Четырнадцатая дочь - Екатерина Федорова

Красавчик, невпопад подумала Таня. По мере того как мужчина приближался, идеально прекрасные черты его лица становились все четче. Лицо дышало благородством, умом, мужеством, и русые волосы, уходящие вверх ото лба крутой волной, всячески подчеркивали это.

Красавец уже был рядом, куртуазно коснулся пальцев ее правой руки, ловко и легко отцепил их от плаща, сжал.

– Я сожалею обо всем, что вам пришлось пережить по пути сюда, – объявил он звучным, пробирающим до мозга костей голосом. Эдаким мужественным, с хрипотцой.

Если бы Таня не постигла у Тарланей суровую истину, что она в этом мире интересна людям исключительно в силу неких тонких обстоятельств, она, возможно, и растаяла бы. Вот чего у старой аристократии не отнять, так это умения открывать глаза на людей.

Красавец медленно обвел ее взглядом сверху донизу. Смотри-смотри, мысленно хмыкнула Таня. Все равно ни черта не высмотришь. Как и положено княжне Тарланьского дома, она сейчас была облачена в ночную сорочку, надежно укрывавшую тело от горла до пят. А выпуклости грудей скрывали тридцать три волана, нашитые панцирем стройными рядами от пупка и выше.

– Мы немедленно все исправим, – громко пообещал до невозможности прекрасный маг, сжимая ее ледяные пальцы в своей горячей руке. – Вас немедленно отведут туда, где вы оденетесь в достойное вас платье. И сможете передохнуть, ибо вы слишком юны, чтобы мучиться бессонницей в этот ранний предрассветный час.

– А вы, значит, достаточно стары, чтобы бессонницей страдать? И потому собрались здесь, в креслицах посидеть? – жестко спросила Таня. Глянула, приподняв бровь, на людей, расположившихся в сияющих креслах. – А от меня что вам надо – колыбельную, чтобы в сон потянуло? Так я своим басом только пугать умею, я сладкозвучностью не страдаю.

Красавец не растерялся. Поднес ее пальцы ко рту, дыхнул на них, обдавая Танину руку жаром.

Если бы перед ее мысленным взором не маячил скрюченный подросток с иссохшей кистью, Арс Тарлань, несчастный дядя по отцу, она, может, и поддалась бы нескромному обаянию молодого мага.

А так – извините. Таня молча, без улыбки, глянула ему в лицо. И шаловливая полуулыбка, до сих пор там игравшая, растаяла.

– Чуть позже, когда вы остынете, я непременно скажу, почему вас пригласили сюда столь решительным способом.

– Бумаги не хватило? – участливо спросила Таня. – На приглашение… Истратили в других местах и по другому назначению? Проблемы?

Ее явно несло по кочкам, Таня это сознавала, но ничего не могла с собой поделать. Прав был красавчик – она и впрямь слишком юна, чтобы не спать в этот ранний предрассветный час. Особенно когда пробуждение выдалось не из лучших.

Красавец вздохнул, отступил, хлопнул в ладоши. Откуда-то сбоку появились две молодые женщины. В коротких – неприлично коротких, как сказала бы Арлена, – юбках. Белые чулки обтягивали открытые до колен голени. Глубокие декольте кое-как декорировались платочками. А на ногах были туфли с каблуками в целых три Таниных пальца. Вот это и есть «высокие каблуки, что появились в Эрроне»? Вот из-за этих стопочек столько копий сломала княжна Орелия и ее подруженьки?

– Отведите девицу Тарланьскую в предназначенную ей комнату, – звучно произнес русый красавец.

И снова одарил Таню искусительной полуулыбкой, видимо, уже по инерции.

– Мы еще увидимся.

– Прям вся в нетерпении, – ответила Таня, тоже исключительно по инерции.

Девицы в коротких, почти земных платьях неумело присели. Таня, уже успевшая сделать немало реверансов в этом мире, заподозрила, что особы ни разу в жизни не гнули колен перед другими людьми. Совет магов был явно демократичнее Тарланьского дома.

Но вот зазывали они к себе в гости еще более авторитарным способом, чем старая аристократия.

Девицы взмахнули руками, указывая на выход. Со стороны сияющих кресел донеслось одинокое:

– Доброго вам отдыха, девица Тарланьская!

Напутствовал ее второй по счету молодой маг, заседавший в этом собрании древностей. Остальные даже не шелохнулись, стало быть, молодой вел дозволенные речи.

И вывод из этого был только один: Совету магов она интересна исключительно по причине пророчества. С дублером бедного Арса Тарланя никто бы не стал церемониться – зачем беседовать с мясом, которое вот-вот прилепят к Источнику? Но четырнадцатая дочь, та самая дева, о которой писал Алидориус Верейский, дело другое. Здесь политес желателен и даже обязателен.

Таня вышла из зала в некотором оцепенении. Ее провели по длинному коридору, который уткнулся в широкую лестницу, уходящую вверх размашистыми пролетами.

