Шаг до страсти - Эвелин Энтони

— Ты стала горячей, как огонь, ты это знаешь? Люблю горячих женщин. Что я буду делать без тебя в Англии?

— Не знаю, — сказала Джуди. Она еще не перестала сердиться, никогда в жизни она не была такой раздражительной. Она чуть не заплакала. По-видимому, он заметил это, потому что перестал дразнить ее. Он закурил русскую сигарету и дал ей; несколько мгновений они сидели, не произнося ни слова. Первой заговорила Джуди:

— Я подумала сегодня, что, если бы я не разочаровалась в Ричарде, я бы никогда не поехала на Барбадос и никогда бы не встретила тебя. И что бы ты тогда делал, когда все это на тебя свалилось? Ты все равно решил бы перейти к нам?

— Не уверен, — ответил Федор. — Сейчас я могу сказать «да», поскольку так получилось. Но, не встретив тебя, я, возможно, пошел бы другим путем, самым простым и легким. Конечно, я бы никогда не дал себя арестовать. Никакого суда, Джуди, никакой казни как предателя. Если мне было бы суждено умереть, это не была бы еще одна политическая ложь для русского народа. Правда ценна сама по себе, думаю, я научился этому у тебя.

— И вера тоже, — сказала она. — Я молилась за тебя. Можешь смеяться сколько твоей душе угодно.

— Я не смеюсь, — проговорил Свердлов. — Мне нужны союзники, откуда бы они ни были. Даже твой несуществующий Бог. Ну, не сердись. Я рад, что ты молилась. Может быть, Бог и есть. Может, было и тамариндовое дерево, которое восстало против законов природы из-за того, что человека невинно осудили. Ты веришь в эти сказки, а я нет. Возможно, вера сделала тебя такой, какая ты есть. Если это так, я не буду ссориться с твоей верой. Если я скажу, что люблю тебя, ты мне тоже поверишь?

— Я бы не хотела, чтобы ты говорил это, — сказала Джуди. — Пожалуйста, не говори.

— Ладно, — уступил Свердлов. — Возьму свои слова обратно, чтобы можно было сказать их в другой раз. Я пойду к себе в контору поспать.

— Ты же знаешь, что можешь остаться здесь, — сказала она. — У нас есть свободная постель.

— Нет, — ответил Свердлов. — Я не хочу так оставаться с тобой. Пойду. Ты меня поцелуешь? На счастье, завтра?

— О боже мой, — сказала Джуди. — Я очень боюсь завтрашнего дня.

Глава 9

Посол пригласил Фергуса зайти. Рано утром из Лондона пришла шифровка с грифом: «Весьма срочно». Ее вручили послу, как только он вошел в свой кабинет. Он прочитал ее, прежде чем приступить ко всем другим бумагам; положив на стол, скорчил недовольную мину. В ней содержалась новость, которая не могла порадовать человека, занимающего его пост: в рамках посольства начинается крупная разведывательная операция. Вежливо, но самым решительным образом ему предписывалось оказать в ее проведении самую полную поддержку. Лодеру, опытному и умному детективу из военной разведки, давались неограниченные полномочия, а все сотрудники посольства обязаны помогать ему. Такая же просьба относилась ко всем британским компаниям и подданным, которые могут получить подтверждение этого распоряжения в посольстве. Другими словами, Лодер мог попросить луну с неба, и, если попросит, ее следует достать для него.

Посол, воспитанный в традициях государственной службы, имел блестящий ум и был светским человеком. Он по-старомодному относился к своим обязанностям, не работал, а священнодействовал, к своим коллегам он тоже относился с чувством высокой ответственности. Все, что могло бросить тень на посольство или кого-то, связанного с ним; пошлые интриги или скандалы низкого пошиба вызывали у него особенное отвращение. Полученная из Лондона инструкция констатировала, что Лодеру поручается принять перебежчика из Советского Союза, этим и объяснялось предоставление ему «карт-бланша».

Посол понимал, что это совпадает с информацией, полученной от военно-воздушного атташе. Он сразу же поспешил переадресовать эту информацию службе Лодера в надежде, что речь не идет о значительной фигуре и обойдется без непосредственного участия посольства. Теперь же оказывается, что, кем бы ни был человек, обратившийся за убежищем, этому факту придается первостепенная важность. Как бы послу ни хотелось избежать этого, ему приходилось согласиться с вовлечением посольства в шпионские игры. Профессия дипломата — это профессия, сопряженная с высоким понятием о чести, это высокое искусство, и он считал шпионов и шпионаж делом настолько грязным, что джентльмену следовало бы в мирное время держаться подальше от этого занятия. Но особенное отвращение к шпионажу он питал потому, что членов дипломатической службы постоянно пытались склонить к измене и навлечь на их голову и на голову всей службы несмываемый позор, а поэтому все они постоянно находились в поле зрения лодеров всего мира. С час он разбирался с самыми неотложными делами, затем пригласил к себе Фергуса Стефенсона.

Посол был самого высокого мнения о Стефенсоне как дипломате, имея в виду и его профессионализм, и человеческий такт, а потому относился к нему с теплотой. Ему нравилась Маргарет, которая делала все, чтобы быть приятной, и никогда не позволяла себе заслонить жену посла, когда они выступали в своей официальной роли. Он считал, что они со Стефенсоном сделаны из одного теста, поэтому ему и в голову не приходило утаить от него какую-нибудь деталь «зеленой» телеграммы или свои выводы о ее значении. Он должен посвятить своего помощника во все детали, ибо именно ему, возможно, предстоит принимать решения. Посол уезжал на уик-энд в Калифорнию. Обязанность оказывать содействие Лодеру, а также принимать меры в отношении всего, что могло произойти за эти три дня, возлагалась на Фергуса Стефенсона.

— Не могу вам передать, насколько не по душе мне эта история, — сказал посол. — Я бы лично протестовал. Мы не часть разведывательной структуры, и у них нет никакого права вовлекать нас в свои делишки. Безусловно, получится, что все это придумано в моем посольстве и что не обошлось без моего участия! Я буду возражать, но все равно не поможет.

— Телеграмма многозначительная, — заметил Фергус. — Этот русский должен быть очень важным членом их команды. А вообще они могли бы проявить уважение и сообщить вам его имя. Лично мне это больше всего не нравится: говорят, помогай, а сами не оказывают полного доверия.

— Я ничего не желаю знать о нем, — сказал посол. — Когда Ричард Патерсон начал рассказывать мне об этом деле, я тут же остановил его. Перебежчики и двойные агенты — не мое дело. Он же прямо загорелся, по-моему, уже мысленно готовит дырку для ордена. Я велел передать все материалы Лодеру.

В этот момент с глаз Стефенсона спала пелена. Услышав впервые от жены эту историю, он все еще пребывал в шоке от ее сообщения по телефону о зажигалке, парализовавшего его; казалось, часть мозга пребывала в состоянии анемии. Ричард Патерсон знал о русском перебежчике, вот что Стефенсон сразу выделил для себя, отбросив ненужные детали вроде рыданий Рейчел Патерсон и ее ревности. Патерсону рассказала о перебежчике его любовница, к которой он ездил в Нью-Йорк до тех пор, пока он, Стефенсон, по наущению Лодера не велел Ричарду прекратить эти вояжи.