранявших независимость. Например, в вишистской Франции (режим Петэна) и Словакии (режим Тиссо). В ряде городов оккупированных стран (Брюссель, Вена, Прага) действовали консульские представительства СССР. Но главную роль должно было играть полпредство в Берлине – там находилось сердце Третьего рейха и принимались ключевые решения о дальнейшей экспансии Германии.
Выполнять поставленные задачи с таким руководителем, как Шкварцев, полпредство могло только отчасти. Пообщавшись с ним в ноябре 1940 года, в ходе своего официального визита в Берлин, Молотов окончательно это понял. Шкварцев шокировал наркома уровнем своих познаний. Когда Молотов поинтересовался мнением главы миссии о мотивах, которыми руководствовались немцы, организуя визит, тот ничтоже сумняшеся ответил: «Для подписания торгового договора». Молотов отреагировал эмоционально: «Эх вы, еще называетесь полпредом»{498}.
Обстановка требовала назначения в германскую столицу дипломата, имевшего политический вес и способного наладить информационную работу. Высокопоставленных кадровых профессионалов в НКИД после вала репрессий оставалось немного, и выбор был сделан в пользу человека, пришедшего во внешнеполитическое ведомство недавно. Он не имел дипломатической квалификации, зато обладал значительным влиянием, будучи приближенным всемогущего Лаврентия Берии. Это Владимир Деканозов, длительное время проработавший в органах госбезопасности и в начале мая 1939 года занявший пост заместителя наркома иностранных дел. В НКИД он пришел одновременно с Молотовым, после смещения Литвинова. Помимо дружбы с Берией, Деканозов пользовался благосклонностью Сталина, о чем сам любил время от времени напомнить. Уже сделавшись полпредом, он докладывал в центр о своем первом общении с Риббентропом: «Он [Риббентроп] знает, что я пользуюсь особым доверием Сталина и Молотова, и поэтому они особенно рады приветствовать меня на моем посту»{499}.
Одна из задач Деканозова заключалась в дополнительной «чистке» дипломатической службы, чтобы окончательно освободить ее от людей, не вписывавшихся в новую внешнеполитическую парадигму и систему руководства наркоматом. Сотрудников арестовывали прямо в кабинете заместителя народного комиссара, как, например, случилось с Гнединым. Заведующий Отделом печати поделился своим впечатлением о Деканозове, сложившимся у него в результате первой встречи с новоиспеченным заместителем наркома: «Деканозов слушал молча, со специфическим глупо равнодушным и скучно угрожающим видом. В нем было какое-то малопочтенное сочетание мелкого торговца, подражающего в манерах крупным коммерсантам, и мелкого полицейского, подражающего жандармскому полковнику»{500}.
Ни у Гнедина, ни у его коллег не было иллюзий относительно методов карательных органов сталинского режима. Тем не менее в начале мая 1939 года, то есть сразу после смещения Литвинова, произошло нечто из ряда вон выходящее. «Даже более циничные и лучше осведомленные люди, чем я, – вспоминал Гнедин, – не предполагали, что Молотов и Деканозов просто-напросто ночью соберут дипломатических работников в Наркоминдел, как в пересыльный пункт для переотправки арестованных в тюрьму»{501}.
24 ноября 1940 года Деканозов был назначен чрезвычайным и полномочным представителем СССР в Германии с сохранением за ним поста заместителя наркома. Нисколько не пытаясь обелить этого деятеля, отметим, что он обладал определенными способностями и заслужил репутацию небесталанного организатора. Как отмечал В. В. Соколов, «будучи послом в гитлеровской Германии он многому научился», то есть приобрел определенное дипломатическое умение{502}. Это подтверждается документами, свидетельствовавшими о том, что новый глава миссии проникся важностью момента и серьезно относился к своим обязанностям.
Деканозов решил поднять престиж полпредства, подчеркивая свою личную значимость. При этом не упускал мелочей, которые играют немаловажную роль в дипломатической деятельности. Так, его покоробило пренебрежительное отношение к советской миссии, проявлявшееся, например, когда главу этой миссии и других сотрудников приглашали на различные официальные мероприятия, в том числе на театральные спектакли. Однажды он возмутился тем, что в опере ему «обещали ложу Геббельса, а дали обыкновенную ложу 2 разряда, причем предложили уплатить по 9 марок за место». В другой раз предложили места уже по 11 марок, в то время как в Москве иностранным дипломатам выделялись бесплатные билеты во все театры, да и кормили там бесплатно. «Я думаю, – написал Деканозов Молотову, – что нашему Протокольному отделу следовало бы по части предоставления бесплатных мест и угощений в театрах быть более сдержанным по отношению к иностранным представительствам». С этим трудно было спорить, ведь вся дипломатическая жизнь построена на основе взаимности{503}.
Другая «мелочь», о которой сообщил Деканозов, была связана с обеспечением дипломатических сотрудников продовольствием и бензином. В Москве «германское посольство снабжалось продовольствием и горючим без ограничений», в то время как в Берлине советским дипломатам приходилось долго ждать карточек для того, чтобы «отовариться», и не бесплатно{504}.
Признавая деловую хватку полпреда, нужно сказать и о том, что он позаботился о материально-бытовых условиях, в которых проживали дипломаты. Прибыв в Берлин, обнаружил, что лучшие квартиры в жилых секторах миссии отданы сотрудникам военного атташата. Сочтя это несправедливым, тут же пожаловался Молотову: «Оперативные сотрудники полпредства размещены очень скверно: маленькие темные комнаты, теснота, отсутствие элементарных удобств для работы и приема посетителей. Вместе с тем военные работники занимают лучшие комнаты и размещены в сравнительно лучших условиях»{505}.
С новым военным и военно-воздушным атташе генерал-майором Василием Тупиковым (назначенным в декабре 1940 года, вскоре после приезда Деканозова) полпред договорился «перевести атташат в другое место». Тупиков не возражал, однако запросил Москву для принятия окончательного решения. «Вопрос таким образом затянулся, – писал Деканозов, – и может быть неправильно понят в Москве. Я взвесил всё и решил, что переселение надо провести не откладывая, т. к. это уже начинает отражаться на нормальной работе аппарата»{506}.
Вряд ли другой руководитель, не
