Повелитель Ижоры - Александр Егоров

Эйнар поглядел на нас с ухмылкой, потом вдруг облапил за плечи и едва не столкнул лбами.

– Кто обмануть, мертвец, – напомнил он.

Спотыкаясь и падая, мы спустились по песчаному склону к самой воде. Там Эйнар дернул меня за руку:

«Спокойно», – понял я. Хотя успокоиться и ему бы не помешало. Его глаза блестели лихорадочно, ноздри раздувались.

Туман стелился над водой. Когда из этого тумана вдруг нарисовались две темные фигуры, моя душа ушла в пятки. Но береговая охрана молча отсалютовала нашему предводителю: это была пара долговязых остолопов в остроконечных шлемах из дубленой кожи. Один напомнил мне Торика. Эйнар что-то скомандовал им на ходу, и они проследовали вдоль по берегу, даже не взглянув на нас с Ником. Эйнар же озабоченно всматривался в темные колючие заросли, потом замедлил шаг и вовсе остановился. Присвистнул особенным образом.

Тотчас же раздался ответный свист, и из кустов выбрался хмурый рыжеусый швед с перевязанной головой; он поминутно бросал взгляды на море, туда, где ждал нас наш катер, и на скалы, откуда мы спустились, будто ждал оттуда неприятностей. Тюремщик тоже забеспокоился. Поговорив о чем-то с усатым, он вернулся к нам и озабоченно зашептал:

– Харальд сказал, надо спешить. Охрана скоро менять. Скоро, скоро иди на корабль.

– Вплавь? – удивился я.

Но Эйнар прижал палец к губам.

– Пошли, – он кивнул куда-то в сторону. – Лодка, лодка.

До корабля оставалось саженей двадцать, когда кто-то сбросил с борта веревочный трап. Грузный Эйнар полез первым. За ним – Ники. Дрянная лодчонка все качалась и норовила поднырнуть под борт. Не помня себя, я вскарабкался по алюминиевому боку катера и перевалился на палубу.

– Комантир Фил, – ласково проговорил Тамме у меня над ухом. – Наконец-то ты опраттно… а они нас били, били…

– Молчать, – оборвал его Эйнар. – Здесь я командир.

Его рыжий помощник уже залезал на борт, держа нож в зубах.

Я приоткрыл дверь ходовой рубки (в двери красовалась неровная дыра с оплавленными краями). Харви, наш рулевой, безучастно сидел в кресле у штурвала. Он взглянул на меня и расплылся в болезненной улыбке: я заметил громадный синяк у него под глазом. На разбитом пульте мигали огоньки. Тамме все-таки подключил резервную цепь.

Харви нажал кнопку на пульте, и где-то в задних отсеках взвыл пусковой двигатель. Один из двух дизелей ожил, корпус корабля затрясло, как в лихорадке. Потом включился второй, и вибрация исчезла. Рокот моторов стал ровнее. Зажужжала лебедка, и якорный трос потянулся вверх. Ничего приятнее я не слышал за всю свою жизнь.

Можно было отправляться домой. Рулевой положил руки на штурвал.

Я уже забыл про свои обещания, про золото, про вонючего тюремщика Эйнара… но тут его тяжелая лапа улеглась мне на плечо:

– Будем говорить твой отец?

– Завтра. Кто же ночью говорит.

– Говори здесь, – приказал Эйнар.

Несколько минут я возился со спикером. Корабельная рация ретранслировала сигнал, но в далекой Изваре никто не отвечал – это было странно, и я не знал, горевать или радоваться.

– Он молчит, – сказал я. – Ночь.

Эйнар хмуро посмотрел на небо, сплюнул, сказал нехотя:

– Гут. Верю. Верю тебе, Ингварссон, до время. Если обмануть… ты помнишь?

Харви оглянулся на меня, потом на Эйнара. Чуть заметно прищурился. Даже у миролюбивого финна в голове бродили те же мысли, что и у меня.

Я поискал взглядом рыжего Харальда: он с необычайной сноровкой запер снаружи люк машинного отделения и теперь поднимался на палубу, по-прежнему с ножом наготове. Эйнар тоже посерьезнел. Конечно, он не ждал от нас ничего доброго и был абсолютно прав. Если бы у меня под рукой был хотя бы «Макаров», я бы уложил его на месте, ни секунды не колеблясь.

Или всадил бы ему в жирный загривок нож. Как кабану.

Самым мерзким было вот что: мой карельский нож, подарок Корби, висел сейчас у Эйнара на поясе.

Корабль медленно, очень медленно развернулся и двинулся к выходу из бухты. Харви вел катер вслепую, всматриваясь в опасный ночной сумрак.

– Смотри, – окликнул меня Ники.

Среди облаков засветился месяц, и там, на самой вершине скалы, я различил силуэт каменной башни, будто бы выросшей из древнего замшелого гранита. То была цитадель конунга Олафа. Его королевский флаг полоскался на ветру, длинный и раздвоенный, как змеиный язык. Этот флаг был прицеплен к длиннющей мачте, больше похожей на громоотвод или на телескопическую радиоантенну. Вдруг по флагштоку пробежали еле заметные зеленые искры, и я удивленно обернулся к Нику.

– Огни святого Эльма, – пояснил он. – Атмосферное электричество. Интересно, как…

Он не договорил. Искры засверкали ярче, и вот уже сами скалы светились и мерцали, как китайская рождественская иллюминация; что-то там происходило, в королевском замке, и это что-то определенно было устроено ради нас. Рыжий пират Харальд попятился и бросился на другой борт, к веревочному трапу. А вот тюремщик Эйнар так и стоял, вцепившись побелевшими пальцами в леер. Что-то он знал, сука, обо всем этом. Да такое, что даже лишился дара речи. И уж точно забыл про нас.

Что-то включилось у меня в голове.

Я больше не был пленником. Пусть всего лишь с полминуты, но я был свободен. Я не боялся. Того, другого Фила привязали к пыточному креслу и исполосовали всю спину кнутом. Тот, другой Фил был согласен на все, чтобы только это прекратилось. Но теперь капитан вернулся на свой корабль. Крейсер стоит под парами, и осталось только… осталось только…

Метнувшись к борту, я выбросил вперед руку и выхватил у Эйнара из-за пояса свой нож: все происходило, как в тормозной графической модели, и я даже успел подумать, что вряд ли дотянусь до его шеи – уж очень он был громоздкий, этот гребаный палач. Но останавливаться я не собирался. Рукоятка ножа удобно уместилась в моей ладони. Только сейчас враг очнулся, зарычал и сам полез на лезвие, как медведь на рогатину. Тут я всего лишь на мгновение замешкался, и клинок скользнул по его брюху, затянутому в дубленую кожу (я и не подозревал, какой она может быть прочной). Изрыгая проклятия, Эйнар навалился на меня, стараясь перехватить кисть с зажатым в ней клинком. Конечно, он был сильнее. Он едва не сломал мне руку. Нож выпал из моих пальцев и покатился по палубе, но Эйнар не обратил на это внимания – похоже, он хотел сломать мне шею голыми руками. Я перевернулся на живот и уже начал задыхаться, когда швед взревел, как медведь, и ослабил захват. Он бормотал что-то и разворачивался всем корпусом, словно почуял нового врага. По его левому предплечью текла кровь.

Извиваясь ужом, я отполз в сторону и тут увидел Ника. Точнее, сперва я увидел нож в его руке. Клинок был темным. Ник стоял, прижавшись спиной к белоснежной стене рубки, и сам бледнел на глазах.