Война и революция в России. Мемуары командующего Западным фронтом. 1914-1917 - Владимир Иосифович Гурко

них нового изолированного центра сопротивления. В то же время необходимо разъяснить здесь сущность обоюдной договоренности, имевшейся между главами русского и румынского командований. Включение в состав румынской армии небольших русских формирований могло привести только к их расчленению и, следовательно, всего лишь увеличило бы общую численность отступающих войск. По этой причине о немедленном выполнении румынской просьбы не могло быть и речи, однако подготовка к операции была начата незамедлительно. Что же до остального, то потребовалось только подтверждение предписанных ранее мероприятий, которые, в общих чертах, сводились к постепенной концентрации целых армий, которым предстояло заполнить большой разрыв между нашей левофланговой армией под командованием генерала Лечицкого, стоявшей на границе Трансильвании, и правым флангом Дунайской армии, действовавшей в то время в Добрудже. Но реализация этих планов могла происходить только очень медленно, что не позволяло вовремя помочь удержанию в наших руках Бухареста. Именно поэтому генерал Сахаров получил приказ за счет ослабления обороны Добруджи постепенно растянуть свои передовые линии вдоль Дуная с конечной целью подключить их к обороне румынской столицы.

Одновременно с выполнением этой директивы на левый фланг армии Лечицкого прибывал по частям резервный корпус генерала Деникина – того самого генерала, который при Временном правительстве с успехом занимал последовательно такие важные посты: начальника штаба Ставки в одном ряду с Алексеевым и Брусиловым, главнокомандующего армиями Западного фронта (на этой должности он заменил меня) и главнокомандующего Юго-Западным фронтом во время выступления Корнилова против Керенского. В тот момент он был арестован «советским» солдатским комитетом как главнокомандующий, открыто заявивший о своей верности Верховному главнокомандующему всех русских армий генералу Корнилову.

Появление этого корпуса дало мне возможность предложить генералу Коанде выяснить у румынского правительства, где и каким образом они могут использовать эти войска с целью непосредственной обороны Бухареста. В результате уже довольно поздно вечером в присутствии государя произошло совещание, на котором генерал Коанда сообщил мне, что румынское правительство нуждается в подкреплениях и, благодаря увеличению пропускной способности их железных дорог, получение нашей помощи окажется своевременным и вполне реальным делом. Необходимо отметить, что уже в то время со стороны всех русских военных начальников слышались серьезные нарекания на работу румынских железных дорог. Она была столь неудовлетворительна, что офицеры, приезжавшие из Румынии, утверждали, будто причина такого положения заключается не только в невежестве персонала, проявляемом при выполнении сложной работы, но и в явной недобросовестности железнодорожников, демонстрировавших активные прогерманские симпатии. Я не стану пытаться судить о справедливости этих утверждений. Не следует забывать, что во все времена во всех странах в периоды военных неудач выдвигались обвинения в предательстве. Поскольку наличие в Румынии прогерманских настроений являлось общепризнанным фактом, это давало богатую пищу для подозрений и разговоров о широко распространившейся в этой стране измене.

Обсудив все напрямую с румынским Генеральным штабом, сильно встревоженный генерал Коанда на следующий день сообщил мне, что Румыния, к несчастью, вынуждена отказаться от предложенной помощи. Он объяснил, что переброска к Бухаресту целого корпуса возможна только по железной дороге, но железнодорожная линия, которой можно было бы для этого воспользоваться, не справляется даже с перевозкой в Бухарест румынских дивизий, заменяемых на правом фланге румын войсками Лечицкого. В большой степени это можно объяснить тем, что указанная дорога в то время использовалась для эвакуации столицы, а потому была забита излишним количеством поездов. Со временем подвижной состав, выведенный из железнодорожной сети Западной Румынии, доставил румынским властям множество хлопот и затруднений. Из ответа генерала Коанды я смог понять, что при стратегическом развертывании вышеупомянутого русского корпуса, долженствовавшего закрыть разрыв между войсками Лечицкого и Сахарова, ни в коем случае нельзя полагаться на помощь румынских железных дорог. Для экономии времени и для возможного пресечения германского наступления следовало воспользоваться многочисленной русской кавалерией. Уже в это время одна конная дивизия за другой двигались походным порядком позади Юго-Западного фронта и постепенно направлялись в центр Румынии, оставляя позади наши пехотные корпуса.

Не следует забывать, что тогда стояла осень; дороги с твердым покрытием в Румынии почти совсем неизвестны, а большое движение по немощеным дорогам неизбежно очень скоро превращает их в непроходимое болото. Наши кавалеристы, в силу обстоятельств сидевшие в траншеях, не имели возможности поддерживать своих коней в состоянии, пригодном для совершения длительных маршей; на пути в Румынию лошадей приходилось кормить в основном не овсом, а кукурузой. Все перечисленное не могло не замедлять движения кавалерии и отрицательно сказывалось на эффективности ее действий в маневренных боях, к которым в большой степени сводились военные операции, проведение которых предполагалось в Валахии.

Время, необходимое для завершения всех упомянутых мероприятий, не давало нам никакого права надеяться, что нам удастся удержать Бухарест в своих руках. Однако рано или поздно соединение фронта Брусилова и Дунайской армии должно было все же произойти. Отсюда возникал вопрос о том, каким образом будет организовано верховное руководство образующегося фронта. Следовало принять во внимание, что на этом фронте произойдет смешение русских и румынских частей. В то же время не могло идти речи ни о раздельном командовании войсками, ни о создании фронта, прикрывающего плодородные губернии юга России, который не подчинялся бы русскому Верховному командованию. Предстояло решить, при чьем посредстве будет обеспечено подчинение румынских войск русскому Верховному главнокомандующему. На первый взгляд вопрос был легким, поскольку нашим главнокомандующим был сам царь, но, с другой стороны, представлял затруднения, так как во главе румынской армии стоял король Румынии Фердинанд.

Действительно, сорок лет назад румынский король Карл[126], в то время еще великий князь, подчинялся великому князю Николаю Николаевичу, брату правившего тогда императора Александра II.

Начавшийся обмен телеграммами не привел к согласованию простого решения, которое могло состоять в организации румынского фронта на той же основе и под таким же управлением, что и остальные русские фронты. Было необходимо создать более сложную систему, которая обеспечивала бы следующее положение: король Фердинанд рассматривается нами как главнокомандующий румынским фронтом, составленным из русских и румынских частей; при этом ни слова не говорится о его подчинении русскому Верховному командованию. Король в качестве главнокомандующего фронтом назначает себе заместителя, в военном отношении подчиненного русскому Верховному главнокомандующему, – генерала Сахарова, который с точки зрения русских войск обладает правами главнокомандующего. При нем создается русский штаб, начальником которого становится генерал Шишкевич, а также, для поддержания отношений с румынскими войсками, румынский штаб, главой которого назначается генерал Презано[127].

Практика показала, что столь необычная структура управления не приводила к сколько-нибудь необычным трениям. Между генералом Сахаровым и румынским королем установились нормальные отношения. В результате совместные боевые действия русских