Ведьма и князь - Симона Вилар

Когда-то Малкиня был учеником волхвов-кудесников в древлянских лесах, даже имел доступ на Священную Поляну в Диком Лесу, а покровительствовал ему сам верховный волхв Никлот. Но однажды Малкине (тогда он звался просто Малком) пришлось выбирать между долгом волхва и собственными чувствами. Последние победили. Он помешал исполниться воле воспитавших его ведунов и вынужден был после этого покинуть древлянскую землю. Тогда Малк ушел в город Любеч, откуда был родом, сумел paзыскать родных, жил у них какое-то время. Сперва ему тяжко приходилось, так оглушала его жизнь среди людей, так наполняла голову чужими мыслями и голосами. Боялся даже оглохнуть. Однако недаром воспитавший Малка волхв Никлот научил его, как отрешаться от всего постороннего. Вот Малк и сумел отгородиться от шума многочисленной родни, ушел в себя. Расположения людей это ему не прибавило, наоборот, все считали его бирюком необщительным. И постепенно стал Малк удаляться от них. Все больше времени проводил в уединении, надолго уходил на ловы, а возвратясь, обычно ночевал в отдельно стоящих хозяйственных постройках. И однажды понял, что, кроме обременительного долга перед ним, ничего к нему родичи не испытывают. Вот и решил тогда податься, куда глаза глядят. Помыкался на чужбине, пока не надумал вернуться к ставшим ему родными древлянам. К тому времени древлянские волхвы совсем силу потеряли, разбрелись по дальним пределам. Поговаривали даже, что многие из них ушли в чужие края, поняв, что здесь силы былой уже не имеют. Кто бы узнал в Малке волхва-изменника? И он сменил прежнее имя на древлянское Малкиня, похожее на прежнее, и стал жить уединенно в лесной полуземлянке да промышлять охотой, в чем был не последним умельцем. Так все и продолжалось, пока случайно судьба не свела его с князем Малом. Как-то пришел Малкиня на торг-мену на большак и встретил там Мала Древлянского. Мал держался надменно, но Малкиня легко сумел подглядеть его мысли и поразился тому, насколько князь подавлен, мрачен и потерял веру в будущее. Вот и подошел к нему, сказал пару подбадривающих слов, ответив неожиданно на сокровенные, наболевшие вопросы Мала. И хотя был Малкиня юным и выглядел скорее как простолюдин-охотник, распознать в нем волхва было нетрудно. А то, что он душу князя немного успокоил, расположило к нему последнего. И Мал поначалу стал вызывать Малкиню в Искоростень для бесед, советов спрашивал, а потом и вовсе у себя поселил.

– Слыхивал я, – говорил князь Малкине, – что при правителях Киева всегда есть волхвы-советники, и многие в том только доброе видят. Наши же кудесники со мной не считались, сами являлись, когда хотели, приказывали свое. В конце концов, чуть не рассорили с Киевом, да так, что я еле откупился. Но отныне я сам буду решать, что для племени хорошо. Однако советник-волхв, пусть и молодой, мне все же будет нужен. А поселишься при мне – не обижу. В тепле и холе сганешь жить, сытно есть, мягко спать. И когда мне понадобится совет или ворожба – должен будешь явиться предо мной.

Малкине пришлось почти все свое время проводить при князе. Он старался быть незаметным, не выделяться, чтобы старшины родов и бояре древлянские не завидовали ему. Ну, а то, что Мал вскоре без него обойтись уже не мог, это тяжким бременем легло на плечи теремного волхва. Только жалость к вечно нерешительному, мало верящему в свое данное рождением превосходство, запуганному прежними кудесниками Малу заставляла его служить в Искоростене. И вот теперь...

Вот уж действительно «теперь». Ибо Малкиня неожиданно понял, что не зря не отправился почивать. И то, что его взволновало, было рядом.

Малкиня не был наделен даром вещих кудесников хорошо видеть в темноте, однако он столько простоял во мраке, что глаза его уже давно привыкли к окружающей темени. Но еще до того, как различил в конце длинного перехода некое шевеление, он уже уловил мысли приближавшегося. Более того – понял, кто перед ним.

Сначала Малкиня почувствовал только страх. Он опасался того, кто подходил, знал его раньше и побаивался. Знал, что явившийся никогда не отличался добротой, всегда был коварным и, главное, могущественным чародеем, не чета ему, Малку, прозывавшемуся Малкиней. Даже то немногое, что получил Малкиня от ведьмы Малфриды, ничего не стоило по сравнению с силой того, кто занял сейчас главное место на Священной Поляне. И пусть волхвы древлянские уже не обладали прежним могуществом, тот, в ком дар от рождения, всегда мог почерпнуть мощь от окружающего мира, от богов, повелевающих ветрами и стихиями.

Малк даже присел в своем углу под лестницей, утешая себя мыслью, что здесь и тот, кто видел в темноте, не мог разглядеть его за толстыми ступенями мореного дуба. А значит, приближающийся не ожидает нападения. А думает он... Малку понадобилось несколько мгновений, чтобы внимательно проследить за мыслями чужого, разгадать его планы.

Колдун приближался беззвучно, словно плыл по воздуху. Ни половица не скрипнет, ни зашуршит под ногой коврик-подстилка из сухих трав. Чародей насылал сонную одурь, и Малкине стоило больших усилий не ослаблять внимания, одними губами повторяя заградительные заклинания. И все же был миг, когда он пропустил удобный момент и волхв-чужак, подойдя совсем близко, стал медленно подниматься по ступеням.

Где-то вдали зашлась лаем собака, и от этого внешнего звука Малкиня очнулся. Тряхнул головой, прогоняя остатки наваждения, и быстро выскользнул из своего укрытия под лестницей. Колдун успел уже подняться на несколько ступеней, когда Малкиня схватил его за полу белого балахона и что есть силы рванул вниз, одновременно ударив кулаком, как дерутся мужики во время кулачных боев.

И тут уже никакого чародейства – схваченный рухнул как подкошенный и только охнул. Малкиня оседлал его, накрыв голову и лицо полой своего темного одеяния, и стал бить наотмашь кулаком, не давая опомниться, а потом что есть мочи закричал:

– Стража! Ко мне, кмети верные! Сюда!

В чужом чародее было достаточно силы, но, накрытый темным, он не имел возможности пустить в ход мощь взгляда. Придавленный телом Малкини, он не мог отбиться и только хрипел под ударами. А в тереме уже очнулись, замелькали огни, послышался топот тяжелых сапог по дубовым половицам. Миг – и возле борющихся волхвов уже оказались стражники, навели оружие.

– Плащ накиньте ему на голову, не давайте смотреть! – громко потребовал Малкиня. А сам уже нашарил на поясе колдуна то, что было самым важным. Показалось, что пальцы увязли в чем-то зыбком, но он все же нащупал кожаную суму, рванул. Вот оно – подчиняющее волю человека колдовское зелье, наговоренное семью самыми знающими волхвами древлянской земли!