СССР: вернуться в детство 2 (СИ) - Владимир Олегович Войлошников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я подкараулила с нашего с бабушкой балкона, когда по Сеченова вниз поползёт тройка — как раз она мне подходила — и понеслась. Десяти минут, пока автобус доедет три остановки до конечной, постоит и развернёт назад, как раз мне хватало, чтобы добежать до ближайшей к нам остановки. Я запрыгнула в красный лиаз, отмотала себе билетик за шесть копеек, пристроилась у заднего стекла и потряслась.
Здание Иркутского Дома писателя всегда мне казалось немножко странным, как будто архитектор размножил исходник, и копии расположились немного со смещением, частично накладываясь друг на друга. Назовём это для себя «эффект гармошки». Ещё львы эти…
Короче, пришла я в этот гармошечный дом, и первому же встречному (точнее, первой) показала свою открытку.
Мадам прочитала текст, держа руку слегка на отлёте. Не буду снова повтерять шутку про дальнозоркость, мда. Так вот, прочитала она моё «письмо счастья» и говорит:
— Так… это надо передать Ольге Александровне, чтобы она пришла…
— Это я.
— Что — я?
— Ольга Александровна — это я. Куда мне нужно?
В этот момент на лестнице появилось следующее действующее лицо, теперь мужского пола, и дёрнуло же меня обратиться уже к нему:
— Может быть, вы подскажете?
Сцена повторилась практически в точности. Теперь мы стояли и тупили втроём. Снизу хлопнула дверь, и бодрый голос спросил:
— Что за шум, а драки нет? — очень популярное в то время присловье.
— Ой, нет! — я вытянула у дядьки из рук свою открытку. — Так мы всё движение перекроем. Просто скажите, куда мне идти, а мы уж там разберёмся.
— Сейчас подни́метесь по лестнице, — слегка сомнамбулическим голосом ответил второй дядя, — прямо через выставочный зал и налево. А там вам подскажут.
— Спасибо.
Я просочилась между товарищами писателями и побежала по лестнице наверх, перескакивая через две ступеньки и чувствуя спиной их взгляды.
В конце концов я нашла нужный кабинет, в котором сидела бодрая тётенька в модных мелких кудряшках.
— Здравствуйте! Я — Ольга Шаманова, — я протянула открытку.
— Ой, Оля! Надо же, ты какая маленькая!
— А что, вход в Союз писателей по ростомеру? — я театрально огляделась.
Кудрявая тётя слегка замешкалась:
— Да нет, конечно! Но… От писателя ожидаешь… Сама понимаешь…
— Ага. У ирландцев есть пословица, знаете? «Видали мы лилипутов и покрупнее».
Она засмеялась:
— Чувство юмора — отличное качество для писателя.
— Согласна, — я села напротив неё за стол и по-директорски сложила руки, — так в чём состояла суть вашего приглашения? Зачем я здесь?
— А! Видишь ли, сперва мы хотели пригласить тебя на июньское пленарное заседание Союза писателей. Раз уж встал такой… вопрос о приёме, да?
Я не знала, «да» или не «да». И поэтому просто смотрела на неё ожидая развития сюжета. Тётенька не дождалась от меня бурной реакции и продолжила:
— Однако, понимаешь… Возникли… прения.
— М-м. Прения — это хорошо.
Я не стала говорить вслух, но всё это мне сильно напоминало такой немножко чернушный анекдот. Прибегает доктор к больному — и опоздал! Пациент помер. И доктору так неловко, и сказать что — не знает, вот он и спрашивает: «А что, больной перед смертью потел?» — «Потел!» — «Обильно?» — «Очень обильно!» — «Это хорошо…»
Тётенька, которую я про себя начала называть «секретарь», посмотрела на меня странновато.
— Свобода слова в действии, — подняла брови я.
Можно было бы ещё добавить про демократизацию сознания и плюрализм мнений, но я подумала, что лучше не перегибать.
— М-гм, — с сомнением отозвалась та. — Ну и… решили вопрос приёма отложить пока на декабрьскую сессию.
— Ага. И за этим меня вызвали?
— Ой, нет-нет! Это мы могли и письмом сообщить! Дело в том что… — она исчезла за соседней дверью, появилась через минуту, и моё сердце замерло… — Вот. Это от Московского отделения Союза писателей. Мы ещё две недели назад получили. Сперва направили приглашение по старому адресу, нам пришёл ответ, что адресат не проживает, пока выясняли через паспортный стол…
Я слышала этот щебет краем сознания. Тётя поставила на стол коробку с невнятным рисунком, но огромные буквы UNIS заставляли меня надеяться…
— Это машинка?
— Да! — торжественно подтвердила секретарша. — Откроем?
— Давайте.
В коробке обнаружился чёрный пластиковый чемоданчик, а в чемоданчике — легендарная Unis TBM De Luxe в красном варианте корпуса!!!
Тараканы в моей голове бегали кругами и вопили от восторга!
А ещё внутри лежал сложенный вдвое листок. Я развернула, пробежала глазами. Вау! Какой образец официозно-эпистолярного жанра! Аж махровый. Густой такой, прям коммунистическое гумбо*.
* Суп такой латиноамериканский,
по консистенции почти как рагу.
На нём ещё колдуны-вуду гадают.
Московское отделение Союза писателей всячески поддерживало меня в моём непосильном труде. Ну, они не так написали, конечно. Там было про «благородное и трудное начинание», «делу Ленина и Сталина верны», «высоко оценили», «поддержка старших товарищей» и тому подобное — на целый лист.
Особенно я была благодарна старшим товарищам за присланную машинку. Это ж мечта! Как минимум, можно будет спокойно на дачу с собой возить.
— Это личное? — с любопытством спросила секретарша.
— Личное, но вы можете посмотреть, — я протянула ей письмо.
Тётенька прочитала, потом ещё раз перечитала и покивала каким-то своим мыслям:
— Можно, я его оставлю, покажу… некоторым членам Союза?..
— Нет, — твёрдо ответила я. — Но я обязательно прихвачу это письмо на декабрьское заседание, вызов на которое вы мне, конечно же, пришлёте.
Я протянула руку, и тётя с сожалением положила листок в мою раскрытую ладонь.
— Страшно рада была познакомиться, — с самым серьёзным лицом, на которое была способна, откланялась я. — Передайте старшим товарищам мой пламенный привет.
Чемоданчик был не сказать чтоб прямо лёгкий, но по весу вполне сопоставим с хозяйственной сумкой, когда бабушка отправляет в магазин: три литра молока (в стеклянных бутылках!), булка хлеба и ещё чего-нибудь, на что глаз упадёт. Так что на остановку я шла, не особо изнемогая под тяжестью.
Бабушка встретила меня приветствием:
— Это что за чемодан?
— Это, баба, шикарный чемодан! — меня всё ещё переполнял восторг. — Ты только представь себе, от Союза писателей, аж из самой Москвы подгон!
— А чё это… Выгоняют тебя, что ли?
— Да не-ет! «Подгон» — это значит «подарок», понимаешь? Подарок прислали аж из Москвы! — я водрузила чемодан на стол и откинула крышку. — Я только в ум не возьму, как они обо мне узнали?
Бабушка погладила красную панельку, пожевала губами.
— Так, можмыть, через Али?
