Леди Удача - Патриция Гэфни

Трижды она открывала рот, чтобы заговорить с ним, и трижды в последнюю минуту закрывала его, так и не сказав ни слова. Да и что тут можно было сказать? «Что мы здесь делаем, Филипп, как все это могло случиться? Обними меня, мне страшно».

Ну почему он сам не хочет заговорить с ней? Ей горько было видеть его таким, сердце у нее разрывалось на части. Она не знала, что заставило его перестать пить около года назад, но догадывалась, что к такому решению могла подтолкнуть только ужасная катастрофа. И вот теперь он снова начал пить, и ей казалось, что это произошло по ее вине. Нет, на самом деле это, конечно, не так, и все же… Кассандра никак не могла стряхнуть с себя ощущение, будто она в ответе за все. Ей хотелось отнять у него бутылку и вышвырнуть в окно. Что он сделает? Может, он становится буйным, когда выпьет? До сих пор она ничего такого не заметила, но само по себе это еще ничего не значило. Она ведь еще не встала ему поперек дороги.

С чувством вины у нее в груди боролось не менее сильное чувство оскорбленной гордости. Вне зависимости от того, что произойдет завтра, она оказалась в чудовищно унизительном положении. Закрыв лицо руками, Кассандра крепко зажмурила глаза и стала невольно вспоминать события прошедшего вечера. Что она могла сделать, чтобы как-то изменить исход событий? Ведь все казалось таким… ненастоящим! Разве кто-то мог воспринять происходящее всерьез? Если бы она вскочила с места и выбежала из столовой при первом намеке на то, что мужчины действительно намерены разыграть ее в карты, это мгновенно разрушило бы столь тщательно разработанный ею образ разбитной французской вертихвостки.

Но она не могла, просто не могла позволить ему выиграть себя, как кошелек, набитый звонкой монетой! Ей хотелось немного уравнять ставки и в то же время сбить с него спесь. Кассандра снова бросила взгляд на темную, неподвижную и неизъяснимо грозную фигуру в противоположном углу. Ее замысел удался, можно сказать, на славу. И ходу назад не было. Если слова Уэйда – правда, если жениться на ней для Риордана теперь дело чести, значит, отказав ему, она лишь еще больше усугубит его и без того незавидное положение. Да и свое тоже. Они оба останутся в дураках.

Чтобы не плакать, Кассандра уставилась в окно, глядя на темные тени деревьев и кустов, летевшие ей навстречу. С ее стороны на небе виднелся ущербный серп луны, но он лишь изредка показывался из-за облаков. Поначалу ее раздражали звуки храпа, но в конце концов она привыкла к монотонным руладам, испускаемым захмелевшими собутыльниками по очереди. Опершись рукой на локоть, Кассандра позволила себе закрыть глаза и вообразила, что она во Франции, на загородной прогулке с подругами, по школе. Например, в Сен-Клу или в Версале. У них был пикник, потом они остановились на ночь в каком-то пансионе. Целый день школьницы смеялись, пели песни и вконец измучили бедную наставницу, а теперь устали, угомонились и стали засыпать одна за другой…

…Риордан сделал последний судорожный глоток из бутылки и вышвырнул ее из окна. Ему понравился донесшийся из темноты хруст разбитого стекла, и он бессмысленно ухмыльнулся. Жаль, что нет еще одной, чтобы отправить ее вслед за первой. Может, стоит открыть еще одну бутылку? Он обеими руками похлопал себя по животу, надутому, как барабан. Пожалуй, с него хватит. А может быть, и нет. Но стоило ему склониться над деревянным ящиком у своих ног, как пол кареты вдруг стремительно ринулся ему навстречу. Да, пожалуй, с него довольно, решил Риордан, осторожно распрямившись.

Он бросил взгляд на Касс. Спит. Вот и хорошо. Слава Богу, она хоть перестала глазеть на него.

Зато теперь у него появилась возможность поглазеть на нее. В бледном свете полумесяца ее кожа светилась, как у мраморной богини. Богиня… Она выглядела как богиня в тот вечер, когда он впервые ее увидел. Афродита в клубе «Кларион». Поцелуй в саду – плата за ставку в сто фунтов, проигранных в кости. В тот вечер он выиграл. А сегодня проиграл.

Наклонившись ближе и опершись рукой на сиденье, Риордан пристально вгляделся в спящую девушку. Ее влажные губы были полуоткрыты, лунный свет отбрасывал на ее прекрасное лицо пятнистые тени от проносившихся за окном деревьев – причудливый, прихотливо меняющийся узор, напоминавший кружево. Она опиралась головой на руку, пальцы смутно белели в черных волосах. Он прошептал ее имя:

– Касс… Кассандра Мерлин. Беспутная дочка изменника. Грядущая невеста почтенного Филиппа Риордана.

Восторг и ужас переполняли его в равной степени.

Нельзя на ней жениться. Нельзя. Он слишком многое теряет, слишком много людей ждет от него совсем другого. Словно издалека Риордан посмотрел на собственную руку, протянувшуюся, чтобы коснуться выбившегося из прически черного локона. Она вздохнула, и он замер; его пальцы запутались в шелковистых прядях. Надо бежать, бежать немедленно, выпрыгнуть потихоньку из кареты прямо сейчас, пока все спят. Он похлопал по толстому кошельку у себя в кармане. Денег у него полно. Через два дня он будет в Лондоне.

Конечно, Касс будет вне себя. Деньги! Он даст ей денег, и она успокоится. Да-да, очень скоро жизнь вернется в обычное русло. Он от нее не отстанет, пока она не согласится стать его любовницей. Он женится на Клодии и станет выдающимся государственным деятелем. Оливер сможет им гордиться. Все будет хорошо. Просто отлично.

Риордан схватился за ручку дверцы. Прощай, Касс. Ее дыхание было тихим и ровным. Шаль соскользнула у нее с плеча, обнажив руку в тонком рукаве платья. Ее рука шевельнулась, раскрытая ладонь бессильно легла на сиденье между ними.

Помогая себе руками, Риордан подполз к ней поближе и опустил голову на раскрытую ладонь. Тихонько, тихонько… Он ощутил под щекой биение пульса у нее на запястье – легкое, как трепыхание крыльев маленькой птички. Его губы сами собой прижались к ее ладони. Закрыв глаза, он вдохнул ее особый, ни с чем не сравнимый запах. Откуда ни возьмись, пришла железная уверенность, что когда она проснется и обнаружит, что его нет, то непременно заплачет.

Он осторожно сел, глядя прямо перед собой. Похоже было, что Тэсс уснула, пытаясь втиснуться в жилет Уолли. Кора повисла на коленях у Тома, словно тряпичная кукла, спрятав лицо у него между ног, а он сидел, откинувшись назад, и храпел с открытым ртом, как раненый бык.

В висках у Риордана стучала тупая боль, веки налились свинцом. Деревья и кусты, какие-то колючие изгороди проносились за окном с пугающей скоростью. Если он сейчас прыгнет, то разобьется насмерть. Лучше подождать. И вообще, прыгать – это трусость. Он опять тяжело осел в своем углу. Завтра. Завтра он скажет Касс, что не может жениться на ней. Вот прямо так и скажет. Честно и открыто. Она поймет. Черт возьми, да она сама вздохнет с облегчением! Глаза у него закрылись сами собой. Его последним воспоминанием стали ее черные ресницы, лежащие на белых щеках подобно раскрытым испанским веерам.