Большая нефть - Елена Толстая

Теплиц теперь было несколько. Ольга руководила довольно большим хозяйством. Работали у нее в основном женщины. Они и сажали, и ухаживали за саженцами, и следили за урожаем. По вечерам собирались — читали и разбирали статьи из агрономических журналов. Иногда делились рецептами. В общем, жизнь кипела.

Зная деятельный характер супруги, Макар Степанович нечасто вникал в ее работу. Ольга все делала правильно. Раз в месяц представляла отчеты. «Не отчеты — поэма!» — высказывался насчет них Дорошин, скромно краснея от гордости за супругу.

Появление Ольги в вечерний час обрадовало Дорошина. Он заключил, что сегодня она решила не засиживаться допоздна со своими «девочками» (многие из «девочек» — пенсионного возраста) и вместе с Макаром пойти домой. Но дело повернулось иначе.

— Оля! — Дорошин поднялся с места. — Оля, что ты здесь делаешь?

— Сейчас я не Оля, а Ольга Валерьевна! — отрезала Дорошина.

Дорошин помрачнел.

— Понятно. Слушаю вас, Ольга Валерьевна.

Женщины, вошедшие вслед за Ольгой, топтались на пороге. Макар посмотрел на них с досадой. Ах, Ольга, не одна пришла, а с кавалерией!..

— Макар! — с нажимом начала Ольга.

Дорошин поднял ладонь, останавливая ее.

— Это дома я тебе Макар, а здесь я Макар Степанович.

Вот так-то, Ольга Валерьевна. Как вам это понравится?

Ольга Валерьевна и глазом не моргнула.

— Хорошо, Макар Степанович, дома мы разберемся… — пригрозила она. — Значит, так. В Междуреченске процветает спекуляция. Прямо у вас перед носом, товарищ Дорошин. А вы ничего и не замечаете…

Дорошин едва сдержался, чтобы не ахнуть. Однако его растерянность не укрылась от проницательного взора женщин.

— Именно так, — подтвердила одна из них. — Макар Степанович! Продавцы нечисты на руку. Пользуются тем, что телевидение начало показывать… В городе же спрос на телевизоры огромный. И поэтому…

— Поэтому, — перебила Ольга, — телевизоры продают из-под прилавка в три цены, а остальные достаются начальству.

В доме у Дорошиных уже стоял телевизор, и Макар Степанович полагал, что куплен он на общих основаниях. Но Ольга не шутила. Судя по ее виду, она вполне была в состоянии забрать их личный телевизор и отдать его в другую семью, не «начальственную». Что ж, поступок в ее духе — Дорошин, в общем, не стал бы возражать. Но все-таки он надеялся разрешить конфликт на более глобальном уровне. И не такими экстремальными методами.

— Макар Степанович, — заключила Ольга, — трудящиеся просят вас проследовать с нами для наведения порядка.

— Хорошо, — согласился Макар Степанович. — Подождите меня в коридоре.

Работницы вышли. Ольга замешкалась на пороге. Она хотела объяснить, что вела себя так для того лишь, чтобы подчеркнуть свою объективность. Пусть она и жена партийного руководителя, но не спустит покровительства спекулянтам никому. Даже собственному родному мужу. Который, впрочем, спекулянтам не покровительствовал — а просто о них не знал.

— Вы тоже, пожалуйста, выйдите, Ольга Валерьевна, — невозмутимо сказал Дорошин.

Ольга вспыхнула:

— Ведете себя как барин, Макар Степанович! Заставляете себя ждать!

Макар кивнул ей на дверь. Ольга вышла. Слышно было, как шумят в коридоре работницы. Дорошин убрал в стол бумаги, постоял перед зеркалом, чтобы успокоиться, и наконец тоже покинул кабинет.

— Я готов, — объявил он.

Большой магазин промтоваров в центре Междуреченска был выстроен год назад. Ассортимент был вполне удовлетворительный. Очереди выстраивались нечасто, разве что привозили какой-нибудь дефицит. В последний раз это были термосы.

Но такой очередюги Макар Степанович не ожидал. Темная клубящаяся масса пыталась штурмовать двери магазина. Двери были наглухо закрыты. Еще немного — и люди начнут бить витрины. В магазине горел свет, но никаких признаков жизни оттуда не доносилось.

Дорошин поправил пиджак и смело вышел из машины навстречу разбушевавшейся толпе. Ольга выскочила вслед за ним, настороженно глядя по сторонам. Любая попытка причинить вред ее мужу — и Ольга вцепится…

Но Дорошин не боялся толпы и знал, как с ней обращаться. Несмотря на хрупкую, неприметную внешность, невысокий рост и негромкий голос, он обладал задатками настоящего лидера.

— Товарищи! Това-ри-щи! — заговорил он.

