Любимая игрушка Зверя - Валерия Ангелос

действовать подобным образом? Пусть хриплый, раскатистый будто удар грома, проникающий до самого нутра. Однако это голос. Просто голос. И все же… он умудряется проникать под кожу, пропитывать кровь, точно вирус неизлечимой болезни, пленять и порабощать, ласкать меня везде и сразу, в самые запретные места пробираться и творить настоящий беспредел.

- Как? – спрашиваю тихо. – Как прочистить?

В глазах его проклятых утопаю. Увязаю по горло. Нет, даже глубже. Дышать становится невозможно. Нереально. Воздух раскален до предела. Ощущение, точно вдыхаю чистый огонь, пропитываюсь пламенем насквозь.

- Догадайся, - порочная усмешка расцветает на полных губах.

Он выразительно проводит указательным пальцем по линиям моего рта. Медленно. Неспешно. Словно дразнит, пробуждает похоть, растравляет аппетит, вынуждая желать большего. Дает весьма недвусмысленный намек, заставляет разом подобраться, сжаться в ожидании атаки.

- Я же… - захлебываюсь остатком фразы.

Никита сдергивает меня со стола. Резко и безжалостно. Грубо ставит на колени. А сам усаживается в мое кресло. Располагается с видом хозяина, сурового господина. Широко расставляет ноги, рывком расстегивает ремень на брюках, выдергивает из шлеек. После набрасывает полоску кожи на мою шею. Небрежно. Лениво. Точно игру ведет. И вдруг притягивает за горло к паху, буквально вбивает лицом в громадный бугор.

Это грязно. Очень. Непристойно. Вульгарно. Развязно. Однако бедра инстинктивно сжимаются, сведенные возбуждением. Низ живота вмиг содрогается от раскаленных спазмов.

Вскрикиваю. Случайно обхватываю его плоть сквозь ткань штанов. Невольно задеваю восставший член своими губами. Моментально отшатываюсь, отодвигаюсь, разрывая контакт. Но все равно успеваю прочувствовать жар гигантского органа.

- Нет, - отрицательно мотаю головой. – Тут нельзя таким заниматься.

- Почему? – хищно скалится. – Кто нам запретит?

- Серьезная компания, - нервно сглатываю, напрасно пробую отстраниться, ремень тут же усиливает напор, ограничивая свободу. – Никита, это неприлично.

- Повтори, - хмыкает.

- Что? – спрашиваю, ощущая себя полной идиоткой.

- Давай, расскажи мне про мораль, - требует насмешливо. – Про нравственность. Про строгий кодекс поведения на рабочем месте. Про свои должностные обязанности.

- Ник, - стараюсь, чтобы голос звучал уверенно и твердо. – Я действительно не стану заниматься подобными вещами в кабинете. В офисе. Здесь полно людей. Повсюду установлены камеры.

- Все давно разошлись, - отрезает холодно. – Охрана нас не побеспокоит. Насчет видеонаблюдения тоже не дергайся. Система уже отключена.

- Не важно, - снова предпринимаю тщетную попытку освободиться. – Прекрати. Нам нужно выбрать другое место для…

Он стягивает мое горло ремнем. Неожиданно. Жестко. Заставляет напрочь лишиться воздуха. Оплетает, как удавкой, и поглаживает враз напрягшуюся шею с обманчивой нежностью.

Отчаянно стараюсь вдохнуть кислород. Не могу. Ничего не могу. Вообще. Совсем. Никак. Причем даже не представляю, что именно не так. Шок мешает, не позволяет нормально дышать. Или давление ремня настолько сильно действует, перекрывает воздух.

Я четко ощущаю опасность. Угрозу. Тонкую грань, которая готова расколоться, разлететься на тысячи осколков и оцарапать меня до незаживающих ран.

Зверь. Жуткий. Жестокий. Голодный. Одержимый своими темными желаниями. Сожрет и не заметит. Ненасытный. Неукротимый. Неудержимый. Как им управлять? Глупо даже пробовать. Глупо рисковать. Сомнет за секунду. Растерзает. Загрызет.

Я смотрю в его глаза и четче прежнего понимаю: этот мужчина способен причинить настоящую боль, сломать, разрушить до основания, уничтожить, не оставив следа.

Он монстр. Чудовище. Но… все же отпускает меня. Отбрасывает ремень в сторону, избавляется как от наскучившей игрушки. Неторопливо поглаживает, исследует покрасневшую кожу, будто хочет стереть следы своей жестокости. Леденею. И тут же сгораю в пламени, которое дарят его пальцы. Контраст сбивает с толку. Убивает. Отбирает хрупкую опору.

Зверь не извиняется. Никогда. Но немое «прости» отчетливо слышится в том, как горячие ладони обхватывают плечи, мягко поднимая меня с колен.

Только зря все это. Очень зря. Ноги не держат.

Я снова опускаюсь ниц. Без тени принуждения. По собственной воле. Перехватываю его запястья. Нежно отстраняю от себя.

Я смотрю на него. Прямо. Пусть и снизу вверх. Принимаю вызов. Во всяком случае, пробую принять.

Я же раньше… Я прежде… Я…

Мысли как спутанный клубок. Не поймать. Ни за что. Не уловить. Ничего. Не распутать нити.

- Сделай это, - рефлекторно облизываю пересохшие от волнения губы.

- Что? – вкрадчиво интересуется Никита.

- Здесь, - шумно сглатываю. – Сейчас.

Расстегиваю его брюки дрожащими пальцами. Быстро. Лихорадочно. Будто стесняюсь этой спонтанной вспышки смелости. Будто боюсь очнуться. Страшусь проснуться. Опасаюсь протрезветь. Выпускаю на волю вздыбленный от похоти орган.

Глаза распахнуты до боли. Во рту копится слюна.

Мое тело знает то, чего не знаю я сама.

- Пожалуйста, - бросаю сбивчиво, очертя голову, ныряю в пугающий омут. – Заставь меня забыть. Накажи за сопротивление. Возьми, как пожелаешь, как посчитаешь нужным.

Замолкаю. Наблюдаю за Зверем. Безотрывно. Зелень в его глазах обращается в сплошную черноту. Тьма завораживает.

Я точно пьяная. Хочу сказать что-нибудь грязное. Ругательное. По-настоящему запретное и чудовищное. Такое, что мне совсем не свойственно.

Закусываю нижнюю губу чуть ли не до крови.

- Трахни меня в горло, - выдыхаю рвано, прекрасно сознаю, подобные слова действуют на него, будто красная тряпка на разъяренного быка, однако иду до конца: – Выбей всю дурь из моей головы… своим огромным членом.

Краткий миг.

Зверя не надо просить дважды.

Зверь рад взять свое. Захватить. Поработить. Овладеть. Подчинить жестокой воле, утвердить власть до конца, отметить гремучей жаждой плоти.

Он врывается в меня. Как шторм. Как ураган. Дикая и неистовая стихия, сокрушающая абсолютно все на своем пути. Так этот мужчина вошел в мою жизнь. И в меня. Резко и сразу, срывая печати, уничтожая запреты. Взломал. Подмял под себя. Отнял право на выбор. Подарил новую жизнь. Новые чувства. Новую… меня?

Я не представляю, чтобы прежде могла вслух произнести подобную просьбу. Умолять кого-то о настолько непристойных вещах. Предложить себя точно шлюху, падшую и пропащую женщину, настоящую проститутку.

Но теперь это нужно мне.