На всех фронтах - Борис Яроцкий

Секретарь воеводского комитета был в отъезде, поэтому нам отвели для отдыха его личный кабинет как единственное пока помещение, оборудованное всем необходимым. Говорили, что он сам так распорядился. Кабинет был обставлен мягкими кожаными диванами и креслами, устлан коврами, такими пушистыми, что в них тонули ноги. Все это нам, лесным жителям, было в диковину.

Трое из нашей группы, в том числе и я, на следующий день должны отправиться дальше, в Катовице — пункт моей командировки.

После длительной и довольно утомительной дороги побрились, умылись и уже снова были бодры и полны сил. Стали сообща готовить ужин. Все выкладывали на стол свои продпайки. Не успели открыть консервы, порезать хлеб и колбасу, как вдруг является наш водитель вместе с одним из польских товарищей и несет почти полное ведро красного вина.

— Марка незнаёма, но, хлопаки, мувили — выдержанное, перша клясса! — весело объявил он.

— Откуда?! — бросились все сразу к вошедшим. — Где вы раздобыли столько?

— Угостили польские танкисты, велели выпить за освобождение Польши и скорую победу! — наперебой доложили ребята.

Поужинали мы на славу. Много было в тот вечер тостов: за боевое братство, которое освящено кровью, обильно пролитой советскими людьми и поляками на фронте и в партизанах в борьбе с гитлеризмом, за вечную дружбу между Советским Союзом и новой, демократической Польшей… Каждый из нас рассказывал о себе, вспоминали «партизанку», но больше говорили о том, какая жизнь будет после окончания войны. Каждый видел себя по-своему в том загадочном, как тогда казалось, послевоенном мире. Но в одном мы были едины, все были твердо убеждены — эта война последняя в истории. Рано утром следующего дня мы поехали дальше. А уже часа через два были в Катовице. И неудивительно: расстояние менее ста километров, а дорога хорошая, асфальтированная.

В отличие от древнего Кракова с его великолепными костелами, старинной архитектурой зданий Катовице показался мне ультрасовременным городом. Бросилось в глаза, что целые кварталы застроены многоэтажными жилыми и административными зданиями. Они строгие, прямые, без всяких излишеств. Проезжали мы и район, где были только небольшие каменные двух-трехэтажные виллы, сплошь окруженные зеленью. В городе мы почти не увидели разрушений, если не считать разбитых витрин многих частных магазинов, хозяева которых удрали вместе с немцами. На улицах было многолюдно. Так же, как в Кракове, много войск. Ведь фронт находился всего в двадцати пяти километрах от города.

Наша машина подъехала к огромному серому, тяжелому на вид железобетонному зданию. Здесь размещался воеводский комитет Польской рабочей партии. Молодые ребята из команды по охране здания быстро нашли коменданта.

Сняв шапку и вежливо поприветствовав нас, комендант сообщил, что «пан» будет жить и работать в этом здании. Он тут же повел меня на третий этаж и показал приготовленное для меня «мешкане». Это был шикарно обставленный двухкомнатный кабинет. Здесь же дверь в ванную комнату. Такие апартаменты мне, всю войну кочевавшему то по баракам на Урале, то по землянкам и шалашам в немецком тылу, показались излишне роскошными. Конечно же, в первый момент я был сражен таким блеском.

«Не в рай ли попал преждевременно?» — весело подумалось мне. Но вслух не восхищался. «Держал марку». Как-никак перед комендантом стоял подпоручик. Я хорошо знал, что для цивильного поляка это большое звание и непререкаемый авторитет.

Стал я внимательно осматривать квартиру-кабинет. Глянул в окно… «Стоп! А где же буду располагать антенну для своей радиостанции?» — задал себе вопрос. Комендант же ходил следом за мной неотступно, ждал моего ответа. Неловкость моего положения была в том, что не мог с ним поделиться целью своего приезда. Кроме секретаря воеводского комитета, никто не должен был знать, что у меня есть радиостанция и шифры и что должен буду поддерживать радиосвязь с Варшавой.

«Что, если каждый раз перед сеансом развертывать антенну прямо в кабинете, а после работы убирать? Кабинет очень большой, есть где развернуться. Да… но ведь здание железобетонное! Его стены будут полностью экранировать антенну, никакой связи не добьюсь. И окна выходят на запад, то есть в противоположную от Варшавы сторону», — с беспокойством соображал я. Коменданту стало ясно, что меня это помещение не устраивает, и он сам предложил другое:

— Ежели пану поручникови не подобае, мы можемы друге мешкане зробить. То не ест трудно, проше вас…

— Да, вы правы, — обрадовался я его предложению, — здесь, на третьем этаже, слишком мало света, а у меня будет много работы. Давайте, если это возможно, посмотрим помещение на самом верхнем этаже!..

