Мемуары фрейлины императрицы. Царская семья, Сталин, Берия, Черчилль и другие в семейных дневниках трех поколений - Игорь Оболенский

Мама затряслась от страха. А потом оказалось, что к ней приходил дядя Мелора, чтобы поблагодарить за ту помощь, которую мама оказала мальчику.

Наконец мне дали визу, и я отправилась во Францию. Когда такси проезжало возле трокадеро, я вдруг поймала себя на мысли, что когда-то уже была здесь. Парижские улицы, подъем от Пасси – все это я видела во сне. Так и сказала своим родным.

С каким волнением и радостью обняла бабушку, дядей, тетю Мию.

Как сложилась судьба братьев моей мамы?

У родителей мамы было пятеро детей. Ее мать Нино рано умерла, и через шесть лет после ее смерти Коки Дадиани женился во второй раз.

Его второй жене, Мери Церетели, было всего 18 лет. Кстати, ее родители были категорически против замужества дочери. Ведь ей бы пришлось воспитывать пятерых детей. Но бабушка Мери не послушала родительского совета и вышла замуж за дедушку. И родила ему троих детей.

После того как в Грузию вошла Красная армия, независимость страны пала, большинство членов семьи уехали в Константинополь, а оттуда во Францию.

Покидать Грузию отказался Бондо, сын Коки Дадиани от первого брака, я о нем уже вспоминала.

После освобождения из тюрьмы он работал на ипподроме. И постоянно рассказывал анекдоты, за которые его опять и опять арестовывали.

Другой мамин родной брат – Дмитрий Дадиани. Он в 1942 году был арестован по обвинению в том, что в госпитале слушал радио и, поставив ногу на стул и поправив папаху, якобы заявил: «Ну наконец-то Гитлер приближается к Кавказу!»

Ничего такого Дмитрий на самом деле не говорил, но доказать этого не мог. Ночью перед судом ему явилась Богоматерь и сказала: «Госпиталь, в котором ты лежал, совсем новый, и радио там могло и не быть».

На суде Дмитрий произнес эти слова. Вынесение приговора отложили, а пока была назначена дополнительная проверка. И оказалось, действительно, госпиталь был только что построен, и радиоточку поставить там не успели.

В результате Дмитрия, проведшего в камере восемь месяцев, освободили. Дома он узнал, что многих его друзей расстреляли. Дядя несколько месяцев не мог выйти из дома. Подходил к стене, прикладывал к ней руку и читал стихи…

Потом он уехал из Грузии, устроился на завод по производству соков в Средней Азии. И кстати, очень помогал нам материально.

И он и Бондо своих дочерей назвали Татули.

А мамина родная сестра Мери, от первого дедушкиного брака, тоже осталась в Грузии. У нее была большая семья – муж, Соломон Андроникашвили, трое детей, просторный дом в Гурджаани, который они не захотели оставлять.

Но в 1924 году к ним пришли. Несмотря на то что на руках у тетки был трехмесячный сын, их выгнали из дома. Мужа расстреляли на глазах у семьи.

А обстановку выносили на улицу и рубили топорами. Тетка просила: «Возьмите лучше это себе домой! Зачем вы рубите рояль? Заберите себе!»

Но большевики ее не слушали. Был приказ – разрушить. И они разрушали.

Сама Мери переехала в Тбилиси, купила себе маленькую комнату в подвале на Дворцовой площади. Дети ее жили в Абхазии. Она умерла в 1975 году.

Мамин брат от второго дедушкиного брака – Георгий Дадиани – родился в 1912 году. Через два года на свет появилась сестра Кетеван, которую все называли Мией. А еще через два – их младший брат Симонико.

После того как семья дедушки переехала в Париж, на жизнь в основном зарабатывала бабушка Мери. Она хорошо шила, и среди ее клиенток были не только представители эмиграции, но и француженки.

Бабушка с дедушкой сумели отправить своих троих детей учиться в Англию. Там в это время жили сестра светлейшего князя Георгия Шарвашидзе Бабо и ее муж барон Мейендорф. Бабушка все время писала детям: «Смотрите, хорошо учитесь, не позорьте нас перед бароном!»

По окончании учебы все дети вернулись в Париж.

Георгий начал работал в парфюмерной фирме Carven. Он занимался выпуском духов «Магриф», которые были очень популярны. О дяде даже писал французский журнал Vogue.

Он участвовал в одном пари на очень большую сумму и выиграл его. «Принц Дадиани своей честностью и благородством выиграл спор на большую сумму», – писали о нем журналисты.

С этого выигрыша дядя всех нас хорошо одарил. Пригласил в Париж, сделал много подарков. Женат он был на американке. Но она так пела грузинские застольные песни, что никто не мог себе даже представить, что она не грузинка.

Когда я была у них в гостях в Париже, один из друзей тетки, тоже американец, поднял тост: «Когда я умру, то на моем сердце смогут прочесть одно слово – «Сакартвело!» (так по-грузински звучит название Грузии).

Георгия не стало в 1985 году. Он прожил 73 года.

Его и мамина родная сестра Кетеван тоже жила в Париже. Она превосходно владела не только французским, но и английским, турецким и русским языками. Первое время работала в американской фирме, а потом перешла в ювелирный дом Harry Winston и вскоре стала управляющим огромным магазином на Вандомской площади.

Когда я во время своего первого приезда в Париж пришла к ней на работу, тетка надела мне на шею огромное екатерининское изумрудное колье, а на палец – кольцо с громадным зеленым изумрудом.

Правда, предложила положить руку на бархатную подушечку, так как изумруд – очень хрупкий камень.

Через тетю поступали все заказы от шахов и королевских семей. Со всеми именитыми и значимыми клиентами дела вела именно Кетеван.

Она так и не вышла замуж. Говорила, что должна выйти только за грузина. И была слишком придирчива – этот не так сидит, этот не так вилку держит. «Вот и осталась старой девой», – сетовала она.

В Тбилиси жила одна женщина, Русудан Микеладзе, красавица, которая тоже не вышла замуж. И когда мы, девчонки, принимались подшучивать над ней, она отвечала: «Вам бы хотя бы раз побывать в тех объятиях, в которых была я». Она, как оказалось, всю жизнь хранила верность одному мужчине.

Русудан была уникальной личностью, живущей в собственном мире. Могла, например, приехать на Ленинградский вокзал в Москве и обратиться к кассиру с вопросом: «Скажите, когда отправляется поезд на Петербург?»

А в купе принималась рассказывать о том, каким человеком был президент независимой Грузии Ной Жордания. А далее следовали вздохи о том, как могла бы жить страна, не случись «этого рыжего коротышки, который взобрался на трибуну и прокартавил: «Есть такая партия!» Разумеется, попутчики в ужасе выбегали в тамбур, только бы не слушать антисоветские речи о Ленине.

В Тбилиси Русудан работала заведующей библиотекой в театральном институте. Когда нас, студенток, режиссеры Миша Туманишвили и Како Двалишвили приглашали в ресторан, мы всегда звали с собой и Русудан. Тогда ведь для незамужней девушки появление в ресторане с мужчиной считалось моветоном.