Лишь время покажет - Джеффри Арчер

Эмма не прислушалась к его словам — ей, как и мистеру Чемберлену, не хотелось верить в их правоту.

Она писала Гарри по два, а то и три раза в неделю, несмотря на то что упорно трудилась, готовясь к вступительным экзаменам в Оксфорд.

Когда Гарри вернулся в Бристоль на рождественские каникулы, они с Эммой проводили вместе все время, какое им удавалось выкроить, хоть он и старался не попадаться на глаза мистеру Баррингтону.

Эмма отказалась поехать с родными в Тоскану, не скрывая от отца желания остаться с Гарри.

С приближением ее вступительного экзамена количество часов, которые она проводила в комнатке «Древности», произвело бы впечатление даже на Дикинса. Зато у Гарри складывалось мнение, что она собиралась блеснуть перед экзаменаторами не хуже, чем годом раньше — его друг-отшельник. Всякий раз, когда он высказывался на этот счет при Эмме, та напоминала, что на одну девушку-студентку в Оксфорде приходится двадцать юношей.

— Ты всегда можешь пойти в Кембридж, — не подумав, предложил Джайлз.

— Где царят еще более доисторические нравы, — подхватила Эмма. — Они по-прежнему не присуждают ученых званий женщинам.

Но больше всего она страшилась не провала в Оксфорде, а того, что, когда она туда поступит, уже объявят войну и Гарри завербуется в армию и отправится воевать далеко-далеко от Англии. Всю жизнь она видела бесчисленных женщины в неизменном трауре — в память о мужьях, возлюбленных, братьях и сыновьях, так и не вернувшихся с войны, про которую никто больше не говорил, будто она должна положить конец всем войнам.

Она умоляла Гарри не уходить добровольцем на фронт, а хотя бы дождаться призыва. Но после того, как Гитлер вторгся в Чехословакию и аннексировал Судетскую область, Гарри уже не сомневался, что война с Германией неизбежна и, как только ее объявят, он тут же наденет форму.

Когда он пригласил Эмму на бал в День поминовения [52] в конце первого курса, она твердо решила не обсуждать с ним возможность войны. А заодно приняла еще одно решение.

Эмма приехала в Оксфорд утром перед балом и остановилась в отеле «Рэндольф». Остаток дня Гарри, уверенный, что через считаные месяцы она приступит к учебе здесь же, показывал ей Сомервилль-колледж, Музей Ашмола и Бодлианскую библиотеку.

Девушка вернулась в отель пораньше, чтобы приготовиться к балу. С Гарри они договорились, что он зайдет за ней в восемь.

Он появился в дверях отеля за несколько минут до назначенного срока. На нем был стильный темно-синий смокинг, подаренный матерью на девятнадцатый день рождения. Гарри позвонил Эмме в номер с конторки портье, чтобы сообщить, что прибыл и ждет в фойе.

— Сейчас спущусь, — пообещала она.

Минуты шли, и Гарри начал расхаживать по фойе, гадая, сколько значит это «сейчас». Но Джайлз частенько говорил ему, что чувство времени передалось ей от матери.

А затем он увидел ее стоящей на верхней ступеньке лестницы. Он не шелохнулся, когда она медленно начала спускаться. Бирюзовое шелковое платье без бретелек подчеркивало ее изящную фигуру. Все остальные юноши в зале, похоже, готовы были поменяться местами с Гарри.

— Ух ты, — выговорил он, когда она оказалась у подножия лестницы. — Вивьен Ли, да и только! Кстати, чудесные туфли.

Эмма решила, что первая часть ее плана выполняется успешно.

Они вышли из отеля и рука об руку направились к площади Редклифф. Когда они вошли в ворота колледжа Гарри, солнце уже клонилось за Бодлианскую библиотеку. Никто из тех, кто в тот вечер вступал под своды Брейзноуза, не предполагал, что Британия находится в считаных неделях от войны и больше половины юношей, собравшихся танцевать всю ночь напролет, никогда не увидят выпуска.

Но разве могли об этом думать беззаботные юные пары, танцевавшие под музыку Коула Портера и Джерома Керна. Пока несколько сот студентов и их гостей выпивали шампанское ящик за ящиком и поглощали горы копченого лосося, Гарри старался ни на миг не выпускать Эмму из виду, опасаясь, что какой-нибудь наглец попытается ее умыкнуть.

Джайлз выпил шампанского чуть больше, чем следовало, съел слишком много устриц и за весь вечер не танцевал дважды с одной и той же девушкой.

В два часа утра оркестр танцевальной музыки Билли Коттона заиграл последний вальс. Гарри с Эммой прижались друг к другу, покачиваясь в ритме мелодии.

