Чувство бездны - Станислав Гимадеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Давайте-давайте!.. – огрызнулся Саймон. – Поживите! Так я скажу все-таки! Знаете, что скрыли онны? Да, Ая необратимо меняется, как вы тут говорили… Но это только полбеды! Оказывается, что меняются еще и сами люди! Вот в чем гадство! Понимаете ли вы это, господа из комиссии?! Люди, которые тут живут, тоже неминуемо меняются!.. Это взаимозависимый процесс! Это ваша комиссия знала, а?! Ни хрена подобного! Чего молчите?!
Аня действительно молчала. Она приподняла голову, словно пытаясь в темноте различить выражение лица Саймона.
– Продолжай, – сухо сказал Антон. – Дальше! Есть еще информация?
– Какая еще информация?! – крикнул Саймон. – Что вам еще неясно?! Онны просекли всю эту фиговину и сразу умыли руки! А зачем им рисковать, оннам-то? Только они нам не сказали, уроды! Хотя это ничего бы не изменило… Мы все равно тут вымрем… – Он закашлялся. – Таково наше предназначение, значится…
– Тьфу, опять началось! – воскликнул Антон. – Будут у тебя идеи получше? Заныл…
– Какие еще идеи! – заворчал Саймон – Все идеи тут кончаются плохо… Всем… хана… – Он понизил голос и забормотал что-то неразборчивое.
– Слушай, откуда такой пессимизм, Саймон? – сказал Антон. – Не с того ли памятного дня, как ты устроил февральскую драму? А? Чего умолк-то, дядька?
Он думал, что Саймон или начнет запираться, или просто заткнется, но ни первого, ни второго не произошло. Саймон прокашлялся и хрипло ответил:
– Ничего я не устраивал! Все произошло само по себе…
– Да неужели?
– И не надо меня обвинять! – выкрикнул он. – Не надо! У меня что, был умысел?! Не было! Я сам чуть тогда концы не отдал!.. И вообще, что вы знаете об этом…
– Господин Стоцкий нам многое рассказал, – заметил Антон. – Так что советую действовать в этом же ключе. А не скулить о конце света на весь материк.
– Вот пусть Стоцкий вам и рассказывает дальше… Рассказчик!.. Что ему?! Он никогда не был в моей шкуре! Хотя погодите… – Саймон запнулся на полуслове. – Вы же только что про него говорили… Я слышал! Он ведь остался на станции? Да?.. Остался?! Чего молчите?!
– Да, – не сразу ответил Антон.
Саймон издал глухой звук, потом засопел и заерзал на земле.
– Так что ты начал говорить о своей шкуре? – поинтересовался Антон. – Что же в ней уникального, а? Что простым смертным недоступно?
– Вам не понять! – огрызнулся Саймон. – Никогда!.. Вы не сможете даже представить себе, что значит быть «опылителем»! Не сможете!
– Ой-ой, как трогательно! Только подумайте! «Опылитель»… Ах!..
– Да что ты знаешь! – вдруг взорвался Саймон. – Ты!.. – Он задохнулся, потом повторил с надрывом в голосе: – Никогда вы не поймете, что это значит: чувствовать вместе с планетой!.. Что значит заставлять ее грустить вместе с тобой или же радоваться… Когда ты ее ощущаешь каждой клеткой!.. А она – тебя! Разве вы можете это вообразить?! Вы, не прошедшие через это… Да о чем тут говорить!.. Идите все к дьяволу, провалитесь… и отвяжитесь от меня!.. Что вы вообще начинаете…
Он глубоко и судорожно вздохнул несколько раз.
– Ты только заходишь на «поляну»… – говорил он срывающимся голосом. – А они тебя узнают!.. Они узнают, слышите вы?! Нет, вы ни хрена не понимаете! Они… они поворачивают головы… и тянутся к тебе, тянутся. – Всем телом дрожат… Они даже в душу умеют заглянуть, вкрадываются так тихо-тихо… А ты… Ты можешь даже разговаривать с ними, и они слышат!.. Когда ты живешь и все время общаешься с ними, то и ты не можешь не измениться!.. Потому что ты уже стал их частью, частью планеты!.. А они частью тебя… Это вы себе представляете, гадство такое?! Вы об этом задумывались?!
Саймон осекся, прерывисто дыша, и снова несвязно забубнил.
– Почему ты ушел из «опылителей»? – спросил Антон.
– Ты не поймешь… – сдавленно отозвался Саймон. – А я не смогу это выразить в словах. Был бы ты «опылителем»… Ты бы даже вопроса этого не задал! Я и с цветами не мог больше быть рядом… и без них не мог… Тупик… Прошу, не надо больше об этом! Не хочу… Они утонули… Погибли. Значит, погибла часть меня… Все-все… Не хочу…
– Они не утонули, Питер, – сказал Антон. – Они умерли еще до наводнения.
– Откуда ты знаешь? – еле слышно выдохнул Саймон. – Ты что, их видел?
– Да.
– Ты… Вы… там были?! – Саймон встрепенулся в темноте. – На «поляне»?! Вы были на «поляне»?! Зачем? Что вы там делали?