Вдоль тяжелых витых перил, подозрительно серебристых – серебро? – тянулся желоб из золотой сетки, в который были уложены все те же сияющие шары, что освещали залы Алого замка. Стены над ступенями украшала роспись, причем изображалась на ней еще одна лестница, идущая параллельно настоящей. Она казалась почти реальной. По призрачным ступеням нескончаемой чередой поднимались дамы и кавалеры. С другой стороны ступени обрывались прямо в небо – то ли рассветное, то ли закатное, цвета охры с терракотой, подсвеченное изумрудными всполохами. И на каждом этаже был выписан свой Элсил, изумрудная скобочка над пеной персиковых облаков, нависших над головами людей…

Сияли драгоценности, грозно поблескивали рукояти мечей и эфесы шпаг, дамы кидали лукавые взгляды на настоящую лестницу, кавалеры смотрели искоса, кто проницательно, а кто и с бесшабашным весельем во взоре. Лепота…

В череде людей, бесконечно идущих по стенам, попадались мужчины и женщины, повернутые лицом к настоящей лестнице. Толстые и тонкие, высокие и худые, с лицами строгими и наивными, – всех их роднила некая значимость в позах. И странный всевидящий взгляд, устремленный на идущего по ступеням.

– А кто это? – спросила Таня у девиц, что поднимались вместе с ней – одна спереди, другая сзади.

Та, что шла первой, обернулась, сказала весело:

– Да так… князья, что тут жили прежде, свои персоны намалевали.

Ответ Тане не понравился. Одно дело самой проходиться насчет своей родни, и совсем другое – позволять это делать другим.

Чувство справедливости опять же говорило, что раз уж она дерзила своим вельможным родственникам, то этим девицам надерзить в ответ сам бог велел. А точнее, все семеро местных богов.

– Это твою бабку намалюют, а моих предков тут изобразили, ясно? – сообщила она.

Особа в короткой юбке глянула через плечо с насмешкой:

– Как скажете, девица Тарланьская.

Таня насупилась, и больше ничего не спрашивала.

Подниматься пришлось долго. Этажей через пять девицы устали и, скромненько стрельнув глазками, предложили отдохнуть. Таня, ничуть не запыхавшаяся, пожала плечами и встала. Лифт в их девятиэтажке чаще не работал, чем работал, и шагать по ступеням для нее было делом привычным.

Девицы присели на ступеньки, а Таня отошла к перилам и принялась рассматривать росписи.

То ли недосып сказался, то ли эта личность уже стала для нее сущим наваждением, но нарисованный напротив мужик в широких штанах, заправленных в сапоги по колено, смотрелся вылитым Орлом.

Она еще раз оглядела тянущийся по стенке парад. Вон у той дамы белокурые кудряшки Арлены. Вот у этой взгляд Орелии. И даже, кажется, ее нос и брови; их она хорошо запомнила, благо совсем недавно взирала на Орелию снизу вверх, сидя на полу после подножки.

Люди на нарисованной лестнице были Тарланями, отделенными от нее годами, а может, и веками.

Они еще два раза останавливались и отдыхали. Где-то по счету двадцатый пролет вывел их на небольшую площадку с одной дверью. За ней пряталась предназначенная Тане комната – с дугообразным потолком и пятью окнами в стене напротив входа.

Посередке стояла широкая кровать. Она немедленно залезла на нее и свернулась под одеялом, чтобы наконец согреться. Девицы пожелали доброго отдыха и исчезли.

Уснуть Таня так и не смогла – слишком уж много дум крутилось в голове. Но тело согрелось, а вставать она не спешила. Кто знает, что день грядущий ей готовит? Пусть не хочется спать, надо хотя бы отлежаться…

Девицы явились, когда Таня уже начала впадать в легкую дремоту.

– Время вставать, девица Тарланьская, – твердо объявила одна. – Мы принесли вам завтрак и одежду. Скоро сюда придет верховный Харгор.

Комнату заливали лучи утреннего светила, окрасившие все в цвет молодой зелени. Теперь Таня разглядела помещение получше. Оказывается, боковых стен здесь не было вовсе – потолок распластался широкой аркой, вырастая прямо из пола слева и справа. Дугу арки подсекали стены, в передней была прорезана дверь, в задней – ряд окон. Кровать стояла в середине комнаты, по-барски.

Таня не слишком радостно поднялась, борясь с зевотой. На колени, прямо как в Фенрихте, тут же бухнули поднос с горой еды. Неподалеку стояла наготове одна из короткоюбочных девиц с ворохом темно-синего шелка на руках, свисающим до полу. Через плечо у девицы было перекинуто нечто мохнатое и пушистое – впрочем, в Фенрихте Мелта тоже начала уже кутать ее в плащи. Анадейская осень хоть и была помягче российской, но жарой не баловала.