В шаге - Юрий Никитин

разнорабочие и всякие люмпены, потерявшие работу или очень уж недовольные ею. Но на лучшее не берут, вот и готовы разрушить весь мир…

Я покачал головой.

– Не рискуйте. Там есть и с высшим, ибо что теперь высшее?.. Кто вообще теперь без высшего?.. Только подростки.

Он сказал, защищаясь:

– Я имел в виду взрослых.

– Взрослые тоже разные, – сказал я с сожалением. – Высшее не гарантирует хоть каплю ума. К сожалению, теперь это просто корочка.

– Ну да, – согласился он, – при приёме на работу на дипломы теперь не смотрят. У всех ими стены завешаны от прихожей и до туалета.

– Пора обои выпускать в виде дипломов, – буркнул Страйдер ещё угрюмее. – А что? Новинка. Можно такие бабки срубить.

Заслышав наши голоса или увидев на дисплеях, вышли из лабораторий и подошли ещё Анатолий и Влатис. Анатолий взглянул на площадь и с тяжёлым вздохом отвернулся, Влатис продолжал рассматривать с интересом натуралиста, увидевшего нетипичное поведение муравьёв.

– Катон, – произнёс он, – когда нужно было обратиться к народу, начал так: «Тяжело говорить с желудками, у которых нет ушей». Ещё хуже, что нет и мозгов. А у кого есть, в толпе отрубаются начисто.

– Да, – согласился Анатолий, – стадный инстинкт рулит! Когда-то именно он создал общество и сделал людей царями природы!.. Но к звёздам, увы, вряд ли…

Влатис аристократически наморщил нос.

– Революция, – изрёк он, – каникулы жизни!.. Сколько ни давай толпе свобод, ей всего мало, пока существует хоть что-то запретное… Это у нашего директора в крови.

Фауст быстро взглянул в мою сторону.

– А он при чём?

– У всех у нас в крови, – пояснил Влатис, – но он как бы символ!.. Даже он – дикий разрушитель в своей тёмной и полной непристойных тайн душе. Но, в отличие от нас, держит себя в кулаке так, что пищит, но поступает по уму! Ум – это тот же разум, хотя и не совсем, но если смотреть сбоку и вприщур, то вполне.

Анатолий повернулся, взглянул на толпу и с ещё более тяжёлым вздохом повернулся к ней спиной.

– Человек рождён не для удовольствия, – сообщил он нам веско, – а для радости. Но толпа разве понимает разницу? Чем и пользуются всякие поджигатели народных протестов, революций и даже войн.

– И становятся президентами, – сказал Уткин язвительно, – после чего спешно закручивают гайки и диктаторствуют так, что Калигулы воззавидуют.

Фауст потёр ладони, словно вытирал их после омовения, сказал со вздохом:

– Если чё, я в лаборатории… В старину народ составляли святые, а не толпа народа. Сейчас святых заменили учёные мирового класса! Однако толпа всё ещё уверена, что она и есть народ.

Влатис направился к двери своего кабинета, буркнул:

– Толпе поддакивают те, кто ведёт это стадо туда, куда хотят привести. А любой из нас верит тому, чему хочет верить. Мы что, не люди?.. Вон Страйдер ещё тот козёл, а значит, человек.

– Человек из народа, – поддакнул Анатолий, но посмотрел на обиженного Страйдера и уточнил, – но выше пояса он всё-таки человек. По большей мере.

– А ниже?

– Толпа, – изрёк Анатолий. – Что ходит на митинги и забастовки. Все мы – творцы выше пояса и разрушители ниже. Ибо человек – чудо природы!

– Царь природы, – уточнил Анатолий. – Пока ещё царь.

Уткин сказал недовольно:

– Только не начинай о своём искусственном интеллекте и ретроказуальности, что всех нас спасёт!.. У меня пятки начинают чесаться.

– А что ещё остаётся? – ответил Анатолий. – Никто из нас, даже я, не представляет, какие бездны ада выпустим!.. Человек – это тонкая плёнка на огромном котле кипящего молока тёмных звериных инстинктов!..

Уткин сказал с подчёркнутой брезгливостью:

– Ну, это не новость…

Анатолий напыжился.

– Тогда для тебя новость, что человек появился именно благодаря запретам?.. И все библейские заповеди это: не согреши, не солги, не возжелай, не имей…

Уткин поморщился.

– Думаешь, эти запреты придумали составители Библии?

Анатолий отмахнулся.

– Ясно, что раньше, но авторы те, кто записал и ввёл в Закон!

Уткин сказал с иронией:

– Скажите ещё, что евреи умнее остальных, потому что в Торе запретов больше, чем дней в году!.. На самом деле сейчас всё наоборот! Запреты, как все видят, отпадают один за другим. «Бабе дорога от печи до порога» с грохотом рухнуло, за педерастию уже не сажают, мужчины начинают красить губы и анусы, секс наконец-то получил свободу…

Он улыбался победно, я даже подумал, что в самом деле недопонимает, но вряд ли, просто ёрничает, не любит проигрывать в споре, старается взять верх даже за счёт не совсем честных приёмчиков.

Анатолий смотрел исподлобья, явно тоже не поверил, что Уткин, который вроде бы не дурак, опустился до таких доводов, достойных разве что дворника из гастарбайтеров, наконец вяло махнул рукой.

– Ладно, считай, как знаешь. Умолкаю.

Уткин улыбнулся было победно, но я успел увидеть в его глазах смущение, не тот уровень доводов, за подобные приёмчики могут просто игнорировать в серьёзных спорах.

– Да брось, – сказал он другим тоном, – человечество всегда выкарабкивалось. И не такие вызовы были.

– Таких не было, – отрезал Анатолий. – Да, раньше чума могла опустошить почти всю Европу, но за два-три поколения её заселяли снова как ни в чём не бывало, а сейчас случись что всего лишь с электричеством… мир рухнет!.. Да что там электричество, отключись всего-навсего интернет, и на планете хаос!..

Уткин сказал задумчиво:

– Потому сейчас нельзя допустить, чтобы даже бабочка взмахнула крыльями не в ту сторону?

Анатолий лишь вздохнул, а Страйдер, что наблюдал за спором молча, сказал безапелляционно:

– Потому так необходим нейролинк! Все строем в едином порыве под пенье Интернационала!

– Не подливай в костёр бензинчика, – сказал Анатолий. – Сейчас и так многие против. Куда ни плюнь, попадёшь в Константинопольского!

Меня как шилом кольнуло, даже Анатолий заметил, что я вздохнул, но лишь грустно улыбнулся, всех нас этики достали попытками затормозить прогресс, чтобы не выветривались из человека духовность и богоносность.

Через три часа, когда снова вышли как бы на перекур, хотя никто не курит, на площади народа стало поменьше, но появилась импровизированная площадка, взбираются по несколько человек и что-то кричат в толпу, живо размахивая верхними конечностями, которыми совсем недавно хватались за ветки.

Фауст тоже вышел, потирая кулаками покрасневшие от непрерывного вглядывания в экран глаза, бросил косой взгляд через перила.

– Какую пользу обществу в нашем мире может принести тело, в котором всё, от кончиков ушей до пальцев на ногах – только брюхо и гениталии?

Я сказал успокаивающе:

– Не заводись и не говори так нетолерантно о человеке. Раньше для ручного труда были нужны, а сейчас… не в газовые же камеры?..