Гомон сперва не прекращался, а потом вдруг начал стихать. Люди услышали, что приехал начальник.

— Бей спекулянтов! — выкрикнул кто-то.

Дорошин повысил голос:

— Товарищи!

Ольга подхватила:

— Тишина! Прибыл первый секретарь партии! Мы уже высказали ему все наши претензии, теперь он разберется на месте.

— Прошу выслушать меня! — Голос Дорошина окреп.

— Под суд спекулянтов!

— Арестовать расхитителей!

— Тихо! — рявкнул Дорошин. — Разрешите мне зайти в магазин. Мы создали комиссию по расследованию фактов спекуляции. — Он указал на Ольгу и еще одну работницу, которая косила глазами по сторонам и поджимала губы. — Если будут действительно обнаружены факты нарушения закона, то виновные будут немедленно задержаны. Мы передадим их в руки правосудия, и они понесут наказание.

Он пошел вперед. Люди неохотно расступались. Дорошин остановился перед запертой дверью и позвонил несколько раз, уверенно и спокойно. Спиной он чувствовал взгляды десятков, сотен пар глаз.

Возле двери послышалась возня.

— Это Макар Степанович Дорошин, — проговорил Макар отчетливо. — Прошу открыть дверь и впустить комиссию по расследованию фактов возможной спекуляции телевизорами.

Дверь приоткрылась ровно настолько, чтобы Макар, Ольга и еще две работницы смогли просочиться внутрь. Толпа пыталась было ворваться в осажденную крепость, но дверь тотчас же захлопнулась.

Перед Дорошиным стоял бледный, как стена, заведующий магазином.

— Вы парторг? — Он уставился на Дорошина обезумевшими от страха глазами. — Спасите нас!

— Где работники магазина? — резко осведомился Дорошин.

— Заперлись… в подсобках… Боятся выходить.

— Что вообще происходит? — Дорошин уселся. Заведующий продолжал стоять. Макар Степанович слышал, как лязгают его зубы.

— Товарищ Дорошин, поймите правильно… Я боюсь толпы. Неуправляемой толпы. А там — женщины… Они же все на свете сметут на своем пути, если им надо… И ведь не хлеб для детей, не молоко… Помните — в годы войны… Нет, телевизоры. Предметы роскоши. И я — боюсь.

— Советский труженик имеет полное право обладать предметом роскоши, — сухо ответил Дорошин. — Он заработал это право честным трудом. А полноценный отдых и достойный быт, между прочим, не менее важны, чем хлеб.

— Я знаю, знаю, — забормотал заведующий. Его ничуть не удивляло, что ему проводят политинформацию чуть ли не на поле боя. На самом деле Дорошину важно было успокоить его, а лучший способ для этого — сказать что-нибудь непреложное и очевидное.

— Изложите обстоятельства, — велел Дорошин.

— Днем привезли новую партию телевизоров, — послушно заговорил заведующий. — Об этом тут же стало известно в городе. И кто-то распустил слух, что все телевизоры разойдутся только по большим начальникам и спекулянтам. Собралась толпа. Никаких намерений спекулировать у нас и в мыслях не было. Как в Междуреченске, простите, спекулировать, если каждый телевизор на счету и все друг друга знают? Господи, да хотя бы этот аргумент… Не говоря уж о том, что мы… — Он приложил руку к сердцу, как бы не в силах сформулировать простую мысль: продавцы — такие же честные труженики, как и все советские люди.

— Почему закрылись?

— Пока порядка не будет, продавцы в зал не выйдут. Их же на части разорвут!..

— Почему вы не вышли к людям и не объяснили им ситуацию? — спросил Дорошин.

— Так нам же не верят! — воскликнул заведующий. — Убить грозятся.

— Так, — сказал Дорошин. — Выходите в зал. Немедленно. Работать будем, пока не закончится товар. Понадобится — так и ночью. Я не уйду. Ни я, ни члены комиссии… Ольга, с кем дети?

— Я попросила Дору Семеновну, — сказала Ольга Валерьевна, на миг становясь просто Ольгой.

— Хорошо. — Дорошин командовал быстро, как на поле сражения, и никто не осмеливался ему возражать. — Членов комиссии, — он посмотрел на женщин, — прошу оставаться в зале. Помните, вы представляете народный контроль трудящихся. Вам ясно?

— А что это значит? — спросила молодая работница.

Старая тоже не слишком понимала, но спрашивать постеснялась. Скажут еще: дожила до седых волос — а не знает.

— Это значит, что все должны вас слушаться. Вы представители народа. У нас в стране власть рабочих и крестьян, — объяснил Дорошин. — Вот вы и есть власть. Всё, товарищи. Приступайте к работе.

Он вышел из магазина, и его сразу же обступила толпа. Кругом шумели, мешали говорить. Совсем близко раздался выкрик: