Панчатантра - Пурнабхадра

И вслед за приказом царя те царские слуги отвели трехгрудую на берег реки и, дав сто тысяч золотых, выдали ее за того слепого. Затем, посадив их на судно, они сказали рыбакам: «Эй! Увезите этого слепого с горбуном и женой в другую страну и доставьте их в какой-нибудь город». И когда это было исполнено, те трое достигли другой страны и, купив дом в одном городе, стали счастливо проводить время. Слепой все время только лежал на кровати и спал, а горбун исполнял домашние дела.

И вот с течением времени трехгрудая нарушила свою добродетель с горбуном и сказала: «О прекрасный! Если как-нибудь погубить этого слепого, то мы счастливо будем проводить время. Найди же где-нибудь яд, чтобы, дав ему и погубив его, я была счастлива». И на следующий день горбун нашел где-то мертвого черного змея. Взяв его, он с радостью в сердце пришел домой и сказал ей: «Прекрасная! Я нашел этого черного змея. Так разрежь его на куски, снабди вкусными приправами и, сказав, что это — рыба, дай его лишенному глаз, чтобы он скорей погиб». И сказав это, Мантхарака снова отправился по дороге к рынку. А она разрезала на куски черного змея, положила в горшок с пахтаньем и водой, поставила сосуд на кухонную печь и, занимаясь сама домашними делами, ласково сказала слепому: «Сын благородного! Сегодня я принесла рыб, которых ты так любишь, и готовлю их. Поэтому возьми ложку и помешай их, пока я занята другими домашними делами». А он, с радостью в сердце слыша это и облизывая уголки рта, поспешно встал, взял ложку и начал помешивать. И когда он помешивал, то от прикосновения насыщенного ядом пара с глаз его малопо-малу начала сходить пленка. А он, видя в этом целебное средство, с усердием подставил глаза под пар. И вот когда, уже ясно видя, он посмотрел, то увидел в горшке лишь куски черного змея. Тогда он подумал: «Ох! Что это? Ведь мне было сказано, что тут рыба, а это — куски черного змея. Поэтому я пока разузнаю получше, сделала ли это трехгрудая, замыслил ли это Мантхарака, чтобы погубить меня, или кто-нибудь другой». Подумав так, он скрыл свое состояние и продолжал делать работу, как слепой. Между тем пришел Мантхарака и без боязни начал наслаждаться с трехгрудой объятиями, поцелуями и другими ласками. А слепой, видя все это и не найдя никакого оружия, как прежде, словно ослепший от гнева, подошел близко, схватил Мантхараку за ноги и, повертев его над головой, благодаря своей силе, ударил им трехгрудую в сердце. Тогда от удара телом горбуна ее третья грудь вошла внутрь, а горбун, ударясь спиной о ее грудь, стал прямым.

Поэтому я и говорю: «Слепому, и горбатому...». Овладевший золотом сказал: «О! Это ты сказал правду. Счастье всегда приходит по благосклонности судьбы. И все же, признавая судьбу, человеку не следует оставлять рассудительность, как ты оставил ее, не послушавшись моих слов».

Сказав так, овладевший золотом простился с ним и вернулся к себе домой».

И здесь окончена пятая книга под названием «Безрассудные поступки»,, первый стих которой гласит:

Что плохо видел ты, не знал, не делал и не испытал, ||Остерегайся совершать, — не подражай цирюльнику! (1)

С ее окончанием окончена наука разумного поведения «ПАНЧАКXЬЯНАКА»[502], называющаяся также «ПАНЧАТАНТРА».

Приложения

«Панчатантра»

Немногие книги оказали такое глубокое воздействие на литературу всего мира, как сборник рассказов и басен «Панчатантра», созданный в Индии в первой половине I тысячелетия н. э.

Художественное значение «Панчатантры» несоизмеримо с теми практическими задачами, которые ставил перед собой ее автор. Книга была задумана как наглядное руководство для правителей, излагающее основы жизненной мудрости в притчах, стихотворных изречениях и прозаических повествованиях.

Поучения для правителей неоднократно составлялись в древней Индии. Наиболее раннее из них принадлежит легендарному Каутилье (Вишнугупте), советнику царя Чандрагупты. Сочинение Каутильи «Каутильяшастра» (Каutiliyaçāstra) послужило одним из источников для автора «Панчатантры». Само имя создателя «Панчатантры» Вишнушарман, по мнению большинства ученых, указывает на связь этой книги с сочинением Вишнугупты.

