Весь Хайнлайн. Кукловоды - Роберт Хайнлайн

— Да, теперь помню, — произнесла Мэри несколько озадаченно. — И очень отчетливо. Я не думала об этом долгие годы.

— Кажется, я понимаю. — Стилтон повернулся к Хазелхерсту. — Ну, доктор? У вас есть культура «девятидневной лихорадки»? Ваши люди с ней уже работали?

Хазелхерст смотрел на нас такими глазами, будто его только что двинули по голове.

— Работали?! Нет, конечно! Это исключено! «Девятидневная лихорадка»… С таким же успехом мы можем применять полиомиелит или тиф. Все равно что заусенец рубить топором!

Я тронул Мэри за руку.

— Пойдем, дорогая. Кажется, мы уже испортили им все, что можно.

Она дрожала, и в глазах у нее стояли слезы. Я повел ее сразу в кают-компанию и применил свое лекарство — неразбавленное.

Позже я уложил Мэри вздремнуть, присел рядом и дождался, когда она заснет. Затем отыскал отца в выделенном ему кабинете.

— Привет!

Он бросил на меня задумчивый взгляд.

— Я слышал, Элихью, ты нашел-таки «горшок с золотом».

— Пусть лучше будет «Сэм», — ответил я.

— Что ж, хорошо, Сэм. Победителей не судят. Однако горшок оказался до обидного мал. «Девятидневная лихорадка»… Не удивительно, что вся колония вымерла вместе с паразитами. Видимо, мы не сможем воспользоваться этим открытием. Нельзя рассчитывать на то, что все обладают столь же неукротимой волей к жизни, как Мэри.

Я все понимал. При «девятидневной лихорадке» смертность среди невакцинированных землян составляет девяносто восемь с лишним процентов. Среди вакцинированных — ноль, но к нашей ситуации это не относилось.

Нам нужна была болезнь, от которой помирали бы паразиты, а не люди.

— Видимо, это и не имеет значения, — заметил я. — Месяца через полтора в долине Миссисипи наверняка начнется эпидемия тифа или чумы — может быть, и то, и другое сразу.

— Если только паразиты не извлекут урок из положения в Азии и не введут жесткие санитарные меры, — ответил Старик.

Эта мысль настолько меня поразила, что я едва не пропустил мимо ушей его следующую фразу:

— Однако, Сэм, придется тебе разработать план получше.

— Мне? Я всего лишь рядовой сотрудник Отдела.

— Был. Теперь ты его возглавляешь.

— Что за чертовщина? О чем ты говоришь? Я ничего не возглавляю, да и не хочу. У меня уже есть босс — ты.

— Босс — это человек, которому дано руководить. Звания и знаки отличия приходят позже. Как ты полагаешь, Олдфилд мог бы меня заменить?

Я покачал головой. Первый заместитель Старика был, скорее, кабинетным руководителем. Он отлично справлялся с задачами, которые на него возлагались, но на «мыслителя» и стратега не тянул.

— Я никогда не продвигал тебя по службе, — продолжал Старик, — потому что был уверен: придет время, и ты сам себя продвинешь. Что и произошло. Ты не принял мое мнение по важному вопросу, навязал мне свою волю и оказался прав.

— О боже, чушь какая! Я просто уперся и заставил вас один раз поступить по-моему. Почему-то вам, умникам, так и не пришло в голову задать свои вопросы единственному настоящему эксперту по Венере, имеющемуся в вашем распоряжении — я имею в виду Мэри. Но я вовсе не ожидал найти какие-то ответы. Это просто удача.

Старик задумчиво покачал головой.

— Я не верю в удачу, Сэм. «Удача» — это ярлык, который посредственность наклеивает на достижения гениев.

Я оперся руками о стол и наклонился к Старику.

— О'кей, пусть я гений, но в эту телегу ты меня не запряжешь. Когда все это кончится, мы с Мэри отправляемся в горы растить детишек и котят. Я не собираюсь всю жизнь распекать чокнутых агентов.

Он только сдержанно улыбнулся, и я добавил:

— Пропади она пропадом, такая работа!

— То же самое сказал богу дьявол, когда занял его место. Не принимай это близко к сердцу, Сэм. До поры до времени я останусь в своем кресле. Но хотел бы знать, каковы ваши планы, сэр.

Хуже всего было то, что он говорил это всерьез. Я пытался уйти в тень, но ничего не вышло. После полудня все руководство базы и ведущие специалисты собрались на совещание. Меня тоже известили, но я не пошел. Спустя какое-то время в дверях появилась миниатюрная девушка-сержант и вежливо сообщила, что командир ждет. Не могу ли я, мол, поторопиться?

Делать нечего, явился. Но старался не влезать ни в какие дискуссии. Однако отец обладает способностью вести заседания по своему плану, даже если ему не предложили председательствовать; делает он это, пристально глядя на того, чье мнение хотел бы услышать. Очень тонкое умение, поскольку собравшиеся и не подозревают, что их «ведут».

Но я-то его знал. А когда на тебя смотрят все, гораздо легче высказать свое мнение, чем промолчать. Тем более, что у меня было свое мнение.

В основном, собравшиеся стонали и жаловались по поводу того, что нет никакой возможности использовать «девятидневную лихорадку». Да, конечно, она убивает титанцев. Она даже венерианцев убивает, хотя их можно надвое разрубить, и ничего им не делается. Но это верная смерть и для людей. Почти для всех. Моя жена выжила, но для подавляющего большинства исход может быть только один. Семь, максимум десять дней после инфицирования, и конец.

— Вы что-то хотите сказать, мистер Нивенс? — обратился ко мне командующий базой генерал.

Сам я не вызывался, но отец смотрел только на меня и ждал.

— Мне кажется, — начал я, — здесь слишком много говорилось о нашем отчаянном положении, и слишком много прозвучало оценок, основанных только на предположениях. Возможно, на неверных предположениях.

— Например?

Готового примера у меня не было; я, что называется, стрелял с бедра.

— М-м-м… Вот, скажем, все говорят о «девятидневной лихорадке» так, будто эти девять дней — абсолютно неизменная характеристика болезни. Что не соответствует истине.

Генерал нетерпеливо пожал плечами.

— Но это просто удобное наименование. По статистике, болезнь протекает в среднем девять дней.

— Да, но откуда вы знаете, что она длится девять дней для паразита?

По ответному ропоту я понял, что опять попал в точку. Мне предложили объяснить, почему я считаю, что лихорадка протекает у паразитов быстрее, и какое это имеет значение.

— Что касается первой части вопроса, — начал я, — то в одном только известном нам случае паразит действительно умер раньше, чем истекли девять дней. Намного раньше. Те из вас, кто видел записи воспоминаний моей жены — а на мой взгляд, их видело уже слишком много специалистов — знают, что паразит оставил ее — предположительно, отвалился и сдох — задолго до кризиса, обычно случающегося на восьмой день. Если эксперименты это подтвердят, тогда проблема предстает в совершенно ином свете. Человек, зараженный «девятидневной лихорадкой», может избавиться от паразита, допустим, на четвертый день. У вас остается пять дней, чтобы отловить его и вылечить.