– Это неважно, Питер. Мы там гуляли.
– Гуляли?.. И все? Я вам не верю!
– Слушай, какое твое дело?! – недовольно воскликнул Антон. – Я только хочу сказать тебе, что цветы погибли раньше, чем началась катастрофа! Что-то убило их. Всех одним махом! Но что их могло убить?! Может, ты знаешь?
Саймон не ответил. Заворочался, вздыхая.
– Питер!
– Не хочу больше говорить… ничего… – донеслось из угла. – Идите к дьяволу… Спать буду…
Он еще пошевелился немного и затих.
Аня положила голову Антону на плечо и провела пальцем по его губам. Несколько минут они лежали в тишине.
– Спи, – сказал он ей. – Тебе надо выспаться.
– Антон, снаружи…
– Мне показалось…
– Что такое?
– Не знаю… что там кто-то есть… Ой, ты куда?
– Не бойся.
Он вытащил пистолет, поднялся, снимая оружие с предохранителя, и осторожно выглянул из расщелины. Снаружи был лишь ветер и черное небо в крупных немигающих звездах. Антон вернулся.
– Все спокойно. Засыпай, а я подремлю. У меня очень чуткий сон.
– Антон… Скажи, что все будет хорошо…
– Все будет замечательно, малыш. Я тебя люблю.
– И я тебя люблю… Сильно-сильно. Я самая счастливая на свете, вот. Обними меня крепче.
Он обнял ее, поцеловал в губы, и она заулыбалась во весь рот, потом свернулась у него под боком. Антон положил пистолет справа от себя и сунул локоть под голову.
Стало совсем тихо. Молчал невидимый Саймон, лишь неровное, прерывистое дыхание в углу пристанища напоминало о его присутствии. Замерла Аня, проваливаясь в сон, изредка вздрагивая всем телом.
Он глядел в неразличимый каменный свод над головой и силился разложить по полочкам плотное месиво из мыслей. Он совсем не собирался засыпать, он даже был уверен, что не сможет заснуть в сложившихся обстоятельствах. Но случилось удивительное. В то время, как он размышлял, что им делать по наступлении рассвета, пока он пытался просчитать варианты – в это самое время совершенно неожиданно для себя он заснул. Даже не успев удивиться вдруг навалившейся на веки тяжести – настолько внезапно это произошло. Словно кто-то невидимый и неслышимый, все время бывший вблизи, вдруг приказал ему спать. Приказал тихо, но властно, и у него не было ни капли воли этому сопротивляться.
Глава 26
Берег
Небо то очищалось, то затягивалось комкообразными, напоминающими клочья ваты, облаками. Облачные скопления все время перемешивал ветер, и иногда в густой молочной пелене возникали разрывы, в которые заглядывало маленькое катлейское солнце. Оно уже клонилось к закату, опускалось все ниже, к темной, волнующейся поверхности океана, покрытой бурунами. Когда ветер в очередной раз разгонял тучи и отсветы заката проникали на побережье, высоко над рыжими скалами возникала радуга. На мокром песке появлялись длинные тени, которые смелели и росли с каждой минутой, пытаясь стать важнее своих хозяев.
Полчища розовых рачков, выброшенных на берег волнами, облепили все вокруг. Рачки были на редкость любопытны и вездесущи: они шныряли по поверженным деревьям, карабкались по отвесным скалам и группами забивались в лунки, которыми была густо изрыта скальная поверхность. Целыми стайками они носились по песку и даже умудрялись забираться на одежду. Антону то и дело приходилось стряхивать с себя очередных рекордсменов.
Возможно, это были и не рачки вовсе (так их прозвал Антон), а какие-нибудь морские жучки – уж больно шустро они бегали. Да и клешнями их конечности назвать было трудно. Но слово «жучки» плохо вязалось с морем, а в биологии Антон был полный профан, поэтому он решил, что пусть уж будут «рачки». В глубине души он искренне надеялся, что они на него не обидятся за такой произвол, кто бы они ни были на самом деле.
На майголов рачки почему-то не залезали. Может, они не умели цепляться своими лапками за обнаженную кожу, а может, у них с майголами были особенные отношения, кто разберет? Голые майголы могли вытворять на берегу что угодно – рачки не обращали на них ни малейшего внимания. Но Антону и Ане было куда сложнее.
Следить за майголами приходилось непрерывно. И хотя те, оставшись без своего мыслительного центра, лишенные воли и части физических сил, не могли уйти далеко, полностью парализованными их назвать было нельзя. Они больше напоминали стадо овец на пастбище, требующее присмотра. Но если у овец были хоть какие-то потребности: почесаться, сменить позу, что-нибудь обнюхать, то у майголов, казалось, не осталось ни малейшего интереса к жизни. Между собой они не общались, не замечали друг друга вообще, даже если им и приходилось сталкиваться. Создавалось впечатление, что каждый из них пребывает в странном, непонятном человеку состоянии и абсолютно одинок в этом безумии, свалившемся на их племя как снег на голову.