В трактате Вишнугупты, как и в других древнеиндийских рассуждениях об искусстве правителей, подробно перечисляются различные науки, знание которых необходимо для властелина. Наибольшее значение придавалось изучению нравственного закона (dharma), житейской пользы (artha) и любви (kāma).

О божественном происхождении системы обучения, состоящей из этих трех частей, повествуется уже в древнеиндийской эпической поэме «Махабхарата» (XII, 59).

В стихотворных афоризмах «Панчатантры» главные правила науки житейской мудрости выражаются в четких формулах, иногда точно совпадающих с изречениями законов Ману и других древних сводов правил[503]. Эти мысли иллюстрируются иносказаниями и прозаическими рассказами, объединенными в пяти частях сборника. Каждая часть излагает и иллюстрируем одно из основных положений науки о правильном поведении (житейской и государственной мудрости — nīti). Это, по-видимому, отражено и в самом заглавии, так как санскритское tantra в названии «Панчатантра» (как и в сочинении Каутильи) может иметь значение — «основное положение» (откуда позднейшее значение — «раздел, излагающий одно из основных положений»)[504], соответственно Pancatantra — «пять назидательных книг» (излагающих пять основных положений nīti).

Назидательный характер книги отнюдь не означает, что она состоит из морализаторских рассуждений. Автор стремился преподать правителям уроки политической мудрости, часто резко расходящейся с требованиями нравственности. Во многих рассказах он показывает, что только хитрость и обман могут привести к удаче. Одним из наглядных примеров может служить сюжет третьей книги, где повествуется о гибели сов, вызванной хитростью их врага. Стихотворные рассуждения о значении соглядатаев в этой части «Панчатантры» служат как бы реальным комментарием к аллегорическому рассказу о борьбе ворон и сов.

В своем стремлении изобразить подлинную сущность государственной деятельности автор «Панчатантры» не скован никакими обязательными канонами морали. Его внимание сосредоточено не столько на нравственном законе (dharma), сколько на непосредственной выгоде, приобретении, пользе (artha). Поэтому и последствия хороших поступков, и плоды недобрых дел расцениваются им прежде всего с практической точки зрения. Достоинства настоящей дружбы проявляются прежде всего тогда, когда друзья выручают друг друга из беды.

В первой книге «Панчатантры» доверчивость льва и быка, поверивших клевете шакала, приводит их к несчастью.

Изображение реальных жизненных отношений сочетается в «Панчатантре» с язвительным разоблачением показной нравственности, прикрывающей громкими словами преступления и пороки. В третьей книге мы видим хищника, который возвышенными речами, начиненными нравственными заповедями, обманывает свои жертвы и затем убивает их. Как показная нравственность противопоставляется действительным правилам житейской мудрости, так и ложная ученость развенчивается благодаря столкновению ее со здравым смыслом. В пятой книге «Панчатантры» познания осла в области теории музыки не спасают его от наказания. Всего ярче противоречие между бессмысленными научными знаниями и практическим пониманием жизни обнаруживается в басне о воскрешении льва — в пятой книге. Научные познания, благодаря которым можно оживить мертвого льва, оказываются бессильными, когда хищник воскресает. Здравый смысл того, кто предвидел последствия злоупотребления наукой, торжествует над ученостью, применение которой было ненужным и опасным.

Вместо проповедей и научных сведений, непригодных в житейской практике, автор «Панчатантры» развертывает перед читателем картины повседневной жизни во всей ее сложности и противоречивости. Рядом с иносказаниями и баснями мы встречаем в «Панчатантре» искусные реалистические новеллы, изображающие действительность с непревзойденным мастерством. Индолог XX в. Ф. Эджертон был прав, когда указывал на то, что не все рассказы «Панчатантры» (даже в ее первоначальной редакции) преследовали непосредственную политическую цель[505]. Но каждый из этих рассказов был необходимой составной частью того изображения человеческого общества, которое вся книга в целом должна была дать читателю.

Перед нами проходят люди различных каст и профессий, сцены семейной жизни и картины политической деятельности. Мы посещаем то келью отшельника, то царский дворец, то дом ремесленника, то хижину земледельца. Острый взгляд автора «Панчатантры» обнаруживает жадность монахов, глупость и коварство правителей, суеверие брахманов. Беспощадность реалистического разоблачения действительности, ее лаконическое и язвительное изображение сразу же напоминает читателю итальянские новеллы Возрождения. Эта аналогия является не случайной, потому что «Панчатантра» была родоначальником ряда произведений восточной литературы, послуживших прообразом для «Декамерона».