В ожидании - Джон Голсуорси

Эдриен, с которым она не виделась со дня ареста Хьюберта, принял её, как обычно, со сдержанной радостью, и она чуть было не поддалась искушению все ему рассказать. Неужели Джин не понимает, что посоветоваться с ним насчёт турецкого разговорника значит неминуемо пробудить его любопытство. Однако девушка удержалась и сказала только:

– Дядя, нет ли у вас турецкого разговорника? Хьюберт, чтобы убить время, хочет освежить свой турецкий язык.

Эдриен посмотрел на неё, прищурив один глаз:

– Освежать ему нечего, – турецкого он не знает. Но неважно. Вот тебе…

Он выудил с полки тоненькую книжку и подал племяннице:

– Змея!

Динни улыбнулась.

– Не стоит хитрить со мной, Динни, – продолжал Эдриен. – Я все уже угадал.

– Тогда расскажите мне, дядя.

– Видишь ли, – сказал Эдриен, – тут замешан Халлорсен.

– О!

– И поскольку моя дальнейшая деятельность связана с ним, мне остаётся только сложить два и два. В итоге получается пять, и я убеждён, что к сумме прибавлять ничего не надо. Халлорсен – замечательный парень.

– Это я знаю, – невозмутимо ответила Динни. – Дядя, скажите мне толком: что они замышляют?

Эдриен покачал головой:

– Они, видимо, и сами не могут сказать, пока не узнают, каков будет порядок выдачи Хьюберта. Известно одно: боливийцы Халлорсена уезжают не в Штаты, а обратно в Боливию, и для них изготовляется ящик с мягкой обивкой изнутри и хорошей вентиляцией.

– Вы имеете в виду его черепа?

– Или их копии. Они уже заказаны.

Ошеломлённая Динни уставилась на дядю. Тот пояснил:

– И заказаны человеку, который считает, что копирует сибирские черепа, и притом не для Халлорсена. Вес черепов измерен совершенно точно сто пятьдесят фунтов, то есть примерно вес взрослого мужчины. Сколько весит Хьюберт?

– Около одиннадцати стонов.

– Правильно.

– Продолжайте, дядя.

– Раз уж я зашёл так далеко, изложу тебе мою гипотезу, а ты хочешь принимай её, хочешь – нет. Халлорсен с ящиком, набитым копиями, отправляется тем же пароходом, что и Хьюберт. В первом же порту, где будет остановка, скажем, в Испании или Португалии, он сходит на берег с ящиком, в котором спрятан Хьюберт. Предварительно он ухитряется вытащить и выбросить за борт все копии. Настоящие кости уже дожидаются его в порту. Он наполняет ими ящик, а Хьюберт удирает на самолёте. Вот тут в игру входят Ален и Джин. Они улетают – видимо, в Турцию, судя по тому, что тебе понадобилось. Перед твоим приходом я как раз обдумывал – куда. Если власти начнут приставать, Халлорсен выкладывает подлинники черепов, а исчезновение Хьюберта будет объяснено прыжком за борт – копии-то падали с плеском! – или просто останется загадкой. По-моему, довольно рискованная затея.

– А если корабль не зайдёт в порт?

– Вероятнее всего, зайдёт. Если же нет, им остаётся устроить чтонибудь, пока Хьюберта будут везти на пароход или по прибытии в Южную Америку. Последнее мне кажется наиболее безопасным, хотя самолёт в данном случае исключается.

– Но чего ради профессор Халлорсен идёт на такой риск?

– Тебе ли спрашивать, Динни!

– Это чересчур. Я… я не согласна.

– Ну, дорогая, помимо всего прочего, он сознаёт, что сам втравил Хьюберта в эту историю и обязан вытащить его. Не забывай – он представитель нации, которая воплощает собой энергию и убеждена, что каждый имеет право осуществлять закон своими руками. Но он не из тех, кто торгует услугами. К тому же он ходит в одной упряжке с Аденом Тесбери, а тот сам увяз ещё глубже, чем он. Словом, тебе ничто не угрожает.

– Но я не желаю быть обязанной ни одному из них. Дело не должно зайти так далеко. Наконец остаётся сам Хьюберт… Неужели вы думаете, что он согласится?

Эдриен стал серьёзен.

– Думаю, он уже согласился, Динни. В противном случае он просил бы отпустить его на поруки. Вероятно, его передадут представителям Боливии, так что он не будет чувствовать себя нарушителем английских законов. По-моему, наши убедили его, что сами ничем не рискуют. Вся эта история, несомненно, ему осточертела, и он готов на всё. С ним действительно обошлись крайне несправедливо, а он к тому же недавно женился.

– Да, – беззвучно согласилась Динни. – А вы, дядя? Решили?

Эдриен так же тихо ответил:

– Твой совет правилен. Я уезжаю, как только всё это кончится.

