От тебя поближе - Алина Савельева

Эмоции Малинки не передать словами, весь этот день для нее сюрприз. Оказалось, не слили инфу ее подруги, такое не сыграешь. Она удивлялась, восхищалась, прятала лицо в ладошках, скрывая счастливые слезы.

Подруги, конечно, накреативили, моя девочка восхищалась каждой мелочью и призналась, что очень волновалась, что доверила мне заниматься организацией свадьбы.

— Спасибо за этот день, Любимец! Давай не сразу сбежим? Хочу шоколадный фонтан еще с кусочками банана.

— Только недолго, хочу посмотреть, что под этим платьем, шоколада не много лопаешь, тебе можно?

— От хорошего шоколада еще никому плохо не было, Блохастик, — проворчала Малинка, понимая, что ей надо немного корректировать питание теперь. —  Кстати, не переживай если сильно потратился, у меня теперь куча твоих фоток в моей студии, если что, продам.

— Нарываешься, Малая? Хотя теперь ты официально Борзая, можешь дерзить легально.

— Джексон сказал, что у меня показатели высокие, как у многоплодной беременности. Я не представляю, как выносить двоих. Это же очень сложно!

— Будешь из дома работать, зама тебе найдем, подаришь мне наш первый танец, жена?

Сильно задержаться не вышло, пока мы танцевали, я понял, что Малинка устала уже, а в мои планы спать без задних лап в первую брачную ночь не входит, поэтому трёхъярусный торт ели без нас.

Ночью, лежа рядом с обессиленной, залюбленной и разнеженной Малинкой, я никак не мог уснуть от переполняющих эмоций. До сих пор не верилось, как изменилась моя жизнь рядом с ней. Неужели это все со мной происходит, и эта женщина — моя — скоро подарит мне волчонка. Или двух.

— Трое? — недоверчиво переспросила Санька врачиху спустя пару дней после свадьбы, мы вместе приехали делать УЗИ.

— А что вы удивляетесь? Вы были на противозачаточных, резко бросили, часто после того, как репродуктивная система отдыхала под воздействием препаратов, потом бывают разные сбои, в том числе и такие. Опять же, у мужа вашего все в порядке, здоров.

Малинка округлила глаза, переводя взор на ошалевшего от счастья меня, и, прищурив глазки, ласково пригрозила:

— Борзый, я тебя убью!

Эпилог

Начало семейной жизни было очень тяжелым для нас с Сашкой. Выносить тройню оказалось настолько сложно для меня, что пришлось забросить работу, временно передав управление моим друзьям, с которыми мы открывали это дело.

Сашка разрывался между мной и работой, очень уставал, но никогда не жаловался. Неизменно, приходя домой, окружал меня своей заботой, мурчал, целуя огромный живот, и довольствовался скромными интимными ласками, угрожая мне, что обязательно наверстает, когда будет можно.

Прогнозы для меня были безрадостными, и ближе к родам мне становилось все хуже. Мне не было страшно, только когда Сашка окутывал меня своими огромными ручищами, нежно прижимая к груди, где билось его сердце успокаивающе-размеренно, как стук колес в поезде. Убаюкивал меня и практически не спал сам, просыпаясь от каждого шороха. И с трудом расцепил наши руки, когда меня повезли в операционную.

По словам врачей, Сашка сравнялся по цвету с кипенно-белыми стенами, когда после кесарева я загремела в реанимацию на несколько дней. Медсестра позже рассказывала мне, что его невозможно было оттащить от стены, за которой стояла моя кровать. Так и просидел там почти трое суток, в полуметре от меня за тонкой перегородкой, агрессивно рычал на всех, кто пытался его уговорить уйти. Пришлось поставить там кушетку, а Джексону таскать ему хоть какой-то перекус, пока слова врачей «состояние стабильно тяжелое» не изменились на «удовлетворительное» и меня не перевели в бокс.

Встречая нас из роддома, он только мельком глянул на своих волчат, укладывая их в переноски, и напряженно долго вглядывался в мое лицо, молча обнимая, его глаза сказали все за него. Он безумно боялся остаться без меня, словно от этого остановилась бы и его жизнь. Шумевшие рядом друзья и вспышки фотоаппаратов были как будто не для нас, Сашка даже за руль не сел, так и ехал со мной, не выпуская из рук.

Только дома он уже успокоился, недоуменно меряя ладошкой малышей, приглядываясь к ним, словно сомневался, наши это дети или я котят притащила.

Сейчас нашим крохам уже больше годика, и я чувствую себя волком, собирающим яйца в электронной игрушке. То один пищит, то второй, то третья. Только и мелькают перед глазами ползунки, бутылочки, пяточки, носики.

Мне помогают и Ксюшка и Юля, даже мама Борзого, пока была в Москве, приезжала каждый день, но потом они снова уехали. Аня тоже часто бывает, но только не Борзый. Все, что он успевает, приходя домой, это притащить на диван только что уложенных детей, навести им уютныш из подушек и блаженно щурить глаза, целуя их щечки и нюхая макушки.

— Малинка, а ты знаешь, как они прикольно пахнут? Смотри, у них пяточки меньше моего мизинца!

Я уже устала ругать его, что он их будит, потом мы их еще час укладываем. Да и невозможно на него дуться, Борзый строит такие глазки, жалуясь, что скучает, и дети тоже очень скучают по нему. Вот только его работа у меня уже в печенках, даже утром за завтраком он в своем планшете копается, часто работает по ночам. Аргумент один — у нас трое детей, нужно дать им все самое лучшее, поставить на ноги.

— Любимец, я устала одна, — пожаловалась я в очередной раз, но тщетно.

В ответ, как всегда, предложение нанять няню, купить какую-то японскую технику для малышни, облегчающую маме ежедневную работу. Но никак не поймет, что я без него схожу с ума, скучаю и хочу, чтобы он больше проводил времени с нами, был рядом. То вместо ласковых слов сообщения с сердечками мне шлет, то, задерживаясь на работе, ссылку на кино кидает, чтобы я не скучала вечером.

И в одно прекрасное утро мое терпение лопнуло. Дождавшись, когда Любимец явится на кухню, как всегда, усядется с планшетом за стол, я притащила новые журналы и, закинув ноги на его коленки, спокойно пила кофе, листая глянцевые страницы.

Выглянув из-за планшета, Борзый завис, разглядывая меня с журналом, недоумение и в любимых серых глазах сменилось хитрым прищуром, и он замурлыкал, как обычно, когда я сержусь:

— Что за бунт на корабле? А где мой завтрак, Малинка?

— Ой, прости, любимый, секундочку! — ласково улыбнулась я, невинно хлопая глазками, отправила ему