Конвеер - Федор Московцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Из подсобки выбежали работники кухни, еще не осознавшие, что происходит. Душераздирающий крик гулко отозвался в служебном помещении:
– Помогите!
– Заткнись, чурка, перережу горло!
– Помогите! По-мо…
Улюлюкая и потрясая заточками, бойцы, как на охоте, преследовали персонал бистро, тщетно пытавшийся укрыться на кухне. Хрипя и отбиваясь, директор бистро, пожилой турок, пытался что-то выкрикнуть, но шум и улюлюканье заглушали его голос. Русич описал арматуриной круг над головой турка и резко опустил её, проламывая череп. Турок грузно повалился, в последних судорогах цепляясь за бахрому ковра.
Праздник суровой силы и блистательной молодости продолжался. Мамлюки отчаянно дрались за жизнь, с живостью южан набрасываясь на скинов, у кого-то оказались средства самообороны. Уже ничего не разбирая, схватились врукопашную, грызли друг друга, раздирая лица, отрывая уши. Сцена всё больше насыщалась динамикой и эмоциональным напряжением. Сопротивление жертв только сильнее раззадоривало нападавших, на чьей стороне было явное численное преимущество. Единая трепетная волна объединяла их – жажда крови. Предсмертные крики и стоны слились в протяжный вой. Штрум испытывал счастливые мгновения высокого художественного созерцания, любуясь с улицы этюдом в багровых тонах со всем кипением человеческих страданий – от этой картины исходило дыхание первобытных инстинктов. Выплевывая брань, Русич вместе со своими бойцами добивали тех, кто ещё шевелился на залитом вином и кровью полу. Ну как тут не насладиться этими прекрасными людьми, их гармоническим существованием, их уверенными действиями!
Женщины, прорвавшись к выходу, неистово кричали: «Люди! Помогите! Убивают!» Но эти крики были встречены хохотом обезумевшей толпы. Милиция была слишком далеко.
Опьяненные кровью и алкоголем, добытым в баре, манифестанты потихоньку утихомирились, и пиная ногами лежавших на полу жертв, стали покидать разгромленное заведение, превратившееся в кровавую баню. Глубоко трагедийное содержание этой картины оттеняла страстная скорбь женщин павших мамлюков, рыдающих и ломающих руки у входа.
Досталось и магазину ESPRIT, и некоторым другим торговым точкам. Штрум ощутил запах крови, захлестывавший улицу.
Со стороны ОМОНа, в который летели камни, бутылки, детали металлических заграждений, раздались первые выстрелы. Эти звуки предсказуемо испугали состав. Вслед за выстрелами, в толпу полетели гранаты со слезоточивым газом. На землю посыпались аргументы. Моб стоял на месте, утратив тот порыв, который был в начале. И на них набросилась армия вооруженных милиционеров со щитами. Такая поднялась хатабала, что все, как в бане под кипятком запрыгали. Из-за плеча Лимона Штрум увидел бегущих бойцов, и тут же развалился и побежал основной фланг. В числе бегущих оказались даже основные. Непонятно куда исчезли хаоты, которых Штрум безошибочно вычислил ещё на Исаакиевской площади, стоя на трибуне – которые разогревали толпу, крича «Смерть чуркам!», которые стали толкать народ в сторону Большой Морской, первыми выбежали на проезжую часть и стали бить стекла, ну и далее погнали толпу в сторону Невского. Где они сейчас? Где Раймонд, с которым был уговор: держаться вместе до конца?! – СТОЯТЬ!!! СТОЯТЬ, БЛЯДИ!!! – Лимон ревел, мощными оплеухами пытаясь собрать разбегавшихся школьников. Бесполезно. Штрум тоже стоял, так как давно запретил себе бегать в такой ситуации. Кроме того, его переполняла злость по поводу того, что кровавый эпос оказался недостаточно кровавым и на глазах превращался в совершенно безблагодатный фарс. По улице, блокированной с двух сторон милицией, волновалась встревоженная, растерянная толпа. Нет, таким составом милицейский заслон не прорвать. Штрум кричал на своих бойцов, пытаясь собрать всех в кучу, но в его хриплом, срывающемся голосе звучала безнадёжность. Он видел, как дрогнуло оружие в руках его воинов, как замерли ближайшие помощники, как на какой-то миг опустились ножи и отвертки, бейсбольные биты и арматуры. На какой-то лишь миг! Этот миг, полный трагического значения, стал для Штрума протяженнее века. Поняв, что не осуществит обещанный Раймонду прорыв на Невский проспект, Штрум окончательно осознал ошибочность выбранного курса: те, кто может за себя постоять, не нуждаются в нём и он им не интересен, а кто нуждается в его поддержке – недостоин её. Да, сейчас есть все необходимые умения, средства, ресурсы для ведения расовой войны. Но встаёт такой вопрос: а зачем это все? Что дальше? И что самое плохое конкретно в данный момент, он уже не чувствовал уверенность в благополучном исходе акции.