XXXVI

Ощущение немыслимости того, что готовится, не покидало Динни после её свидания с Эдриеном: она слишком часто читала о таких вещах в книгах. Тем не менее существовала история и существовали воскресные газеты. Мысль о воскресных газетах почему-то успокаивала Динни и укрепляла её в решимости добиться того, чтобы дело Хьюберта не попало в них. Но она добросовестно послала Джин турецкий разговорник и, пользуясь отлучками сэра Лоренса, продолжала изучать карты в его кабинете. Она ознакомилась также с расписанием южноамериканских пароходных линий.

Два дня спустя сэр Лоренс объявил за обедом, что Уолтер вернулся из отпуска, но что, несомненно, пройдёт некоторое время, прежде чем руки У него дойдут до такой мелочи, как дело Хьюберта.

– Мелочь! – возмутилась Динни. – Его жизнь и наше счастье – это мелочь?

– Моя дорогая, жизнь и счастье людей – предмет повседневных занятий министра внутренних дел.

– Какая страшная должность! Мне она была бы ненавистна!

– Вот в этом и заключается твоё отличие от государственного деятеля, Динни. То, что ненавистно государственному деятелю, не имеет никакого отношения к жизни и счастью его соотечественников. Все ли готово для блефа в случае, если Уолтер займётся Хьюбертом немедленно?

– Дневник отпечатан, – я подписала корректуру; предисловие написано. Сама я его не читала, но Майкл утверждает, что это шедевр.

– Отлично! Шедевры мистера Блайта кого угодно заставят призадуматься. Бобби даст нам знать, когда Уолтер примется за дело.

– Что такое Бобби? – спросила леди Монт.

– Незыблемое учреждение, дорогая.

– Блор, напомните мне, чтобы я выписала щенка-овчарку.

– Да, миледи.

– Ты замечала, Динни? У них в глазах есть какое-то божественное безумие, особенно если морда белая. Их всех зовут Бобби.

– Найдётся ли что-нибудь менее божественно безумное, чем наш Бобби, а, Динни?

– Дядя, он всегда держит слово?

– Да, на Бобби можно положиться.

– Я хочу посмотреть на состязания овчарок, – сказала леди Монт. Умные создания. Говорят, они знают, какую овцу нельзя кусать. И потом, они такие худые – одна шерсть и понятливость. У Хен их две. А твои волосы, Динни?

– Не понимаю, тётя Эм.

– Ты сохраняешь их после стрижки?

– Да.

– Пусть остаются. Они могут понадобиться. Говорят, мы опять станем старомодными. Старинными на современный лад, понимаешь?

Сэр Лоренс подмигнул племяннице:

– А разве ты бывала иной, Динни? Вот потому я и хочу, чтобы ты позировала. Постоянство типа.

– Какого типа? – спросила леди Монт. – Зачем тебе быть типом.

Динни? Они такие скучные. Кто-то говорил, что Майкл – это тоже тип.

Я этого не замечала.

– Почему бы вам, дядя, не заставить позировать тётю Эм вместо меня? Она ведь гораздо моложе. Правда, тётя?

– Не будь непочтительной. Блор, моё виши.

– Дядя, сколько лет Бобби?

– Точно никто не знает. Наверно, за пятьдесят. Не сомневаюсь, что настанет день, когда его возраст будет установлен, но для этого придётся сделать на Бобби срез, как на дереве, и отсчитать года по кольцам. Ты не собираешься за него замуж, Динни? Между прочим, Уолтер – вдовец. Но он из невоспламеняемого материала – новообращённый тори с квакерской кровью в жилах.

– За Динни нужно долго ухаживать, – заметила леди Монт.

– Можно мне встать из-за стола, тётя Эм? Я хочу съездить к Майклу.

– Скажи Флёр, что завтра утром я приду навестить Кита. Я купила ему новую игру. Она называется "Парламент". Это звери, разделённые на партии. Визжат, рычат, – словом, ведут себя непристойно. Премьер-министр зебра, министр финансов – тигр. Он полосатый. Блор, такси для мисс Динни.

Майкл был в палате, но Флёр оказалась дома. Она сообщила, что предисловие мистера Блайта уже отослано Бобби Феррару. Что касается боливийцев, то посол ещё не вернулся, но атташе, который замещает его, обещал неофициально поговорить с Бобби. Он изумительно учтив, поэтому Флёр не сумела угадать, что у него на уме. Она подозревает, что там вообще ничего нет.

Динни вернулась на Маунт-стрит, по-прежнему терзаясь неизвестностью. Ясно, что всё упирается в Бобби. Но ему за пятьдесят, он всего навидался, давно утратил пылкость и дар убеждения. Впрочем, может быть, это к лучшему. Взывать к чувствам – рискованно. Хладнокровие, расчёт, уменье намекнуть на неприятные последствия и тонко указать на возможные выгоды – это, вероятно, как раз то, что требуется. Динни была в полной растерянности. Какими же, в конце концов, мотивами руководствуются власти? Майкл, Флёр, сэр Лоренс разговаривали порой таким тоном, словно им это известно, но Динни чувствовала, что на самом деле они знают не больше, чем она сама. Все балансировало на остриё ножа. Исход любого дела зависел от настроения и характера. Девушка легла в постель, но так и не смогла уснуть.