Спаси меня - Мэннинг Сарра

– Честное слово, я не такая уж страшная, – продолжала она с легкой, почти смущенной улыбкой.

Марго немного расслабилась.

– Давайте просто побеседуем о том, что привело вас сюда и как мы можем вам помочь.

– Ну, мне тридцать шесть, скоро тридцать семь, и я не замужем. У меня никого нет. Совсем никого. Я очень хочу иметь семью, но с каждым днем чувствую, что время уходит, и, если я заморожу яйцеклетки, мне будет легче.

Какой ужас, она произнесла это вслух!

– Я не теряю надежды и все-таки хочу смотреть правде в глаза, – добавила она.

– Я вас понимаю, – сказала Клэр, точно и сама отчаялась найти того самого, единственного, или хоть мало-мальски подходящего. – Теперь мне хотелось бы увидеть более четкую картину вашего репродуктивного здоровья. Вы когда-нибудь беременели?

Спокойным, хорошо поставленным голосом Клэр начала расспрашивать Марго о ее половой жизни, контрацепции и месячных, даты которых Марго отмечала в специальном приложении с тех пор, как у нее появился айфон.

Имея достаточно знакомых с бесплодием, Марго знала, что экстракорпоральное оплодотворение – это не просто когда у тебя берут яйцеклетки, оплодотворяют и вставляют обратно. Это длительный, эмоционально и физически сложный процесс, не всегда приводящий к желаемому результату. Но она понятия не имела, что ей тоже будут колоть гормоны, исследовать и повышать фертильность, пока не придет время извлечь яйцеклетки и заморозить на десять лет.

Марго не могла даже представить, что и в сорок семь лет будет ждать человека, который захочет быть ее мужем и отцом ее ребенка. Причем ребенок будет зачат не обычным способом, а в чашке Петри или в пробирке, хотя, судя по заоблачным ценам, Марго надеялась на оборудование поизысканнее, чем пробирка.

А если мужчина так и не появится, то придется искать донора спермы – вообще кошмар. Несмотря на модные мягкие кресла, все здесь было таким больничным, холодным, бездушным. И никаких, черт возьми, гарантий, что это сработает.

Марго всегда хотела детей, семью, мужа, о котором будет заботиться, а он в свою очередь – о ней. Только теперь она поняла, что этого может не случиться. Скорее всего, придется делать это в одиночку, как и все остальное.

Но самое страшное было впереди. Клэр начала расспрашивать о ее матери, как у той обстояли дела с репродуктивным здоровьем, о чем Марго имела весьма смутное представление, ведь она потеряла маму в восемнадцать, и они о многом не успели поговорить. И разумеется, доктор Дрейпер поинтересовалась, от чего умерла Джуди Миллвуд. «Рак? Рак чего? А бабушка тоже умерла от рака?»

– Возможно, надо взять еще один анализ крови, когда будем делать тест на антимюллеров гормон, – сочувственно сказала Клэр. – Хотите сделать его сегодня или вам нужно время на размышления?

Марго пришла сюда, потому что устала об этом думать. Она готова была сдать кровь, пройти УЗИ и поставить подпись возле галочки.

– Я просто… Я не могу… – выдавила она и подумала, что сейчас заплачет, но ее словно придавило со всех сторон глыбами льда, и она не могла пошевелиться.

Она встала, сказала, что ей нужно подумать, и долго шла по безвоздушному пространству коридора, а затем по лестнице, пока не очутилась на улице. Хватая ртом воздух, она вцепилась в кованую ограду.

Ее захватили мысли, которые она все эти годы безжалостно гнала прочь. Она перенеслась в прошлое, в последний год маминой жизни. В каком-то смысле это были чудесные одиннадцать месяцев. Марго взяла академический отпуск – в надежде, что Джуди поправится, и страх, разъедающий ее изнутри, останется в прошлом.

Они почти не расставались. Да, все это было: утомительная монотонность визитов к врачам, сеансы химиотерапии. Но кроме всего прочего Джуди хотела подготовить Марго к взрослой жизни: учила готовить соус бешамель, менять вилки в электроприборах, отличать хороших мужчин от плохих.