Но тут неожиданно омоновцы прекратили натиск. По мегафону к митингующим обратились с просьбой мирно разойтись и предупредили об уголовной ответственности за незаконные действия. В ответ на это в омоновцев снова полетели камни, бутылки, палки и всё что попадалось под руку. Штрум увидел, что новое нападение смог организовать Русич, тот самый белобрысый юнец, командир дружественной бригады, с которым совещались позади Ледового дворца. Вместе со своими основными он организовал заградотряд и погнал впереди себя толпу на омоновцев. Фанаты дружно скандировали в сторону милиционеров: «Сосали, сосёте и будете сосать!». В ответ омоновцы снова применили резиновые пули и слезоточивый газ.
В этом и был смысл бригады Русича – драться тогда, когда мало кто другой будет драться. Штрум вспомнил совместную акцию, когда сходились с толпой чурбанов, стенка на стенку, и Русич продолжал рубиться даже когда подъехали менты и стали принимать участников. А потом неожиданно исчез из под носа фараонов, которые закрыли даже многих тех, кто давно прекратил драку и побежал.
Сейчас же четыре десятка убийц бронировали своими торсами проход между домами, толкая пушечное мясо вперёд в сторону Невского на ОМОН. Русич вёл себя как подъемный кран, сорванный ураганом – подгонял и своих, и чужих. Штрум был поражён самообладанием этого неутомимого мастера. Фольксштурмовцы без лишних окриков укрепили собой заградотряд, выдавливая фанатов, скинхедов, прочих манифестантов, чтобы прорвать милицейскую оборону и выйти на главную магистраль города. Основные снова лихорадочно заметались в толпе, выплевывая брань, пинками и зуботычинами подгоняяя молодняк в атаку. В сторону омоновцев полетели бутылки, камни, прочие тяжелые предметы, которые только можно запустить и которыми можно травмировать. Силы правопорядка ответили слезоточивым газом.
Однако, градус накала сражения ощутимо не повысился. Балетный получился натиск. То, что происходило на передовой, походило на войну ужей с ежами: катится извивающийся колючий ком, глаголящий на десятки голосов. Дыма, конечно, больше чем огня, но и экстаз неподдельный имелся. Пушечное мясо с видимой неохотой наступало на омоновцев, омоновцы с явной неохотой пускали в ход дубинки, и только летящие с задних рядов камни и железные прутья заставляли милиционеров молотить наседавших манифестантов сильнее. «Сосите менты!» – взметнулся рёв и словно повис в загазованном воздухе.
Работая дубинками, омоновцы сплоченой стеной надвинулись на манифестантов и опрокинули передовую линию. Атака захлебнулась. Первые опрокинутые бойцы бежали буквально по головам своих товарищей, внося хаос и увлекая за собой потерявшее управление воинство. Ободранные бойцы метались, роняя боевой инструмент. Отборная брань густо просолила воздух.
У Штрума оставалась надежда на то, что его по достоинству оценит Коршунов, и если не даст карт-бланш на создание группировки или партии, то, возможно, хотя бы примет на работу в качестве начальника охраны вместо жуликоватых Блайваса и Радько. И Штрум, разогнав бесполезных шнурков, создаст достойный отдел охраны, укомплектовав штат проверенными людьми.
«Ничего, для первого раза сойдёт, и так уже внесено достаточно веское слово в великую повесть, которую пишет человечество», – решил он, оглядев мятущийся народ и толкнул Лимона:
– Уходим!
Бросив ножи и отвертки, они прошли мимо Макдональдса и повернули за угол. В переулке в условленном месте, напротив ведущей во двор арки, стоял знакомый черный Хаммер. Штрум прислонился лбом к затонированному стеклу – кажется пусто. Подергал двери – закрыто! Забравшись на мусорный бак, Штрум оглядел весь Кирпичный переулок, в обе стороны. Со стороны набережной Мойки переулок перегородил милицейский кордон – стена выстроилась на уровне входа в стриптиз-клуб Maximus. Штрум спрыгнул с бака:
– Порнография какая-то!
Он пнул ногой колесо Хаммера:
– Где Блайвас?
Нет, Штрум не пойдёт во двор без Раймонда и Блайваса, с которыми договорились тут встретиться, и которые непонятно где лазят. К командиру подтянулись пятеро основных и дали обстановку:
– На Гороховую не уйти – там менты принимают всех подряд. Что будем делать?
Штрум ответил на это легким пожатием плеч. И спокойно пошёл в сторону Малой Морской. Ему показалось странным, что этот коридор остался свободным. В том же направлении неслась вся толпа – страшные скинхеды, фанаты в синих шарфах, прочие неформалы, которых и в обычный день менты принимают за один только внешний вид. Семь грозных парней, основной костяк Фольксштурма двигался во главе со своим главнокомандующим.