Когда дирижер наконец поднял палочку для государственного гимна, Эмма невольно обратила внимание на то, что все юноши вокруг нее, насколько ни были пьяны, замерли по стойке «смирно» и затянули «Боже, храни короля».

Гарри и Эмма неторопливо прогулялись до «Рэндольфа», болтая о пустяках, — им не хотелось, чтобы этот вечер заканчивался.

— Ну, по крайней мере, ты вернешься сюда через две недели на вступительный экзамен, — заметил Гарри, пока они поднимались по ступенькам к отелю, — так что довольно скоро я снова тебя увижу.

— Верно, — подтвердила Эмма, — но у меня не будет времени отвлекаться, пока не сдам последнюю работу. А вот когда с этим будет покончено, остаток выходных проведем вместе.

Гарри уже собрался поцеловать ее на прощание, но девушка его остановила.

— Ты не поднимешься ко мне в номер? — шепнула она. — У меня есть для тебя подарок. Не хочу, чтобы ты думал, будто я забыла о твоем дне рождения.

Вид у Гарри был удивленный, как и у портье, когда юная пара, держась за руки, поднялась по лестнице. Когда они добрались до номера Эммы, та некоторое время взволнованно возилась с ключом, пока дверь все же не открылась.

— Я скоро вернусь, — пообещала она и скрылась в ванной.

Гарри сел на единственный в номере стул и стал думать, что бы ему больше всего хотелось на день рождения. Когда дверь ванной открылась, приглушенный свет обрисовал силуэт Эммы. На смену изящному платью без бретелек пришло гостиничное полотенце.

Пока она медленно приближалась, Гарри слышал, как колотится его сердце.

— По-моему, на тебе слишком много надето, милый, — заметила Эмма, стянув с него смокинг и уронив на пол.

Дальше она развязала галстук-бабочку, затем расстегнула пуговицы на рубашке, и оба предмета одежды составили компанию смокингу. Пара туфель и пара носков последовали за ними, а потом Эмма медленно стащила с него брюки. Она уже собралась избавиться от последнего оставшегося препятствия, когда он подхватил ее на руки и понес на другой конец спальни.

Едва он бесцеремонно сгрузил ее на кровать, полотенце упало на пол. Эмма часто представляла себе это мгновение с тех пор, как они вернулись из Рима, и думала, что ее первый опыт окажется неловким и неуклюжим. Но Гарри был нежен и внимателен, хотя явно волновался не меньше ее самой. А потом она лежала в его объятиях, не желая засыпать.

— Тебе понравился подарок? — спросила она.

— Да, — уверил ее Гарри. — Но я надеюсь, мне не понадобится ждать целый год следующего. Кстати, я вспомнил, что у меня тоже есть для тебя подарок.

— Но у меня же не день рождения.

— А он не на день рождения.

Гарри выпрыгнул из постели, подобрал с пола брюки и зашарил по карманам, пока не обнаружил небольшую, обтянутую кожей коробочку. Он вернулся к кровати и опустился на одно колено.

— Эмма, милая, — обратился к ней Гарри, — ты выйдешь за меня замуж?

— Хорошо же ты смотришься там, внизу, — сказала она нахмурившись. — Ложись обратно в постель, пока не замерз до смерти.

— Не раньше чем ты ответишь.

— Не глупи, Гарри. Я решила, что мы поженимся, в тот день, когда ты приехал в особняк на двенадцатый день рождения Джайлза.

Гарри рассмеялся и надел колечко на безымянный палец ее левой руки.

— Прости, что бриллиант такой маленький, — добавил он.

— Он огромен, как «Риц», — заверила его Эмма, когда он вернулся в постель. — И раз уж ты все так хорошо подготовил, — поддразнила она, — какой ты назначил день?

— Суббота, двадцать девятое июля, в три часа дня.

— Почему именно тогда?

— Это последний день триместра, да и с университетской церковью мы не договоримся после того, как я уеду на каникулы.

Эмма села, схватила карандаш и блокнот с прикроватной тумбочки и начала строчить.

— Что ты делаешь?

— Составляю список гостей. Если у нас осталось всего семь недель…

— Это может подождать, — остановил ее Гарри, снова привлекая к себе. — Мне кажется, приближается новый день рождения.

— Ей слишком рано думать о свадьбе, — заявил отец Эммы, как будто ее вовсе не было в комнате.

— Ей столько же лет, сколько было мне, когда ты сделал мне предложение, — напомнила ему Элизабет.

— Но тебе же не предстоял самый важный экзамен в твоей жизни всего за несколько недель до свадьбы.

— Именно поэтому я взяла на себя все приготовления, — заметила Элизабет. — Эмме не придется отвлекаться, пока экзамены не закончатся.