Время перемен - Наталья Майорова

Привезли из Москвы трех поваров и наняли им пять помощников из деревни.

Акулина плакала: не могли, дескать, отложить свадьбу до осени, когда бы все на ее огородах созрело и поспело.

Погода стояла томительная, с туманами на лугах и солнцем в розово-золотой дымке. Расцветшая черемуха пахла так сильно и одуряюще, что по ночам я видела белые клубы ее запаха, вплывающие в комнату.

Прекрасный и волнительный момент!

Особенно волнительной для меня оставалась всеобщая «доброжелательность».

Арабажин зверем смотрел на Кантакузина. Лукерья вела с приехавшими поварами позиционную войну, время от времени переходившую в оглушительные и многолюдные сражения. Кухонный Трезорка, повышенный в ранге до комнатной собачки и привыкший после моего возвращения спать в ногах на моей же кровати, постоянно грызся с Феличитой, которая вопреки всему меня не забыла и теперь тоже пыталась прорваться поближе к бывшей хозяйке. Марыся внимательно следила за состоянием здоровья Камиши и со спокойной уверенностью ждала ее смерти, полагая после того остаться моей единственной и главной подругой. Груня подралась со Степкой (из схватки оба вышли помятыми и поцарапанными). Луиза подарила мне к свадьбе красиво разрисованный альбом с рецептами старинных ядов. «Любочка, никто не знает, но я одна все поняла! – жутко прошипела она. – Это – он! Ваш обидчик! Вы выбрали поистине королевскую месть! Это будет великолепно! Я специально преподнесла вам свой подарок заранее. Вы сильная личность, я понимаю, но если вы вдруг все же захотите воспользоваться ядом…» Я попыталась убедить ее, что не собираюсь травить или, предположим, закалывать Александра в первую брачную ночь, но, конечно, не преуспела.

Пифагорейцы, как приверженцы какого-то «нового искусства», активно воевали с венецианцами, сторонниками искусства «старого», или классического. Причем со стороны венецианцев боевые действия были иезуитски завуалированы, а со стороны пифагорейцев порою граничили с открытым хамством. Площадкой для их диспутов часто служил цыганский табор (и те и другие были заправскими «глазельщиками»), что придавало ситуации дополнительную абсурдность. Общительный Лука Камарич, друг Арабажина, пытался примирить между собой враждующие группировки, в результате ему доставалось и от тех и от других – за невежественность и самоуправство. Он, впрочем, нимало не унывал.

Хотелось бы мне знать, это всегда и везде так или это я сама вокруг себя же своей поганой натурой такое «дружелюбство» создаю? Спросить, однако, не у кого…

Александр прятался от всего вышеописанного бедлама в конторе или у Насти в комнате. Это могло бы показаться даже трогательным, если бы не хриплый голос Пелагеи, которым она выкашливала мне свои прощальные слова и который до сих пор стоит у меня в ушах.

Самой уместной во всей этой сутолоке неожиданно оказалась Большая Металлическая Глэдис.

– Ого, какая большая, хорошо ухоженная ферма! – похвалила она, едва осмотревшись в Синих Ключах. – Понимаю тебя, Крошка Люша: ради обладания таким знатным куском я сама вышла бы замуж не только за ковбоя, но даже за ковбойского жеребца!

Уютно разместившись в комнатке наверху, Глэдис обозрела открывавшийся из окна вид на поля и Удолье и сказала:

– У нас в Небраске, конечно, просторнее, но зато у вас разнообразия больше.

Александр ей тоже понравился. Единственная из гостей, она явилась в контору и долго беседовала с ним о посевных площадях и севообороте (не обращая никакого внимания на то, что он отвечает ей сквозь зубы), узнала все, что ей было надо, посоветовала Александру обратить внимание на кукурузу, на которой, как ей кажется, можно значительно усилить молочное животноводство на нечерноземных землях, а в довершение сказала: «Если Крошка Люша вас совсем заездит, вы всегда можете сбежать от нее в Америку. Как говорит ваша пословица: за морем телушка – полушка. Но у нас там действительно есть где развернуться энергичному человеку».

Я пожаловалась Глэдис на царящий в усадьбе кавардак и постоянные ссоры.

– Подумаешь, кавардак! Не бывала ты, Крошка, на Бродвее! – Глэдис презрительно оттопырила нижнюю губу. – Подумаешь, ссоры! Вот в нашем театре за два дня до премьеры…

Глаза у нее затянуло поволокой воспоминаний. Я воспользовалась случаем и пробормотала себе под нос:

– Может, и зря я все это затеяла?

– Ничего не зря! – немедленно встрепенулась Глэдис. – Твое шоу непременно маст гоу он. И никак иначе!

Я вспомнила бродвейский девиз, про который она мне рассказывала прежде, и рассмеялась. Это было весьма созвучно моим театрикам и всему моему внутреннему настрою.

Представление должно продолжаться!

– Знаешь, Крошка Люша, что я тебе скажу: ты уж постарайся не рассмеяться перед алтарем! – заметила Глэдис. – А не то все впечатление испортишь…

– Вы чувствуете разлитый в воздухе эротизм?

Май сидел, скрестив короткие ноги, на циновке у цыганского костра. Поднял палец, привлекая внимание к своим словам. Немолодая цыганка согласно закивала, посасывая трубку в такт кивкам, и помешала варево в подвешенном над костром котле.

Апрель, сидя невдалеке, на пороге театральной цыганской кибитки, рассказывал Анне Львовне и ее засыпающему мужу-англичанину о сущности ноля:

– Ноль имеет тот же символизм, что и круг. Изображенный в виде пустого круга, ноль указывает как на отсутствие смерти, так и на абсолютную жизнь, находящуюся внутри круга. Когда он изображается в виде эллипса, его стороны символизируют восхождение и нисхождение, разворачивание и свертывание. Перед единицей есть только пустота, или небытие, мысль, абсолютное таинство, непостижимый Абсолют. Знак 0 – это исток всех чисел, и он недаром обозначается кругом, это предел бесконечно малых и бесконечно больших величин. Прозорливцы-математики давно перестали приписывать нолю значение пустоты. Ноль – сам себя замыкающий круг мира. Ноль – потенциал, еще не подвергшийся дифференциации, то есть непостижимый материал всех величин. Он обозначает полноту абсолютного Единства, а также олицетворяет Космическое Яйцо, первичного андрогина, полноту. Так что, с одной стороны, ноль символизирует пустоту, ничто, смерть, несуществование, неявленное, отсутствие качества и количества, тайну, но, с другой стороны, ноль – это также и вечность, беспредельность, абсолютность действительности, всеобщность, потенция, порождающий промежуток времени. Для Пифагора ноль – совершенная форма, монада, исток и простор для всего. В каббале ноль – безграничность, беспредельный свет, единое. В исламе – это символ сущности Божества. В буддизме – пустота и безвещественность. В даосизме ноль символизирует пустоту и небытие (Дао – прародитель единицы). В пиктограммах майя ноль представлен космической спиралью…