Апокалипсис в шляпе, заместо кролика - Игорь Сотников

class="p1">– Монета, это второе имя богини Юноны. В переводе с латинского, значит советница. Вот возможно почему, люди в сложных для себя ситуациях, обращаются за советом к монете, делая свои ставки на её грани. – А вот теперь более-менее, но правда только отчасти прояснилось то, что подразумевал под своим вопросительным обращением Иван Павлович. Хотел поумничать и выказать себя человеком со знаниями не только цифр, но и культуры. – Вот видите сколько я всего знаю, – чуть ли не стуча себе в грудь, важничал в мысленной проекции Иван Павлович, посматривая на всех тут со своего антагонизма, – а вы вот, а в частности Григорий Пантелеймонович, – Иван Павлович в свойственной себе язвительной манере, не смог не остановится взглядом и своим замечанием на людях особо им отмеченных, – я в этом как есть уверен, ничего из этого и не знали.

И тут попробуй вслух возмутиться или возразить ему, заявив, а нам это тыщу раз не надо, то Иван Павлович обязательно какую-нибудь уморительную каверзу в твой адрес в твоём междометии отыщет (так он подавлял самостоятельность мысли, а не эго членов совета по его заявлению), и начнёт её тут вслух словесно развивать. А все при этом просто обязаны смехом поддерживать Ивана Павловича, когда он будет потешаться над этим междометием, которое если будет слишком умничать и грубить Ивану Павловичу недовольным видом недоумения, когда нужно всё это с довольно весёлым принять и в ответ посмеиваться, – ловко это вы, Иван Павлович, за мной это моё неряшество в делах подметили, – то Иван Павлович может и расстроиться. А когда он расстраивается, то он в сердце огрубевает и больше не слышит его голоса, начиная с одним только расчётом подходить к отношениям с этим междометием. А к чему это ведёт, то стоящее в углу пустующее место в совете директоров прямо на это указывает.

А ведь когда-то, да чуть ли совсем недавно, на вон том кресле, с самого края, сидел величаво, считающий себя птицей самого высокого полёта и вообще всё ему нипочём, Гавриил Лихолетов, человек большого ума, как он думал, глядя на свою массивную голову, в которую, когда еда и питие не помещается, много ума входит. И вот этот величавый и самонадеянный господин с претензиями на самую представительную для себя жизнь, и не заметил, как Иван Павлович оказался рядом с ним, увлечённо рассматривающего перед собой телефон, с которого на него смотрят различного культурного непотребства картинки.

Ну а Иван Павлович в миг заинтересовался всем этим увлечением Гаврилы мастера на все руки, как он его ещё по дружески называл, и к полной неожиданности столь увлечённо отвлечённого Гаврилы вдруг его спросил. – А ты, Гавриил, что по этому поводу считаешь?

А Гавриил, хоть и считать мастак и вообще он любит всё это дело, как бы это сказать для него помягче, в общем, сейчас находился вне всякого счёта и как бы не рассчитывал, что на его счёт возникнут какие-то вопросы. Что определённо удивительно так на Ивана Павловича и на себя нейтрально рассчитывать, когда они здесь только для одного и собираются, чтобы быть в расчёте друг с другом и с этим миром, к которому у каждого из них имеются свои счёты.

Ну и Гавриил слегка выразил затруднения со своим ответом, будучи не в курсе того, по какому поводу понадобилось его экспертное мнение. Но при этом он не собирается озвучивать истинную причину своего затруднения, а он говорит, что любой счёт требует обстоятельного подхода. – Я, – говорит Гавриил, – не привык доверять расчётам, сделанным на вскидку. Как минимум, я должен их перепроверить на калькуляторе. – И Гавриил в качестве демонстрации того, что он в телефон заглядывал не по тем основаниям, по каким было решил Иван Павлович, а он держал свою руку на пульсе счётной системы телефона, калькулятора, демонстрирует всем его окружающим людям высветившийся с экрана телефона калькулятор. Где он прямо с вызовом на всех смотрит, говоря как бы, и кого мне прямо сейчас забить в цифре в мой калькулятор и само собой поделить на бывшие свои, а отныне мои активы.

И, конечно, желающих быть так и вообще разделённым со своим имуществом, среди окружающих Гавриила людей не находится и все отводят свои глаза от его хищного взгляда. Что также относится и к Ивану Павловичу. Но он в отличие от всех остальных людей в этом зале заседаний, не слюнтяйского характера, и он может и сам что в ответ Гавриилу предъявить расчётного.

– А вы, Гавриил, человек большого расчёта. И, наверное, только вы нам всем тут поможете. – Многозначительно так говорит Иван Павлович, не к добру прищурив один глаз. – А у тебя хватка, что надо? – как-то удивительно обращается к Гавриле Иван Павлович, как будто и так не видно по Гавриле, что он своего не упустит никогда. И Гавриил в некотором сомнении от такого к себе вопросительного обращения Ивана Павловича, и не пойми чего подразумевающего, а может быть даже и намекающего.

– А что ему надо? – задаётся про себя вопросом Гавриил, понимая, что ответ на этот вопрос даст ответ на вопрос Ивана Павловича, самого для него непонятного и загадочного человека (для него большая загадка и очень непонятно, почему он ещё не на месте этого пресловутого Ивана Павловича).

А между тем, Иван Павлович начинает уже зажидаться его ответа и хмуриться. И хорошо, что Гавриил вовремя это заметил, но плохо то, что, не подумавши, всё-таки ответил. – Что надо.

– Тогда ты запросто сможешь, рассчитав мои усилия, оценить мою хватку. – И только это сказал Иван Павлович, как он раз и хватанул Гавриила за волосы на его голове. Отчего Гавриила от такой неожиданности даже слегка привстал с места вслед за своими волосами, и в край преобразился, потеряв в момент всё своё благосостояние довольства и уверенности на лице, и став растерянным до невменяемости человеком. Кому бы посидеть, да и спокойно подумать над происходящим с ним, да куда там, когда его тянут вверх за волосы и сбивают со всякой рассудительной мысли провокационными вопросами.

– А теперь считай! – откуда-то сверху доносится до Гавриила требовательный голос Ивана Павловича. И что считать спрашивается? Не волосы же на голове в самом деле. Что уж слишком будет просто и одновременно не очень просто для тех же волос. А зная Ивана Павловича, с его не вечным терпением (может его терпение? А?), можно верно догадаться, что от него так легко не отделаешься. Тогда…? Считать, что тебе пришёл кабздец, то это более ближе к