Мы поднялись в лифте на последний этаж и быстро нашли подходящий для меня рабочий кабинет. Комендант прислал из караульного помещения двух парней, и мы обставили новый, значительно более скромный кабинет самым необходимым. Я проверил плотность светомаскировки на окнах, которая здесь еще не отменялась.

Из тех шикарных апартаментов, от которых, к удивлению коменданта и моему тайному сожалению, пришлось отказаться, ребята принесли по моей просьбе только радиоприемник.

Радиоприемник был необычный для того времени. Шкала круглая. На шкале карта мира с указанием городов, где работают вещательные станции. Каждый город обозначался светящимся кружочком. Но самое интересное было то, что во время настройки светился кружок только того города, радиопередачу которого ловил приемник. Все столичные города светились красными огоньками, остальные города — белыми. Как радист, я не утерпел и заглянул внутрь шкалы этого приемника. Там оказалась очень сложная система стеклянных палочек (световодов), которые и являлись передатчиками света на шкалу. Вся эта световодная система была строго согласована с положением блока переменных конденсаторов. Изменялась настройка приемника — и сменялась стеклянная палочка, на которую направлялся луч света. До конца мне не удалось разобраться в этой механике. Опасаясь, как бы хрупкая система не рассыпалась, изрядно попотев, я с большим трудом собрал приемник.

Бытового комфорта в моем новом помещении не было. Умываться, например, нужно было ходить в ванную комнату в самый конец длинного коридора. «Но это не беда, — успокаивал я себя, — главное, можно будет соорудить на крыше антенну и обеспечить устойчивую радиосвязь».

Крыша дома была плоская, очень удобная для установки антенны. Потом я часто совершал по этой крыше прогулки, дышал воздухом и любовался панорамой города, а также делал там по утрам зарядку. Спустив с крыши к своему окну антенну и подключив ее к вещательному приемнику, я закончил оборудование рабочего места. Приемник служил хорошей маскировкой антенны, которая использовалась мною для радиостанции во время сеансов связи. Проверив рацию и убедившись, что в пути с ней ничего не случилось, убрал ее в сейф. По программе мой первый сеанс связи должен был состояться только завтра утром…

Покончив с основными делами, пошел побродить по огромному зданию, познакомиться с его внутренним расположением. Походил по бесконечно длинным коридорам, вволю покатался на лифтах. И хотя в таких лифтах ездил впервые, с управлением освоился быстро. Хорошо, помогли навыки, полученные в общении с техникой во время работы на заводе в Магнитогорске до ухода в партизаны. Обследовал я даже подвальные помещения. Там везде, прежде чем войти, требовалось включать освещение. Но в одной из комнат подвала было светло, хотя свет я не включал. Да здесь и не было ни включателя, ни лампочки, никакой проводки. Это было так неожиданно…

В помещении разливался неяркий, но достаточный даже для чтения, мягкий и в любом месте одинаковой силы свет. Он был какой-то необычный. Мне стало немного даже жутковато. Потом я сообразил, что стены и потолок комнаты были покрыты краской, в состав которой входит светящееся вещество (люминофор). В дальнейшем, длительное время живя в этом доме, я не один раз приходил в «светящуюся» комнату, чтобы постоять там и еще раз пережить непередаваемо торжественное и немножко тревожное ощущение.

Только после обеда смог выйти в город, чтобы для первого раза познакомиться с прилегающим к нашему зданию районом.

Дом комитета партии находился на возвышенности. Центр города лежал значительно ниже. Я стал не спеша спускаться. Улица тихая, автомашины проезжали здесь очень редко. Шел бесцельно, а сам думал: «В городе никого и ничего не знаю… Где бы провести остаток дня? — И вдруг вспомнил: — У меня же был когда-то записан адрес одного польского партизана, кажется, именно отсюда».

Достаю из кармана записную книжку. Долго листаю и нахожу запись: «Эмиль Грыцмак. Катовице, улица Варшавска…» Спросил у прохожих. Оказалось недалеко, минут семь ходу к центру. Варшавску нашел быстро. Подошел к дому… Дом трехэтажный, из красного кирпича старинной кладки.