Когда выяснилось, что лечение не помогло, и диагноз стал приговором, Джуди смирилась. Она не стала тратить последние месяцы своей драгоценной жизни на вычеркивание пунктов из списка желаний или беречь силы. Она просто освободила дом в Госпел-Оук, чтобы этого не пришлось делать Марго, и продала его. Разобралась со всеми пенсиями и инвестициями. Нашла адвокатов, бухгалтеров и агентов по недвижимости.

Вот почему Марго не представляла, как можно переехать: эту квартиру видела мама. Она приходила смотреть ее в промежутке между последней химиотерапией и хосписом.

– Да, ты будешь здесь очень счастлива, Марго, – говорила Джуди, облегченно улыбаясь: она сделала все возможное, чтобы устроить дочь.

Хотя мамины силы быстро иссякали, она сделала все, чтобы Марго было легче пережить потерю. И чем же она за это отплатила?

Она так и стояла на тротуаре перед клиникой. Мимо пробегали, толкаясь локтями, безжалостные, вечно куда-то спешащие жители Лондона, а она отгоняла воспоминания о последних неделях в Госпел-Оук, до своего переезда в квартиру в Хайгейте, к новой жизни, а маминого – в хоспис, к неизбежной смерти. О долгих, бесконечных ночах, когда ее отделяла от лежащей за стеной матери собственная трусость. Несмотря на летнюю жару, она поежилась от стыда.

Марго старалась думать не о страшных секретах прошлого, а о своем неопределенном настоящем и еще более туманном будущем. Что, если ей суждено умереть молодой? Вдруг дети появятся после сорока лет, как у мамы, и она уйдет, не успев вырастить и воспитать их хорошими людьми?

Если подумать, и такие мысли приходили все чаще, то может, лучше и вовсе не иметь детей.

Возвращаясь на автобусе на работу, Марго изо всех сил старалась не плакать, отгоняя страх и горькие воспоминания. Она умела справляться с ними в дни рождения и годовщины, но они всегда норовили застать врасплох, когда она чувствовала себя наиболее уязвимой. Тот последний год. Кошмарный, жуткий, отчаянный год. Марго смахнула одинокую слезинку, осмелившуюся проползти по щеке. В офис вошла уже с сухими глазами, хотя чувствовала себя полностью опустошенной, и лишь недоуменно моргнула при известии, что пропал интернет.

– Да? – равнодушно произнесла она.

– Ага! – крикнула Тэнси из своего кабинета. – Чертова Флора перегрызла кабель роутера.

Марго потрясенно ахнула. Она оставила свою питомицу на работе, чтобы не обращаться к Уиллу. Та всегда была образцовой сотрудницей.

– Ты уверена, что это она? Может, у нас мыши завелись? Как ты можешь винить Флору? Она грызет только свои игрушки.

– Застукали на месте преступления, – уточнил Дерек. – В наказание я закрыл ее в твоем кабинете, и она все это время выла.

Неужели Флора сделала это назло? Собака даже не взглянула на Марго, а демонстративно повернулась спиной и обиженно засопела. Как будто это Марго сделала гадость, а не она.

Только этого не хватало. С другой стороны, не удивительно, что Флора проявляет несвойственное ей поведение, ведь они разрушили ее привычный, счастливый мир.

Хватит, пора навести порядок в доме.

40

Уилл

– На тебе лица нет, – сказала Мэри в четверг после обеда, когда Уилл вернулся с «неформальной встречи оффлайн» с Джошем из Blue Sky Solutions. – Плохо прошла встреча?

– Нормально, – заверил ее Уилл.

У матери тоже был кислый вид.

– Значит, бросаешь нас?

Мэри стояла в подсобке, опираясь руками на столешницу, точно опасалась внезапного приступа головокружения, если Уилл сообщит, что уходит.

– Нет, – покачал головой Уилл. – Не бросаю. Я сказал, что меня интересует работа в качестве консультанта, максимум тридцать часов в месяц, и я не согласен работать со всякими кретинами. Затем написал на клочке бумаги свою часовую ставку, прибавив лишний нолик. По-моему, его это не испугало, пообещал в ближайшее время связаться.

– Тридцать часов в месяц – это много…

– Всего четыре дня…

– Ты должен делать то, от чего чувствуешь себя счастливым, – вздохнула Мэри. – Ты чувствуешь себя счастливым?